Нынешняя жилплощадь Ёсана маленькая (всего то ли тринадцать, то ли пятнадцать квадратов, не суть), но ему достаточно. Живёт он один, домашних животных нет, друзья, за редким, единичным, исключением, в гости не ходят. Весь необходимый бытовой минимум присутствует, собственный небольшой балкон, приличный магазин под окнами, и новенькая спортивная площадка в шаговой доступности идут приятным бонусом.

Плюсов в маленьком метраже на взгляд Ёсана больше, чем минусов. На данный момент, по крайней мере. Отношений в целом, и тем более брака в ближайшее время он не планирует, для остального ему хватает. Какие тут могут быть отношения, когда Уён, не проснувшись, стоило только Ёсану встать, занял собой всё пространство раскладного дивана.

То самое единичное исключение. Дружеское настолько, что надо не забыть убрать использованные презервативы из зазора между подлокотником дивана и стеной.

Привычка убирать за собой сразу всё никак не вырабатывается, даже с учетом того, что потом убирать всё это сложнее. Сонхву бы от подобного удар хватил, но Сонхва, к взаимному счастью, не знает даже, где Ёсан живёт, не говоря о большем.

Мысль, что выползать из-под бока разморенного ласками Уёна не хочется, Ёсан отпинывает на задворки, в компанию к “не хочу, чтобы это заканчивалось” и “какая у него преступно красивая улыбка, за такую умереть не жалко”.

По идее, никто и не знает, что у них с Уёном так называемая “дружба с привелегиями”.

Во-первых, Уён, не смотря на свой характер, не любитель трепаться о сугубо личном (Ёсан да, хочет, чтобы их с Уёном отношения, чем бы они ни были, были для него сугубо личным, и признаёт это).

Во-вторых, они ни разу об этом не поговорили. И вряд ли поговорят в этот. Ёсан, по крайней мере, никакого желания обговаривать что-либо не чувствует. А Уён этот разговор первым не начнёт никогда.

Не было даже идиотских попыток в разговор, в духе клишированных “я упился до синих чертей и нихера не помню, просвети, почему мы оказались в одной кровати полностью голые”. Уён после самого первого раза ведёт себя как ни в чем не бывало, и Ёсан принимает правила игры.

Всё просто – Уён время от времени заваливается к Ёсану без предупреждения, дальнейшие события сводятся к чьему-то оргазму, потом они об этом не говорят. Всего три обязательных условия, ничего сложного. Меняются только вводные.

Иногда они приходят вдвоём, после совместной попойки. Уён каждый раз возмущается, как можно жить в такой коробке, Ёсан напоминает про общагу и ещё трёх соседей по комнате. Они пререкаются пока раздеваются и раздевают друг друга, а потом им становится не до разговоров.

Иногда Уён приходит сам, пьяным настолько, что кроме ночи в объятиях откровенно отдающего перегаром тела Ёсану не светит (моменты, когда Ёсан задумывается о минусах маленького метража, потому что ложить Уёа, кроме как к себе, некуда). Уён потом откупается либо едой собственного приготовления, либо походом куда.

Иногда Уён приходит, когда Ёсана нет. Не самых плохой вариант, на самом деле, потому что уснувшего Уёна можно распинать, покормить-напоить при необходимости и отправить в душ, если сам он этим не озаботился.

Иногда Ёсан думает, что Уён приходит, когда его нет дома, но не ждёт, а уходит искать приключений в другое место. Дальше мысль Ёсан не развивает. Они всё ещё не говорят о происходящем.

– Я чувствую кофе, – раздаётся сип с кровати.

Ёсан отхлёбывает из кружки специально громко.

Последовавшая тишиная должна быть намекающей, но Ёсан к намёкам глух. Двигаться с насиженного места у тумбы, чтобы налить кофе Уёну слишком лень. Тем более Уён ещё не встал, кофе остынет.

Маленькое намекающее молчание спустя с кровати раздаётся недовольное сопение, шорох ткани, кряхтение, и Чон Уён являет свой заспанный подопухший лик.

– Сделаешь мне? Пожалуйста? Пожалуйста-пожалуйста?

Ёсан вздыхает, чуть повышает голос, чтобы прервать зажевавшего пластинку нудения Уёна.

– Хорошо, только не нуди.

Не собирался ведь, но Уён сияет довольной улыбкой, сворачивая свою сирену. А свои уши Ёсану всё же дороги. Отделались малой кровью, славно.

– Я воспользуюсь твоей ванной? – Уён уже соскрёбся с кровати в сторону оной.

Ёсан машет рукой, не отрываясь от мытья второй чашки, хотя его разрешение Уёну не нужно.

– Снег!

Крик Уёна слышат все соседи вокруг. Следом раздаётся грохот (навернул что-то) и громкий топот.

– Ёсан, первый снег!

Ёсан оборачивается к окну и действительно – снежинки планируют за окном.

– Ёсана, а может это, по какао? – и глаза так и искрятся.

Потрясти своими запасами, или снарядить Уёна в кафе? Так ведь точно за собой потащит… С другой стороны, завтрак за чужой счёт, от которого Уён не отвертится.

Ёсан вздыхает.

– Собирайся тогда, у меня какао всё равно нет. С тебя круассаны.

Довольный вопль Уёна разрешает всё.

Сомнения формируются во вполне конкретные подозрения на Валентинов день. Символично.

У Ёсана в руках корндог (отстоянный в неравной борьбе с желанием Уёна отжать вкусняху у ближнего своего) и кофе, впереди на полшага Уён жалуется на свои злоключения в эту сессию, вокруг снуют парочки и недовольные сим фактом одиночки, и Ёсан не может отделаться от ощущения, что они на свидании. Не как обычно, когда они выбираются куда-то компанией или вдвоём, а именно свидание. Романтическое. Как у парочек.

Они всё ещё не говорят о том, что между ними происходит. Но, кажется, поговорят сейчас, прямо среди заполненной людьми улице, когда у обоих в руках по корндогу и кофе. Лучшее время и лучшее место, действительно.

– Уён.

Окликнуть-то легко, но вот озвучить вопрос, внезапно, куда сложнее. Ёсан подозревал, что так будет, но он уже начал, смысл сдавать назад. Всё равно рано или поздно им придётся разобраться в этом. Время и место, конечно, всё ещё лучшие. Может и правда отложить на попозже…

Уён останавливается и оборачивается, смотрит с вопросом, потому что Ёсан сам остановился и мысль свою не продолжает.

Вдох-выдох, Ёсан, вдох-выдох. Это как с прорубями – боже, и кто только рассказывал Ёсану про это, и почему он думает об этом именно сейчас. Страшно только оттолкнуться ногами от края и нырнуть.

– В каких мы отношениях?

Главное не думать о том, что потом можно не всплыть.

У Уёна выражение лица такое интересное. Как будто Ёсан сейчас сморозил лютую дичь. В духе я продал твою дискографию бантан и коллекцию армибомбочек на ибей за бесценок или Гордон Рамзи заканчивает карьеру повара и удаляет свой тикток.

Время и место таки совершенно неудачные, надо было отложить этот разговор на другой раз.

Уён смотрит молча, прохожие парочки и одиночки начинают оборачиваться на них, кидать друг на друга вопросительно-обеспокоенно, а у Ёсана в голове ни одной, даже самой тупой идеи, на что переводить тему.

Ещё немного, и уровень дискомфорта от пребывания в этой ситуации достигнет критической отметки, и Ёсан начнёт надеяться, что не всплывёт. Но Уён отмирает раньше.

– Ты серьёзно? Нет, ты серьёзно сейчас? А ты ведь серьёзно.

От тяжести вздоха Уёна хочется голову в плечи вжать. Уён окидывает толпу собравшихся зевак острым взглядом, останавливается на Ёсане, как пришпоривает к доске от дартс дротиком. Уён сокращает расстояние между ними за один широкий шаг, игнорируя нарастающую тревожность перешептываний. Он останавливается настолько близко, что ещё полгода назад их бы закидали камнями за вопиющие нарушение карантинных ограничений. Есан может почувствовать его дыхание.

– Мы встречаемся. Если не всё это время, то, мать твою, с этого момента.

Уён испепеляет Ёсана взглядом маленькую вечность. И Ёсан почти готов посыпать собственным прахом голову, но Уён резко разворачивается на пятках и стартует вдоль по улице. Ёсан срывается следом, и ему даже плевать, что кто-то из зевак точно снимал их на телефон и всё это может попасть потом в сеть. Сейчас надо догнать Уёна, пнуть его профилактически в лодыжку и согласиться что он, Ёсан, слепой дурак.

Губы точно потрескаются от улыбки.