Во рту слюна смешивается с кровью. Ледибаг сплевывает на землю и, щурясь, поднимает глаза. Контрастными тенями нависают обломки зданий — торчащая из них арматура в темноте напоминает корни вырванных растений.
Привычный пейзаж, в котором взгляд нехотя выхватывает ненужные детали, из-за всполохов фар и ночных фонарей размывается в одно сплошное «ничто».
Медлить дальше нельзя.
Одержимый, до того тянувший время, переходит в наступление, и каменным градом обрушивает обломки конструкций. Пронзительно орет автомобильная сигнализация. Вспышкой над головой мелькает Кот Нуар — крупные обломки обращаются в труху — и Ледибаг, лавируя по вспученному асфальту, оказывается возле одержимого и заламывает ему руки.
Тот орёт, брызжет слюной, но Ледибаг, сцепив зубы, молча скручивает ему запястья леской. Хватка у неё стальная, и одержимый быстро оставляет попытки вырваться, когда она для проформы бьёт его в солнечное сплетение. Он с хрипом складывается пополам.
Ледибаг со вздохом вытирает взмокший лоб, неприятно колет бетонной крошкой и грязью кожу. В окне раскуроченного автомобиля она ловит собственное отражение, подсвеченное фарами. Покрытые белой пылью спутавшиеся волосы липнут к коже, давно не красный от слоя арболитового праха костюм пропах бензином и пóтом.
Ледибаг морщит нос и тянется за йо-йо, чтобы закончить работу. Они с Котом гоняли одержимого почти до самого рассвета. Напарник выглядит сейчас не лучше неё самой и даже успел недавно пошутить, что им к костюмам недостаёт защитных касок. Она хмыкает, глядя на отряхивающегося вдалеке Кота.
Тот оборачивается и улыбается, блёклый свет уцелевших фонарей мягко отражается от его костюма. Ледибаг не успевает улыбнуться в ответ, как вдруг лицо Кота искажается, и он успевает только крикнуть:
— Сверху!
Последнее, что она делает, это вместе с одержимым откатывается в сторону.
***
Адриан отряхивает руки и моет их в ближайшем фонтане, на недолгий промежуток времени пренебрегая правилами приличия. От него пахнет гарью, пылью и металлом - вытаскивать Ледибаг из-под завала пришлось лишь после того, как он обездвижил одержимого в отрубе и отобрал у того заражённый предмет. Только после этого он позволил себе уничтожить тот завал, из-под которого виднелась рука в красной перчатке. Ледибаг - сама сталь, её не убьют эти сто двадцать секунд.
Кашляя кровью, Ледибаг вылавливает акуму из сломанного предмета и на издыхании запускает Исцеление. Город восстанавливается лишь отчасти, как и в последние пару раз, не до конца.
А после Адриан отволок развоплотившуюся — мертвенно-бледную и совсем не кажущуюся выплавленной из стали - Ледибаг к тем, кому требовалась помощь и где уже мерцали мигалкой кареты скорой помощи.
Ни он, ни Ледибаг за год работы рядом никогда не ставили цель узнать себя в реальности. Они оба понимали, что это лишь сделает их слабее, даст ещё одну уязвимость. Их отношения не должны были перейти в иную плоскость (о чём Адриан позволял себе бредить только во снах), это всё равно что заведомо проиграть войну, которая не успеет даже начаться. Учитывая, что они и так видели друг друга без трансформации во время экстренных ситуаций, они не стремились делиться именами. И Адриан в душе даже радовался, что обучается дома, и его будние состояли из методичного дом-работа-дистанционное обучение.
От Ледибаг пахло кровью и жжённой резиной, ею всю будто десяток раз протёрли асфальт. Подавив дрожь и тошноту, Адриан скрылся в проулке и дал квами наесться, прежде чем снова возвратиться к людям. Пока Плагг приходил в себя, Адриан проводил взглядом несколько карет скорой помощи, которые уехали с места происшествия.
Поморщившись собственным мыслям, Адриан в несколько прыжков возвращается к месту разрушения, не так далеко от коллежа «Франсуа Дюпон». В этот раз повезло, что зацепило только часть зданий, но вот пекарне досталось. Впрочем, благодаря стараниям Ледибаг, та восстановилась (видимо, её разрушение попало в категорию “пострадала непосредственно от рук одержимого”), а вот зданию неподалёку... Адриан присвистывает, думая, в какую копеечку влетит восстановление двух из пяти этажей.
— Кот Нуар, — полицейский подходит и отдаёт честь. Адриан вторит его жесту, после чего пожимает протянутую руку.
— Капитан Ренкомпри, сожалею, что снова встречаемся по этому поводу.
— Не беспокойтесь, мсье Нуар, уж лучше так, чем в тюрьме, - усмехается полицейский. Роджер Ренкомпри был из тех, с кем Кот Нуар и Ледибаг контактировали чаще всего - после или во время битв, и он всегда оказывал им посильную помощь с гражданскими.
Сложив руки за спиной, Адриан элегантно проскальзывает под приподнятой жёлто-чёрной лентой и идёт к остальным представителям служб спасения, которые только его и дожидаются.
— Господа, - Адриан становится по стойке смирно, незаметно сжимая руку с кольцом в кулак. Как же он ненавидит принимать отчёты вместо Ледибаг...
— В этот раз, можно сказать, удача на нашей стороне, — представитель врачей смотрит какие-то свои бумаги на планшетке, — ни одного погибшего и ни одного, соответственно, воскрешённого.
Адриан коротко выдыхает, и напряжение, похожее на беспрерывные комариный писк (а, может писк больничного мониторинга?) ненадолго исчезает, и он невольно растягивает губы в едва заметной улыбке.
— Что ж, и правда — госпожа удача сегодня милостива к нам. Итак, тогда действуем по обычной схеме: разбираем завалы, ищем пострадавших и молимся, чтобы этот одержимый оказался последним.
Длинные рассветные тени медленно начинают укорачиваться, и Адриан начинает мысленно отсчитывать до нового нападения.
* * *
Когда Маринетт открывает глаза, первое, что ей кажется — что она задыхается, ведь через горло протянута какая-то трубка. Глаза отказываются открываться, и из последних усилий Маринетт чуть двигает пальцем — и снова падает в пустоту.
У койки отчетливо ощущается чужое присутствие. Кто-то кладет руку ей на грудь и давит. Давит, и Маринетт кажется, что ребра прогибаются и чужая рука скребется в самое нутро. Маринетт хватает воздух ртом, пытается ухватиться за чужую руку, но пальцы смыкаются на пустоте. Она приоткрывает глаза и сталкивается с затопившими склеры черными зрачками - немигающий пронзительный взгляд - нечеловеческий.
Когда Маринетт приходит в себя в следующий раз, она уже может дышать самостоятельно, поэтому медленно, через боль и адскую тяжесть в каждой клеточке тела, открывает глаза. Щурится на белые стены, на яркий свет люминесцентных ламп, рядом никого нет. Внутри со вздохом шевелится нечто: рядом никого, поэтому не нужно отвечать на глупые вопросы про состояние и количество пальцев, ловя зайчиков в глазах от света фонарика врача.
Маринетт безумно не хочет вставать и вообще приходить в себя — она чувствует, как плотно голову стягивают бинты, в ушах еще ощущается тихое шуршание, будто она под водой или туда засыпался песок.
Маринетт помнит, как рушилось вечером здание пекарни, когда неподалёку было лиловое зарево обращения злодея, помнит свист сирен,и как потом её накрыла, кажется, паническая атака.
Думать больно, поэтому Маринетт решает отложить разбор воспоминаний на потом. Шипя, она поворачивает голову и вслушивается в эхо радионовостей из коридора.
«…рои, защищающие наш город, остановили нападение очередного злодея в южной части…»
Кто-то, громко смеясь, проходит мимо, и Маринетт не слышит часть новостей.
«…л ранен, но оказать помощь не дали, поскольку…»
Дверь резко распахивается, и звуки становятся громче.
«…страдало множество простых жителей, им своевременно оказывается помощь…»
— Маринетт! — Сабин вбегает в палату, на ходу теряя с плеч халат. Маринетт вздрагивает, морщится и улыбается — мама слишком громко плачет, и это пугает. Маринетт списывает это на лекарства и успокоительное, что мерно капает из капельницы, вливается через катетер. Морщась от окружения, Маринетт стоически терпит осмотр, тот самый злополучный фонарик в глаза и слабо, но чётко отвечает на вопросы. С каждым новым упоминанием недавних событий, предшествующих госпитализации, мысли в голове против воли перестают выстраиваться в цепочку. А может, Маринетт сама отказывается думать. И это связано не со страхом, а с банальной усталостью.
Пара ушибов, лёгкое сотрясение, перелом ноги, множественные гематомы и царапины...
Маринетт мысленно молится всем высшим силам, чтобы страховка могла покрыть её лечение.
***
Адриан стоит под душем, подставив лицо теплым струям. Часть вырванных в пылу битвы прядей волос, свалявшихся в паклю, наконец смываются в слив, и Адриан практически без проблем промывает голову, задевая синяки и шипя сквозь зубы.
Завернувшись в полотенце, он рассматривает лицо. Исцеление по бо́льшей части вернуло его лицу модельную безупречность, но только на первый взгляд - а вот порез, спрятанный в волосах, гематома на внутренней части плеча и левой ягодице, а также россыпь мелких порезов не прибавляют очков для съемки в модном журнале.
Зато накидывают за мужество.
Часы в спальне показывают четыре с копейками, и Адриан снова скидывает пропахшую дымом одежду в пакет на балконе, пряча под скамейку — при следующем патруле зайдёт в прачечную и за пару евро закинет постираться, а рядом купит кофе с булочкой. Хорошо, что на балкон редко заходит горничная, иначе возникли бы лишние вопросы.
Вдалеке тревожным переливом раздается сирена машины скорой помощи. Адриан мотает головой - на руках все еще ощущается тяжесть тела напарницы. Он против воли вздрагивает и невольно тянется к запекшейся ране на голове - к вечеру от нее ничего не останется. Вот тебе и кошачьи привилегии. У попавших под горячую руку одержимого людей таких нет.
Плагг привычно лежит в круглой коробке из-под Камамбера, вгрызаясь в чуть обветрившиеся края. Ещё один плюс пребывания дома на индивидуальном обучении — мало кто будет спрашивать, почему так сильно от тебя несёт сыром.
— Отец настаивает, чтобы я последние полгода сдал досрочно, — возвращается к прерванному нападением одержимого разговору Адриан. Плагг громко причавкивает, мол, я слушаю. — Тогда можно будет плотнее заняться работой.
— Всё надеешься пойти дальше в институт? — проглотив довольно-таки большой кусок, Плагг подлетает к своей подушке. Адриан переодевается в домашние штаны и падает на свою половину кровати, со скрипучим стоном потягивается конечностями во все стороны.
— Удалённое обучение имеет свои неоспоримые плюсы при совмещении с работой и жизнью героя-защитника. Хотя, думаю, это тоже можно отнести к работе. Много свободного времени, никуда ходить не надо на постоянной основе... Интересно, а Ледибаг ходит в лицей?
— Снова ты о ней, - чуть подвывает Плагг, с бурчанием зарываясь в наволочку. Адриан с лёгким смешком хлопает по возящемуся квами и грустнеет от собственных мыслей.
Нет, постоянные травмы в их тандеме были, к сожалению, константой, без них, сражаясь с маньяками-психопатами, было невозможно обойтись. И они уже не раз и не два оттаскивали друг друга в больницу, оставаясь в ролях: «Мы — герои-защитники, всё личное остается личным, безопасность превыше всего». За год, проведенный бок о бок, они научились обходить в разговорах на патрулях опасные темы, чтобы не узнать больше дозволенного.
Хотя порой очень хотелось.
Адриан снова широко зевает и накрывается одеялом, сворачиваясь в клубок. Он уже который раз замечает, что на кровати слишком много места. А может это в нём говорит кошачья натура.
***
Маринетт пьёт воду через соломинку, флегматично переключая каналы на телевизоре. Пока ей не разрешают читать, а передвигаться в гипсе - травмоопасно для окружающих, Маринетт развлекает себя просмотром (хотя, скорее, прослушиванием) новостей, сериалов и прочей телевизионной шелухи. Она включает основной новостной канал и слушает уже ставшей привычной сводной новостей о нападении.
Разрушено несколько домов… часть герои восстановили… погибших нет… здания уже взяты к реставрации из выделенного бюджета… мэр Буржуа просит людей быть стойкими… и снова сюжет о героях…
Палец Маринетт замирает над кнопкой переключения канала. Ей интересно, какой же сюжет покажут сегодня. Она их, можно сказать, коллекционирует, так как такие вот моменты показывают Кота Нуара и Ледибаг с новой стороны - с точки зрения местных жителей.
Картинка слегка зернистая, и с первых кадров Маринетт узнаёт момент — она слишком хорошо его знает.
Ледибаг и Кот Нуар стоят перед камерами, рассказывая репортёрам о произошедшей атаке. Точнее, рассказывает Нуар, а Ледибаг за его спиной молча смотрит на всё и всех, будто что-то просчитывая. Её внешняя расслабленность обманчива, Маринетт видит, как та в любую секунду готова принять удар.
Кот Нуар привычно рассказывает про источник взрывов и про то, откуда жертвы. И про то, что после снятия заклятия с одержимого, вернуть их силами возможно только тех, кто умер из-за воздействия акумы. И набирает грудь, чтобы принести соболезнования погибшим...
Когда к ним в кадр вбегает истошно рыдающая женщина и, глотая слёзы и сипы, умоляет воскресить её мужа, Кот Нуар замолкает, потупив взгляд. А Ледибаг напротив, загораживает его от женщины, и безо всякого сожаления всматривается в её лицо и сухо спрашивает:
— Он умер непосредственно от рук одержимого? — женщина от неожиданности икает, но отвечает:
— Нет. Его машина упала с моста! Незадолго до нападения! Помогите, умоляю!
— Он умер от действий одержимого? - кажется, Ледибаг даже не замечает её вскрик.
— Нет?..
— Тогда какие к нам вопросы?
— Н-но я же сама видела, как мёртвые встали! Вы же воскресили! Так помо-
— Мадам, - Ледибаг в третий раз прерывает её рыдания, поднимая руку в ограждающем жесте, — мы обратили вспять то, что сделал одержимый. Наша задача – защищать Париж, и мы это делаем. Но мы не возвращаем к жизни. Мы не боги. Запомните это.
Женщина, абсолютно поражённая этим ответом, оседает на брусчатку, будто силы покинули её в ту же секунду. Неравнодушные прохожие бросаются к ней, над толпой пробегает недовольный ропот. Ледибаг кивает.
— На этом всё. Кот, уходим.
— А?.. А, д-да…
Маринетт слушает сюжет до конца. Видит, как Кот Нуар и Ледибаг исчезают из кадра, после чего слово вновь берут аналитики, рассказывающие про становление защитников Парижа.
Опять.
Маринетт опять её преследует ощущение, что всё это было зря сказано именно так. Слишком безучастно, слишком грубо. Возможно, реакция Кота Нуара на действия и слова. Или, возможно, просто все тогда были в шоке.
Это было второе масштабное нападение, и Маринетт каждый сюжет пересматривает с содроганием. Ей страшно увидеть в списках на чёрном фоне имена близких и друзей.
Решив, что с неё хватит, Маринетт решительно выключает телевизор и устраивается поспать. Сон будет куда полезнее для её состояния, нежели вот такие моменты.