На роль следующей жертвы подходило двое: Джордж Пул двадцати девяти лет и Энисса Харрисон тридцати трёх. На последней странице личного дела Эниссы была указана повторная госпитализация и последующий летальный исход — она оказалась той самой самоубийцей-рецидивистом, которая довела дело до конца. Она покончила с собой буквально за несколько месяцев до прихода в город той твари, на которую охотились Дин и Сэм. Оставался Джордж Пул. Чистое везение: вычислить следующую жертву так быстро. Однако они до сих пор не знали, с чем имеют дело.

      Библиотека Пеории — небольшое двухэтажное здание с подвалом, полным бумаг городского архива. Первый этаж полностью занимал читальный зал и ещё парочка небольших залов, в которых, вероятно, проводились какие-то культурные мероприятия. Для собственно книг оставался второй этаж, и шанс найти что-то по оккультизму или мифологии среди классики и барахла вроде «Гордость и предубеждения» или «Джейн Эйр» стремился к минус бесконечности. Но зато в библиотеке работал бесплатный Wi-Fi. Сэм, с помощью миссис Чейз, местной библиотекарши, нарыл несколько тщедушных книжонок «по всему на свете и ни о чём конкретно» и погрузился в них, а Дин сел штудировать просторы интернета.

      Первым делом они перебрали все сущности, так или иначе связанные со смертью. Сэм склонялся к тому, что это может быть божество: на это указывало цикличность повторения самоубийств, и цикл этот всегда начинался в одно и то же время.

      — Может, Аид? — ни на что не надеясь предложил Дин.

      Сэм покачал головой:

      — Аид царствует в мире мёртвых, ему не за чем убивать людей. Так же, как и Хель, и Осирис. Это всё равно, что подозревать Люцифера. Слишком мелочно для них. Я думаю, если переводить на христианскую религию, это могло бы быть что-то вроде демона… шестёрки, прислуживающей кому-то. Даже если оно родом из язычества, в каждом пантеоне есть главный бог и все остальные. Нет, это что-то не то…

      Дин согласно кивнул:

      — Ну что, Сэмми, вот и пригодился твой Стэнфорд.

      Но какой ценой…

      Сэм ничего не ответил — эта тема у них поднималась редко и только в таких случаях, как этот, когда разговор не заходил дальше шуточек и подколов.

      Они сидели в библиотеке уже часов пять. Дин начинал психовать от монотонной работы, и они с Сэмом вскоре поменялись местами. Один сел за книги, второй за лэптоп. Это была отличная идея, потому что уже спустя минут десять Сэм радостно воскликнул:

      — Кажется, нашёл.

      Дин с огромным удовольствием отшвырнул от себя книгу-энциклопедию со статьёй о самых страшных богах и придвинулся ближе к брату, заглядывая в монитор через его плечо.

      — Ну-ка, умник, просвети.

      — Иш-Таб — древняя богиня индейцев майя, — начал зачитывать статью Сэм. — Богиня самоубийств и жертвоприношений, жена Ками. Также считалась богиней плодородия и, по всей видимости, выполняла роль психопомпа — существа, которое призвано сопровождать души умерших в другой мир. Индейцы майя относились к самоубийству довольно легко, они считали уход из жизни достойным поступком, который помогал им справиться с какими-либо неурядицами. Индейцы вешались из-за легкого уныния, из-за мелких неприятностей. Это, по их мнению, была возможность перейти к лучшей жизни, где их ждет множество наслаждений и награда за прошлые беды и страдания. Несмотря на то, что Иш-Таб считалась божеством смерти, её видели больше положительным персонажем, поскольку она провожала мёртвых в рай и, следовательно, была «райской богиней». Иш-Таб обычно изображают с петлёй на шее и трупным пятном на лице.

      — И почему это наш случай? — поинтересовался Дин.

      — Я думаю, Иш-Таб забирает души тех, кто ускользнул от неё в первый раз. К тому же, на каждом трупе был найдёт алый платок, возможно, это своеобразная петля. Чёрт, Дин, я не знаю. Это единственная зацепка, ничего лучше мы не найдём, а время идёт. Завтра у этого парнишки день рождения, и нам надо бы что-то придумать.

      — Ладно-ладно, если ты так уверен. Хотя я больше не нашёл ни одной богини самоубийств, так что всё выглядит более-менее логично. Мы знаем, как её убить?

      Сэм пожал плечами:

      — Информации очень мало, и никто ещё не пытался убить богиню, но я тут посмотрел… всех богов из майяского пантеона, вроде, можно убить их же оружием.

      — Повесить её? Задушить? Заставить убить себя?

      Сэм пожал плечами:

      — Понятия не имею. Больше ничего нет, будем делать то, что обычно делаем в таких случаях: импровизировать.

      — И как нам пересечься с этой красоткой?

      — Возможно, если мы не дадим парню умереть, она явится. Я в этом более, чем уверен — именно она оставляла после себя платки. Скорее всего, ей не понравится, если помешают заполучить чью-то душу в третий раз.

      — Чудненько, — отозвался Дин. — То есть, план такой: спасаем парня, мочим тётку?

      — Примерно. Господи, дела с ещё большими пробелами у нас, кажется, не было. Почти ноль информации.

      — Не дрейфь, братишка, — Дин хлопнул Сэма по плечу. — Помнишь охоту в Висконсине года три назад, когда мы вообще не знали, на что охотимся и как это убить? И ничего — справились. А теперь жрать и спать, я чертовски устал.

      — Ты целый день сидел и читал.

      — Знаю. Адский труд, — кивнул Дин, вставая с деревянного стула и разминая хрустящие плечи. — Как насчёт тако на ужин?

      Сэм согласился. Оптимизм Дина его настораживал: тот либо желал как можно скорее любой ценой расправиться с этим делом, либо в самом деле считал, будто они настолько везучи, что могут пойти на древнюю богиню практически с пустыми руками и очень скромным объёмом информации. Или ему уже было всё равно.

⛧ ✡ ⛧

      Джордж Пул сидел на водительском сидении небольшой серебристой тойоты в запертом гараже у своего одноэтажного дома. Работал двигатель, быстро и беспрепятственно загрязняя воздух выхлопными газами. Дин и Сэм успели вовремя — парень сидел, сжимая руль пальцами и рыдал, повторяя «нет-нет-нет… я не хочу… нет…». Он почти ничего не соображал. Когда Дин, одной рукой закрывая себе нос и рот курткой, второй попытался вытащить его из кабины, тот сопротивлялся изо всех сил, при этом продолжая рыдать и просить о помощи.

      — Давай, Джордж, шевелись. Живо!

      Руки Джорджа словно приклеились к рулю, его спина и ноги — к сидению. Даже затылок, упирающийся в подголовник, не позволял голове повернуться ни влево, ни вправо.

      — Блядь, — выплюнул Дин. — Сэмми! Его не вытащить, нужно вывести машину на улицу вместе с ним.

      Сказать было проще, чем сделать. Ноги Джорджа расслабленно лежали на педалях, но сдвинуть их не получалось. Он застыл живым рыдающим камнем, не способным ни на что, кроме шевеления губ и тихих всхлипов. Сэм рванул на улицу за Импалой, подкатил её вплотную к гаражу, вылез, помогая Дину зацепить буксировочный трос. Дин остался в гараже, Сэм вернулся за руль и дал газу. Несмотря на открытые настежь рольставни, воздух уже ощутимо давил на грудную клетку, мешая дышать. Дин остался в гараже, чтобы дать первый толчок и проследить за Джорджем.

      Как только серебристая тойота выкатилась на свежий воздух, Сэм выбежал из Импалы, ринулся к автомобилю Джорджа, чтобы открыть настежь все двери и попытаться снова вытащить его на свежий воздух. Парень обмяк. Голова съехала по стеклу вниз, упираясь подбородком в грудь. Сэм вытащил безвольное, но ещё дышащее тело на улицу, оттащил на газон, время от времени посматривая на выход из гаража — Дин всё не появлялся.

      — Дин, — позвал он, укладывая Джорджа и вскакивая. — Дин!

      На улице темнело. Их громкий шум наверняка мог бы привлечь лишнее внимание, но равнодушие людей сейчас играло им на руку. Если в современном мире кто-то и вызывает полицию, то исключительно по той причине, что были нарушены покой и тишина «мирных граждан».

      Болтающаяся под потолком лампочка без всякого абажура, висевшая на толстом куске чёрного провода, отбрасывала хаотичные куски света, выхватывая то угол, заваленный всякими инструментами и газонокосилкой, то стену со старым шкафом, внутри которого пылились кубки, медали и грамоты, то голый бетонный пол с несколькими каплями машинного масла. Дин стоял лицом к выезду из гаража, спиной пришпоренный невидимыми путами к тому самому шкафу с трофеями. Напротив него, метрах в двух, стояла высокая, метра два, женщина с длинными, почти до пола, распущенными чёрными волосами. Её алое платье, точно такое же, как и платки на трупах, волочилось по полу, неровной кровавой лужей растекаясь у ног. Сэм застыл, обдумывая дальнейший план действий. Верёвка, которую они прихватили с собой, осталась у Дина. Пистолет вряд ли сработает, к тому же, если он даст о себе знать, их уже ничего не спасёт.

      — Дин-н-н-н Вин-н-н-нчестер, — протянула нечисть (Сэм всё-таки не был на сто процентов уверен, что это именно Иш-Таб).

      — О, да я знаменитость, — просипел Дин. Что бы его ни держало — оно мешало ему нормально дышать.

      — Печальн-н-н-но известн-н-н-ная, — подтвердила всё тем же тяжёлым распевом женщина. — Я должн-н-н-на была забрать тебя ещё тогда, н-н-н-но ты улизн-н-н-нул от мен-н-н-ня. Ты, кон-н-н-н-ечн-н-н-но, н-н-н-несколько н-н-н-не подходишь под мои н-н-н-нын-н-н-н-ешн-н-н-н-ие критерии, одн-н-н-нако ради тебя я готова сделать исключен-н-н-ние.

      — Иш-Таб? — уточнил Дин, стараясь не смотреть на застывшего позади неё Сэма. Им нужно было знать наверняка.

      — Имен-н-н-но. Ты ведь весь прошлый вечер думал о том, что ран-н-н-но или поздн-н-н-но я приду за тобой. Я пришла. И готова обмен-н-н-нять твою душу на душу того парн-н-н-ня, которого вы только что так опрометчиво спасли. Кстати, где твой брат, Дин-н-н-н? Он-н-н-н зн-н-н-нает о тебе всё? Ему было бы очен-н-н-нь ин-н-н-нтересн-н-н-но послушать н-н-н-наш разговор.

      — Вот так просто? Моя душа в обмен на его?

      Иш-Таб улыбнулась. Лампа под потолком перестала мельтешить, практически замерев на одном месте. Теперь Дин мог как следует рассмотреть её. Смуглая, практически мулатка, лицо как будто без лица — как только Дин моргал, тут же забывал, как она выглядит. Только пятно оставалось на месте: тёмно-бурое, от брови до уголка губ, оно расплывалось на левой щеке, похожее не то на синяк, не то на родимое пятно. На шее — знакомый алый платок, выглядящий кровавым порезом. Платье из шёлка. Богини знают толк в одежде и явно имеют вкус — поднаторели в моде за тысячи лет существования.

      — Твоя душа побывала в христиан-н-н-нском Аду. Он-н-н-на в миллион-н-н-н раз слаще прочих. К тому же, приятн-н-н-но оставить с н-н-н-носом ваши н-н-н-небеса — он-н-н-ни слишком посредствен-н-н-ны и погрязли в бюрократии. Н-н-н-наш рай н-н-н-намного лучше. Тебе пон-н-н-нравится.

      — Я так не думаю, но спасибо за приглашение. Может, загляну к вам на огонёк как-нибудь в конце жизни, что скажешь? Лет так через семьдесят.

      Иш-Таб расхохоталась. Звонко и весело — ей действительно доставлял удовольствие этот несуразный диалог и смертный, пытающийся торговаться. Отсмеявшись, она вздохнула и вытянула руку перед собой ладонью вверх. В ней тут же возник нож — тот самый или точная копия того, каким Дин однажды пытался… да… это было точно такой же нож.

      — Тебе это пон-н-н-надобиться, — прошептала Иш-Таб низким голосом, вкладывая нож в его ладонь. Отошла на пару шагов назад и кивнула — Дин тут же против своей воли приставил остриё ножа к своей груди. Он пытался сопротивляться, но ничего не получалось — острый кончик, упираясь в ткань рубашки, давил всё сильнее, плавно и медленно входил внутрь, точно в середину старого шрама.

      Дин посмотрел на опешившего Сэма — у того в глазах непонимание и паника. Иш-Таб повернулась назад, замечая его. Перед тем, как со всей силы рухнуть на пол, Дин вдавил нож ещё глубже в грудную клетку. Последнее, что он увидел перед болезненным падением, — с диким рычанием бросившийся на богиню брат.

⛧ ✡ ⛧

      Когда Сэм свалил в Стэнфорд, Дину было двадцать два. Всего двадцать два, но он уже умел убивать больше сотни разных видов нечисти, собирать, разбирать и чистить огнестрельное оружие, делать обрезы, набивать патроны солью и отливать серебряные пули. Он умел точить мачете и ножи, мухлевать с чужими кредитками, разводить жирных обрюзгших алкашей в придорожных барах на деньги в бильярд или покер. Умел отлично лгать, искусно соблазнять девушек и, если того требовало дело, дамочек постарше; умел покорно следовать приказам отца, не задавая лишних вопросов и не ослушиваясь их. Дин, к тому же, умел заботиться о детях, так как вырастил младшего брата практически в одиночку; умел варить каши и макароны, воровать еду с прилавков магазинов, когда нечего было есть; забираться в чужие дома, взламывать замки и отключать сигнализации до того, как они срабатывали. Он умел копаться в архивах и расследовать дела, умел притворяться напарником липового агента ФБР, сотрудником ЦКЗ, рейнджером и всеми теми людьми, чьи маски-должности могли бы помочь им выудить из свидетелей информацию. К своим двадцати двум Дин выкопал больше сотни могил, посолил и сжёг примерно столько же разлагающихся трупов, закрывая глаза на общепринятые рамки морали. Дин умел спасать людей.

      Дин вообще-то был талантливым парнем и умел много чего, но понятия не имел, что делают люди в разлуке со своим близким и любимым человеком. Как справляются с чувством предательства? Как живут, зная, что им предпочли нечто другое?

      Дин никогда всерьёз не задумывался о том, что у него есть сердце. Оно, молодое, не болело и никак не тревожило его, так что зачем бы ему задумываться о самом главном органе в своём организме? И, быть может, Дин так бы и продолжал жить более-менее спокойно, пока это сердце не начало болеть.

      Отец не разрешал ему ездить в Пало-Альто. Пожалуй, это единственный приказ Джона, который Дин нарушал из раза в раз. Стоило им оказаться где-то поблизости (в пределах одного-двух штатов от Калифорнии), как он, забирая Импалу, гнал в южный городок, чтобы просидеть в засаде возле кампуса, издалека наблюдая за жизнью брата. Сидя в машине, Дин смотрел, как по утрам Сэм выходил на пробежку, а возвращался обязательно с двумя стаканчиками кофе и бумажным пакетом в руках — наверняка приносил сладости и свежую выпечку своей новой подружке. Дин знал о ней. Джессика. Красивая пышногрудая блондинка — вот, кто теперь раздвигал перед Сэмом ноги и стонал ему в плечи. Вот, кто теперь видел его слёзы от оргазма, целовал тонкие губы, трогал красивое тело.

      Сэм молодец. Он двигался дальше и хорошо справлялся без Дина. Если бы не было так горько — Дин бы гордился им. Он знал, что Сэм не вернётся: у него была другая жизнь, спокойная и «по расписанию». Та, о которой он мечтал, та, о которой рассказывал Дину, делясь с ним планами на будущее.

      Сердце болело катастрофически. Дин остервенело копал всё новые и новые могилы, без жалости жёг трупы, избавляясь от призраков, и гнал отца дальше по штатам, не давая им и дня на передышку. Джон предлагал: «Давай отдохнём хотя бы сутки, сынок, ты неважно выглядишь», но Дин мотал головой. Он садился за руль и жал на газ, плавя фарами темноту до тех пор, пока впереди не показывались первые огни очередного небольшого городка. Долго так жить не получилось — спустя время организм начал сдавать. Дин не высыпался, терял ловкость и сноровку, но стоило ему поспать чуть больше трёх-четырёх часов, как появлялись силы думать о Сэме. Это становилось всё невыносимее. И тогда Дин понял, что нужно сделать.

      На трезвую голову он бы не решился, поэтому купил на оставшиеся в кармане деньги бутылку «Хосе Куэрво», выждал момент, когда отца не будет рядом, и сделал это затупившимся после охоты на гуля ножом — воткнул его себе в грудь, надеясь выковырять больное сердце, сделать душевную боль физической, чтобы вскоре забыть о ней навеки. Он проворачивал и проворачивал скользкую от хлынувшей крови лакированную рукоятку до тех пор, пока не отключился, падая в пустое прекрасное забвение без мыслей о Сэме.

      Его нашёл отец. Бесчувственного, истекающего кровью на полу возле кровати. Тут же отвёз в больницу, где восемь часов пытались спасти его никчёмную жизнь. Очнулся Дин уже в палате с кучей пищащих приборов вокруг, капельницами в венах и тонким одеялом, накинутым до пояса. Рядом с кроватью на стуле сидел усталый отец, выглядящий ничуть не лучше какого-нибудь зомби из того множества фильмов про апокалипсис и заражение.

      Первое, что спросил Дин, было сиплое:

      — Я что, не умер?

      Джон хотел бы его придушить своими руками, но в тот же момент Дин начал плакать. Он впервые видел, как Дин плачет. Сэм ревел постоянно — он не держал эмоции в себе и редко скрывал их от мира, но Дин… Его храбрый солдатик…

      — Сэму скажем, что это был оборотень, — предупредил отец вместо того, чтобы спросить о самочувствии. Впрочем, по виду Дина было понятно, что чувствовал он себя не шибко здорово.

      «Сэму плевать», — подумал Дин и снова отключился.

      Уродливое сердце продолжало болеть. Не стоило так много пить перед тем, как убить себя: он, охотник со стажем, не смог найти ножом собственное сердце! Идиот. На боль наслаивалась слабость и тянущая колкость от свежих швов на груди. Дин повторил бы попытку снова и уже на трезвую голову, если бы отец хоть на минуту оставил его одного, но нет — отныне Джон всюду брал его с собой, а, оставаясь в мотеле, просил Дина не закрывать дверь в санузел. Стал спать ещё более чутко.

      Джон понимал, почему старший сын сделал это, а потому ничего не сказал. Его мальчики срослись в сиамских близнецов по его вине, уже поздно сокрушаться по этому поводу. Он не знал наверняка, насколько далеко всё зашло, зато знал, что сделал бы нечто подобное, если бы вдруг у него забрали Мэри до того, как родились сыновья, ради которых он и жил.

      Дину не становилось лучше, и тогда Джон ушёл без объяснений. Просто пропал. Он знал: чтобы найти его, Дин обратится к брату, пускай и мог бы справиться с поисками один, но Джон дал ему повод гнать в Пало-Альто. Джон оставил ему Импалу. Он только надеялся, что Дин не станет убивать себя в тот же момент, как поймёт, что остался один.

      Джон был худшим отцом, но он любил своих сыновей, и знал, что Дину будет лучше с братом. Что только Сэм выбьет из головы старшего это желание убить себя. Если Сэм будет рядом, у Дина исчезнет повод даже думать об этом. Желтоглазый стал хорошим предлогом, прикрытием для истинных мотивов.

      Дин сделал всё, как Джон и предполагал — он следил за ними и знал, что они ищут его, попутно охотясь на тварей. Он оставил им свой дневник со всеми необходимыми записями и был уверен, что вскоре всё станет как раньше.

      …сердце больше не болело. Сэм целовал шрам на груди Дина, уделял ему больше всего внимания, его руки и губы магнитом тянулись к этому месту, словно Сэм чувствовал, из-за чего появился этот шрам. Дин не знал, спит ли с ним Сэм потому что хочет этого или по старой привычке. И не хотел знать: его устраивало создавшееся между ними хлипкое равновесие. Всё постепенно становилось как раньше.

⛧ ✡ ⛧

      Сначала Сэм позволил Дину заговорить богиню только для того, чтобы убедиться: это точно Иш-Таб и они знают (надеются, что знают), как её убить. После он, вместо того, чтобы приступить к действиям, как идиот, вслушивался в диалог и пытался вникнуть в его смысл. Всё, что он понял из разговора брата с богиней, — когда-то давно у Дина была попытка самоубийства. Скорее всего, в тот момент, когда он жил в Пало-Альто, иначе бы он точно узнал о таком. Знал ли отец? Наверняка. И они оба ничего ему не сказали?

      Вопросов только прибавлялось, Сэм уже не надеялся узнать ответы на все из них: за долгие годы их накопилось слишком много. Он задушил богиню голыми руками — настолько зол был из-за того, что она заставляла Дина делать с собой. Обрушился на неё горой мышц и рёва из-за спины, обошёл в мгновение и, прижав к стене, стискивал пальцы на шее до тех пор, пока она не опала на пол, растворяясь в ничто. В руках у Сэма остался шёлковый алый платок.

      После этого он сразу же упал на колени перед братом. Дин тяжело дышал, приходя в себя, прижимая ладонь к груди. Сэм откинул его руку и задрал рубашку, осматривая рану: глубокий порез, но ничего серьёзного, хотя швы всё-таки нужно будет наложить. Вставая с коленей, Дин кряхтел, что всё в порядке. Сэм не верил ему больше, чем когда-либо.

      — Пионерский отряд, блядь, — выплюнул Дин, пиная попавшийся на глаза алый платок. — Ненавижу красный!

      Сэм нервно усмехнулся. Им следовало проверить Джорджа и вызвать для него скорую. Со всем остальным они разберутся в номере.

⛧ ✡ ⛧

      Сэм долго молчал. В контексте жизни в целом и в контексте сегодняшнего дня в частности. Он молчал по дороге в мотель, без слов наложил швы на свежую рану Дина, ничего не сказал, когда тот ушёл в душ. Больше он безмолвствовать не собирался. Дин это понял сразу же, как только вышел из душевой, переодевшийся в чистую одежду. По жёсткому взгляду зелёных глаз, поджатым губам и решительно подобранному подбородку. Сэм сидел на краю кровати, уперев локти в колени. Смотрел исподлобья. Очень злой и растерянный одновременно.

      — Дин, — только и произнёс он.

      Дин взял один из стульев у небольшого обеденного стола, пододвинул к кровати, сел вплотную. Так, что их с Сэмом колени проникли друг в друга как детальки конструктора.

      — Дай угадаю, ты хочешь поговорить об этом, — предположил он, тяжело смотря на брата.

      —Да, Дин, мы поговорим. Обо всём поговорим: о нас с тобой, о том, что сейчас произошло, и обо всём том, что ты складируешь в своей голове. Я много лет довольствовался твоим молчанием, больше не буду.

      Дин прикинул: эти все разговоры в целом сводились к одной константе: мы с тобой. Ты и я. Всё из-за нас.

      — А разве всё это время мы не разговаривали? — удивился Дин, всеми силами пытаясь избежать предстоящего разговора. Он знал, о чём Сэм, его умный братишка-ботаник, спросит: «Дин, почему Иш-Таб хотела убить тебя? Ты уже делал это однажды? Я хочу всё знать!». Блядство. Он надеялся, что его секрет навсегда останется вместе с ним и отцом, но Джон умер, и вряд ли бы он хоть когда-нибудь разболтал всё Сэму.

      — Мы не разговаривали, Дин. Мы ебались, как два кобеля — и этим разрешали наши споры! Сексом! Чёрт возьми, каждая наша ссора, каждая попытка поговорить заканчиваются постелью! О чём ты мне сейчас говоришь?

      — Ладно! — начал закипать Дин. — Как ты это видишь? Что я подхожу к тебе и говорю: «Эй, братец, давай поговорим о том, что наши члены и наши пальцы и даже наши языки бывают друг в друге, о том, что мы спим в одной кровати, а все вокруг считают нас любовниками, но это не отменяет того крошечного незначительного факта, что мы все ещё братья»? Так ты это видишь?

      — Прекрати паясничать, — Сэм пытался говорить спокойно. Если он начнёт орать — Дин тоже начнёт орать, в итоге они начистят друг другу морды и разбегутся по разным углам, городам, мотелям, пока жизнь не сведёт их снова. — Почему Иш-Таб хотела убить тебя?

      О, да неужели.

      — Прежде чем задавать вопросы — хорошенько подумай, нужно ли тебе знать ответы, — предупредил Дин.

      — Я хочу знать всё. Потому и спрашиваю. Ты пытался убить себя?

      Ладно, братишка, давай устроим сеанс психотерапии.

      — Да, — ответил Дин. Легче не стало.

      — Когда? Почему я ничего не знал об этом?

      — Потому что тебя не было рядом. Ты был в Стэнфорде. Потому что ты ушёл, Сэм. Оставил нас с отцом вдвоём. Потому что я понятия не имел, что между нами. Потому что ты отлично жил без меня своей сахарной жизнью с пробежками по утрам вдоль пляжа и кофе с крендельками на завтрак. Потому что ты трахал эту свою Джессику, и ни разу не позвонил мне. Потому что, когда ты свалил, я понял, что не знаю, как выглядит жизнь без тебя. Мне было хреново. Я знал, что ты не вернёшься. Я бы сделал это ещё раз, но отец потом с меня глаз не сводил. Жизнь без тебя такое дерьмо.

      Сэм подался вперёд. Сжал его руку в своих ладонях.

      — Дин.

      — Не надо, Сэм. Это не твоя вина, а моя. Я не смог справиться со всем без тебя. Я больной, это понял даже отец. Он ведь специально свалил от меня: надеялся, что я полечу к тебе, что ты мне не откажешь, и я приду в норму. Я почти уверен в этом. Он слишком хорошо нас знал, или мы слишком плохо скрывались.

      Сэм вспомнил, как они трахались в Импале на парковке мотеля. Отцу ничего не стоило проснуться, не обнаружить их и рвануть осматривать прилегающую территорию. Боже, что за идиотами они оба были, а тогда казалось, что они отлично маскируются.

      — Вы ничего не говорили.

      Дин кивнул:

      — Потому что ты бы возненавидел отца. Просто потому, что он не уследил. Стал бы винить себя. А виноват только я.

      — Прекрати думать, что ты несёшь вину за всё на свете. Мне не стоило уходить. И я бы не ушёл, если бы ты только попросил. Если бы сказал мне, что я значу для тебя столько же, сколько ты значишь для меня. Я умолял тебя поговорить о нас, но ты не хотел, и я не был уверен, нужен ли тебе. Вы с отцом всегда прекрасно справлялись без меня. Я думал, что ухожу от брата, а не от любимого. Я бы не смог жить рядом с тобой, зная, что ты не чувствуешь того же.

      — Ты отлично держался. Нашёл себе подружку, — хмыкнул Дин, рассматривая свою руку в капкане ладоней Сэма.

      — Боже. Джессика… я любил её. Как любят сестёр в нормальных семьях.

      — Но ты спал с ней? — это не имело особого значения и никак не сказалось бы на их отношениях, но Дин хотел знать. Просто хотел знать.

      — Несколько раз. И не то чтобы мне это нравилось. Мы больше дружили. Заботились друг о друге. У неё умерла мама, я в какой-то степени потерял вас с отцом. Мы помогали друг другу.

      — В этом всё дело, Сэм. Ты умеешь справляться без меня. Ты четыре года прожил отдельно, и не собирался что-то менять. А пока я был в аду наверняка потрахивал эту… Руби. Демоншу, Сэм! Ты помнишь, чем всё это закончилось.

      Ну разумеется он помнил — не так уж много времени прошло.

      — Дин. Я не трахался с Руби. Откуда тебе знать, каково мне было без тебя? В Стэнфорде я жил только мыслями о том, как сильно я хочу вернуться, и что делать этого было нельзя. Мне казалось, стоит явиться, и отец сразу же всё поймёт. Пока ты был в Аду — я землю носом рыл, пытаясь найти способ, как вернуть тебя ко мне. Я вызвал демона перекрёстка. Снова. Умолял забрать себя вместо тебя, мне не нужно было ни десять лет, ни год — только знать, что ты не мучаешься в Аду. Хотя ведь отец тоже был там, но я бы не стал делать это для него. Я постоянно пил. Так много, что даже не помню, чем занимался ещё в это время кроме сосания бутылки и поисков твоего спасения. Мы зависимы друг от друга, Дин. Это очевидно. Всё, что когда-либо имело для меня значение, — это ты. Так что скажи мне сейчас, скажи сразу: что между нами? Мы братья с привилегиями? Любовники?

      — Сэм, ты идиот, — Дин покачал головой. — Почему тебе всегда нужно словесное подтверждение? По-твоему, я каждого встречного пускаю за руль детки? Или тот факт, что я не сплю больше ни с кем, кроме тебя, ничего не говорит? Что я даже не смотрю на людей так, как мог бы старый Дин, тот, который хотел показать отцу, какой он классный. Думаешь, я такой охуенный альтруист, что с каждый первым иду на компромиссы? Отдаю тебе последнее пиво, разрешаю слушать твою музыку в детке, жру иногда твои отвратительные салаты только потому что ты просишь, делаю все эти мелочи — просто потому что мне всё это нравится? Думаешь, я продал за тебя душу и провёл сорок лет в Аду по приколу? И будь я проклят, если не сделаю этого ещё раз. Я убью ради тебя кого угодно, и умру, чтобы ты жил. Я столько раз прощал тебя: и за Руби, и за демонскую кровь, и за все обидные слова, и даже за Стэнфорд и Джессику. За твои вечные ссоры с отцом. За всё. Разумеется, я люблю тебя, Сэм. Я думал, ты намного умнее, чтобы понять это без слов. И ещё, пытаясь проковырять в себе дырку, я думал о том, что ты предал меня. Думал, что не нужен тебе так, как ты нужен мне. Вообще-то я до сих пор так думаю. Потому и не хотел начинать этот разговор.

      Сэм долго молчал. Он ласково поглаживал подушечкой большого пальца тыльную сторону ладони Дина. Тот молчал тоже — всё самое важное было сказано.

      — Почему… — Сэм попробовал сформулировать мысль более чётко. После всего произнесённого в голове плавал кисель. — Почему ты, в таком случае, разрешаешь миру думать, что мы друг другу любовники, а мне можно касаться тебя только в постели? Почему я не могу поцеловать тебя вне простыней и подушек? Почему не могу взять за руку, когда тебе это нужно и когда мне хочется? Зачем мы до сих пор притворяемся братьями, если и так понятно, что мы нечто большее? К чему всё это?

      Дин пожал плечами:

      — Я не знаю. Не думал, что для тебя это так важно.

      — Ну почему ты такой придурок? — простонал Сэм, опуская лоб на их сжатые руки.

      — А сам-то, — тихо пробурчал Дин. — Съебался ни с того, ни с сего. Что я должен был думать?

      — Ты должен был поговорить со мной. И тогда ничего бы не было, — возразил Сэм. — Ладно, иди сюда.

      Сэм потянул Дина на себя, скрипнул отодвигаемый стул. Они улеглись на кровать. Дин поморщился — свежие швы тянуло забытой болью. Сэм устроился рядом, обнял чуть ниже груди, прикрыл глаза.

      — Есть что-то ещё, что мне нужно знать? — спросил он на всякий случай, хотя плохо представлял, что ещё могло бы настолько шокировать его, как самоубийство Дина и его откровение. Но на всякий случай спросить стоило.

      — Нет, — честно ответил Дин.

      Пока нет. Кто знает, что будет дальше — он никогда не любил ковыряться в своих душевных болячках, а тем более напрягать ими брата.

      — Знаешь, Дин, в чём твоя проблема? — прошептал Сэм ему куда-то в щёку. — Ты считаешь, что недостоин счастья. Поэтому и выдумываешь тысячу причин, которые кажутся тебе очень логичным. Но на самом деле, они все не могут стать настоящей причиной, по которой мы не можем быть вместе в полной мере. И ничто не может стать таковым.

      Звучало убедительно. Правдиво. Сэм слишком хорошо его знал. Дин ничего не ответил, но Сэм и не ждал — он приподнялся на локте, заглянул брату в глаза и попросил:

      — Пообещай, что теперь всё будет по-другому. Что ты будешь делать то, что тебе хочется.

      — Ладно, — легко согласился Дин, кивая.

      — Ладно? — переспросил Сэм. Слишком быстро Дин сдался.

      — Ладно, Сэмми, — твёрдо и уверено ответил Дин. А потом рывком поднял их с кровати, хватаясь за футболку брата ладонью и, не обращая внимания на ноющие швы, вцепился в рёбра Сэма обеими руками и крепко поцеловал его. Впервые за много лет не в горизонтальной плоскости.

⛧ ✡ ⛧

      Стиральный барабан медленно пережёвывал бесформенную груду однотипных клетчатых рубашек, однотонных футболок, носков и нижнего белья. Машинка мерно гудела, время от времени подрагивая и скрипя. Сэм не удивился бы, узнав, что этой старушке лет больше, чем ему. Остальные машины молчали: в такой поздний час (половина первого ночи) в прачечной совсем пусто. Если представлялся шанс, Дин и Сэм стирали свои вещи в круглосуточных прачечных с самообслуживанием, в ином случае старались приходить совсем ранним утром или за час до закрытия, потому что объяснять зевакам, почему вся одежда выглядит так, будто они только что совершили кровожадное убийство — малоприятное занятие. В этот раз повезло: в десяти минутах от мотеля оказалась круглосуточная прачечная, ожидаемо одинокая и прекрасно свободная от людского присутствия.

      Сэм сидел на полу, гипнотизируя слипшийся в одну массу ком одежды — где его, а где Дина не разобрать, да и неважно. Как только их размер более-менее сравнялся (не считая, конечно, джинсов, потому что Сэм вымахал двухметровой каланчой), они стали таскать вещи друг друга без разбора. Не как девочки-подружки, желающие освежить свой гардероб без особых затрат, но, скорее, как люди, так близко и тесно проникнувшие в тесное пространство друг друга, что любая вещь являлась общей.

      Дин, на которого напал ночной жор, свалил искать ближайшую круглосуточную забегаловку, чтобы чем-нибудь подкрепиться. Звал с собой Сэма, но тот остался сторожить вещи. «Брось, Сэмми, никто не спиздит твои розовые стринги, — уговаривал он. — Никому не нужно наше барахло». Может и так, но это было их единственное барахло, они не имели, как все нормальные люди, гардероба или хотя бы шкафа с одеждой: в первую очередь потому, что не имели на это достаточно средств, во вторую же потому, что багажник Импалы под завязку набит всевозможным оружием, заднее сидение нередко служило им спальным местом, когда от одного города до другого часы и часы езды, а рулить уже не оставалось сил. Сумки с вещами в лучшем случае ездили на полу, и большой ценности им не придавали, но и остаться совсем без них не хотелось.

      Дверь тихо открылась, и Сэм, глянув в искажённое отражение круглых люков стиралок, смотрящих своими пустыми сонными глазами ровно на вход, увидел вошедшего брата. Дин бодрой походкой пересёк несколько метров и плюхнулся рядом с ним на кафель, касаясь своим бедром его. Они только вчера закончили очередное дело, обычный призрак и ничего интересного, и потрепало их в этот раз не так сильно, как обычно. Новой охоты пока не наблюдалось: её не искали. Дин предложил остаться в городе на денёк-другой. Лето подходило к концу, август выдался тёплым и пряным. Городок прибрежный. Не из тех, где толпами ходили туристы — из тех, которые поменьше и без достопримечательностей, из тех, где пляжи не совсем удобные, а местным совершенно нечего предложить гостям. Из тех городов, что вымирают с наступлением темноты, и тишина плотным слоем ложится на улицы, кое-где взрываясь резким смехом редких ночных компаний подростков, пьющих пиво в тайне от родителей. Идеальный город. А Дин давно не купался в чём-то, больше ванных в редких мотелях подороже (в основном всюду устанавливали душевые кабины). Разве мог Сэм отказать? Разве ему самому не хотелось размочить свои болящие кости в тёплой солоноватой воде на каменном пляже, где, кроме них, даже в будний день не было никого?

      — Держи, братишка, — Дин сунул в руки Сэма ещё тёплый сандвич, завёрнутый в бумагу и пластиковый пакет. — Побольше овощей, поменьше всего жирного и вредного.

      — Спасибо, — Сэм улыбнулся, принимая свёрток. Осмотрел его: выглядело неплохо. Поджаренный хлеб, торчащие куски салата, помидора и огурцов, сыр и несколько ломтей ветчины, пропитанных соусом.

      — Эти ребята уже закрывались. Еле уговорил их сделать пару сандвичей. Может, люди и не совсем дерьмо, — задумчиво протянул Дин, поворачивая голову и смотря на ворочающиеся, как бессонные люди в постели по ночам, вещи.

      — Да неужто, — хмыкнул Сэм.

      — Завались, — вяло отбил Дин. — Ну что, никто не спёр твои девчачьи трусики?

      Сэм закатил глаза:

      — Я смотрю, тебе нравится думать обо мне в чём-то таком, а, Дин? Обо мне в каких-нибудь женских розовых трусиках с пошлым бантиком спереди и тонкой полоской ткани сзади.

      Дин, только что собиравшийся откусить кусок побольше, отвёл еду ото рта и сглотнул. Перехватил взгляд брата в стиралке, поднял бровь. Подумал с минуту, представляя, как бы смотрелся Сэм в чём-то розовом и, может быть, шёлковом. Ему это… понравилось. Похоже. Он наклонился поближе к Сэму и шепнул в нескольких сантиметрах от его уха, сделав голос максимально хриплым и возбуждающим:

      — Ох, Сэмми… Но знаешь… ещё больше мне нравится видеть тебя вообще без всяких шмоток. Твоё тело… М-м-м-м… — Дин влажно лизнул ухо Сэма кончиком языка, спустился ниже, обхватив губами мочку, ласково прикусил её и вжался ртом в тёплое, сухое и еле уловимо пахнущее потом местечко за ухом. Задышал чаще, невольно сжимая пальцами остывающий ночной перекус.

      Сэм улыбнулся, прикрывая глаза и слыша тяжёлый голос брата:

      — Как только мы окажемся в номере — я тебя хорошенько трахну.

      Брат так и не начал называть их занятия сексом иначе, но теперь Сэм знал наверняка, что на языке Дина Винчестера это значило нечто более сакральное, интимное, честное и ласковое.

      В общем-то, это звучало как обещание, и Сэм абсолютно не возражал.