плохой коп, хороший коп

— Зайчонок, давай сыграем в догонялки, м?

Когда Хёна оставили на Юци, она была более чем взволнована. Дети это вообще другой, параллельный мир, и она с ним не пересекается от слова совсем. Никогда, в смысле, старается не пересекаться. Но это другой случай — и не то чтобы ей за это заплатят (если бы Шухуа была намерена заплатить за присмотр за своим сыном, она бы наняла няню), но, Юци надеется, хотя бы не настучат по голове. Да, у Юци хреново получается следить за детьми. За ней тоже иногда кому-то следить нужно.

Мальчишка кивает, откладывая формочку-цветочек в сторону. Слепленные пирожные остаются на воображаемой кухне — деревянном бортике, а на его руках остаётся полпесочницы, кажется. Юци отряхивает его ладони перед тем, как достать из рюкзака влажные салфетки. С утра Суджин проинструктировала — что, как и в какой ситуации, поэтому теперь у Юци с собой носовые платочки, детское пюре в тюбике (со вкусом фруктового салата, и она сама бы с радостью его съела, если на то пошло), бутылка воды и пластыри с гоночными машинками.

— Ты вóда! — кричит он и начинает убегать от Юци в сторону горки. Получается довольно неуклюже, но для трёхлетнего мальчика вполне себе быстро. В любом случае Юци старается не усердствовать в играх с детьми, потому что боится, что они сломаются или что-то вроде того. Она оставляет рюкзак на скамейке и с шуточным «а-ай сейчас как догоню-догоню!» бежит — идёт маленькими шажками — за мальчиком. Хён прячется за балкой, поддерживающей второй этаж горки. И когда Юци нарочито медленно заглядывает за неё — пугается, взвизгивает от неожиданности и в ту же секунду весело устремляется к качелям — чтобы убежать подальше. Юци становится не до смеха ровно в тот момент, когда чужой ребёнок решает спрыгнуть с качелей.

— Хён-и! Стой, сейчас же!

Мальчик оборачивается, строит рожицу, но бежать не перестаёт, и в конце концов

бум!

В следующую секунду Юци уже готова взвыть, пробить себе лицо ладонью или провалиться под землю. А лучше всё сразу. Она подбегает к мальчику, тот сидит на земле, плачет и трёт лоб рукавом новенькой бежевой курточки — и всё-таки в опорный столб качелей, который к тому же слегка двигался, пока те мотались из стороны в сторону, брошенные на лету, Хён влетел феерично. На его лбу ссадина, которая, кроме того, что покрыта песком с ладоней, ещё и кровит жутко.

Юци еле-как поднимает ребёнка с пола, берёт его на руки. Тяжёлый. Пару метров до скамейки кажутся марафонной дистанцией. Наконец, достав из рюкзака салфетки и пластыри, она начинает вытирать лоб Хёна. Она старается делать это как можно более аккуратно, но мальчик всё равно продолжает плакать.

— Блять, — вырывается случайно и шёпотом. Юци поджимает губы и напряжённо выдыхает. Суджин её убьёт. Ей богу, убьёт — и не пожалеет.

— Блять?

— Нет-нет-нет, Хён-и. Это плохое слово.

— Блять, — повторяет Хён. Что ж, по крайней мере он перестал плакать.

— Блять.

Вот же, — думает Юци, — весь в Шухуа, не заткнёшь.

Юци правда близка к самоубийству. Спрыгнуть с крыши должно быть менее болезненно, чем получить по шапке от Суджин. О, Суджин её прикончит. Суджин её прикончит, это конец.

— Зайчонок, это слово нельзя говорить, хорошо? Не говори его при маме, ладно, Хён? Договорились, а то тёте Юци будет плохо?

Хён кивает. Юци достаёт из рюкзака несколько пластырей. Хён выбирает тот, на котором нарисована красная машина с номером четыре. Улыбается, показывая всё ещё целый ряд молочных зубов. Ну и славно, — думает Юци, когда тот сползает с её колен и бежит играть с соседским мальчиком, которого мама только что вывела на прогулку.

Они как раз заканчивают ужинать, когда Суджин и Шухуа возвращаются домой. На удивление Юци, которая уже привыкла к выходкам Соён, Хёну нравятся брокколи, особенно если есть их с кетчупом (который вообще-то запрещён, но мы же не скажем мамам, да?).

После еды, когда Юци уже собирается уходить, а Хён играет в кубики на полу гостиной, Суджин спрашивает, как прошёл день. На лбу её сына всё ещё красуется красная машина, поэтому ничего удивительного в её заинтересованном «а что произошло». Юци рассказывает всё без утайки, исключая из истории новые познания в лексике, конечно.

Башня из кубиков падает как раз в тот момент, когда к ним присоединяется Шухуа. Она встряхивает руки, мокрые, потому что какие нормальные люди вытирают руки после мытья, не правда ли.

— Блять, — говорит Хён расстроенно. У Юци, кажется, останавливается сердце.

— Чёрт, ну не при Шухуа же… — шепчет Суджин себе под нос и спешит ретироваться.

Юци удивлённо моргает, смотря ей вслед, прежде чем получить подзатыльник. Шухуа даже не смотрит на неё. Шухуа смотрит на Суджин, вернее на дверь ванной комнаты, в которой она поспешила закрыться.

— Кто научил моего сына ругаться, а?!

Юци выдумывает экскьюз на ходу, натягивая ботинки в прихожей. В конце концов, дома её ждёт Соён. Очень ждёт. Вот уже, э-э, ноль раз звонила, но это ведь не показатель. Она соболезнует Суджин уже по ту сторону двери. Двери лифта, уехавшего после ста нажатий на кнопку первого этажа.

Кто бы мог подумать, что из них двоих Шухуа окажется строгой мамой.