Nigredo

— А я-то думала, что за странные звуки на заднем дворе… значит, не показалось и не приснилось.

Эйш обхватывает себя руками: накинутой на плечи клетчатой фланелевой рубашки мало, чтобы спасти от холода. Брат оказывается предусмотрительнее: на улицу выходит в старой драной куртке для работ во дворе, и сейчас Эш, опустившись на корточки, рассматривает растерзанный кошачьими когтями вороний труп.

— Удивительно, что есть не стала, задрала, поигралась и все, — словно прочитав мысли младшего, грустно вздыхает ведьма. — Может, защиту от бродячих животных поставить… — Но про себя тут же отметает этот вариант: тогда не получится прикормить голодных бездомных котов.

Глядя на опустившиеся уголки губ сестры, Эшу не хочется шутить про новое чучело.

— Не мерзни здесь, я разберусь, — поднимаясь, он делает отмашку рукой.

Эйш, ничего не говоря, послушно возвращается в дом.

Перед тем как забрать лопату из сарая, алхимик натягивает желтые резиновые перчатки и переносит лохматое мертвое тельце поближе к ограде. Пара взмахов инструментом: он не ставит целью зарыть птицу как можно глубже, так, лишь прикрыть землей.

Вечно серое небо Фаустлита стремительно темнеет: скоро начнется дождь, он убьет пыль и поможет телу соединиться с почвой, и от подобных мыслей, холодных и рациональных, в душе поселяется странное чувство тоски, резко контрастирующее с царившей до этого пустотой.

Эш крепче сжимает черенок лопаты.

Угораздило же несчастного ворона погибнуть именно сегодня.

Незамысловатые похороны закончены, мелкая морось грозит перерасти в ливень, но взгляд алхимика привлекают разбросанные по редкой слабой траве черные перья. Повинуясь непонятному порыву, Эш собирает их и убегает к себе на чердак, едва-едва успевая не познать весь гнев стихии.

Садясь за рабочий стол, он задумчиво рассматривает находку, а затем, вспомнив слова преподавателя по истории алхимии, незамедлительно бросает ее в тигель. Особо ни на что не надеясь, студент решает попробовать из любопытства.

Первая стадия завершена.

Albedo

Присутствие Юуудая в доме шамана воспринимается настолько самим собой разумеющимся, что в те моменты, когда самурай отсутствует или занимается чем-то кроме наведения порядка, невольно стыдясь, вспоминаешь, что он чуть больше, чем просто защитник или слуга.

Поэтому Эш впадает в легкий ступор, когда спускается из лаборатории в гостиную и видит Юуудая расположившегося на полу перед большим бумажным полотном. Алхимик невольно замирает, наблюдая за тем, как непринужденно и быстро скользит по листу тяжелая кисть в сильных руках. Когда иероглифы складываются в предложение, самурай оборачивается.

— Эш? Что-то хотел? Хозяин еще не вернулся.

Пойманный врасплох, Хольмквист смущенно отводит взгляд, но тут же берет себя в руки и обыденно отвечает.

— Зелье будет дозревать два часа, решил отдохнуть, — раз уже поймали за подглядыванием, то грех не спросить. — Что здесь написано? — Эш кивает в сторону и склоняет голову набок, чтобы лучше рассмотреть каллиграфию.

— «Победи самого себя». Хочу повесить рядом с дверью своей комнаты… этими словами меня наставлял учитель, когда я еще был жив. Ты не умеешь читать иероглифы?

В его голосе нет ни намека на издевку и Эш мотает головой.

— Я могу научить, если хочешь. За два часа, конечно, все узнать не получится, но в любом деле главное начать. Садись, — самурай хлопает по полу рядом с собой.

Пока Юуудай достает чистый лист и берет кисть поменьше, алхимик, ведомый любопытством, устраивается на полу рядом, погибает ноги под себя, но сидеть в традиционной для Воздушных Островов позе слишком непривычно и он тут же меняет положение. Замечая это краем глаза, самурай лишь усмехается – и из ниоткуда возникают две странного вида небольшие бутылки, одну из которых он протягивает Эшу.

— Отпей, перед тем как начать обучение. Традиция.

Хольмквист осторожно нюхает – почему-то горлышко пахнет мокрым хлебом и крупой – и опрометчиво делает резкий глоток под хохот Юуудая.

— Что это было? — морщась, переспрашивает Эш, когда спирт перестает жечь горло.

— Рисовая водка, — самурай преспокойно делает глоток из своей бутылки, никак не меняясь в лице. — На войне вместо молока…

Неосторожно брошенная мечником фраза заставит голубые глаза ошеломленно распахнуться во внезапном осознании, а по возвращению домой – вылить остатки алкоголя в черную однородную массу.

Затаив дыхание, Эш смотрит на то, как гной приобретает серебряный блеск.

Вторая стадия завершена.

Citrinitas

Антуан нарочито громко хлопает дверью такси, прощаясь с несколькими мужчинами. Эш недоверчиво смотрит на его жизнерадостное лицо.

— Прости, что задержался, — Реверди, целует хмурого алхимика в щеку. — Компания этих молодых людей все никак не хотела меня отпускать. Водитель, трогай, чего застыл?!

Мужчина за рулем лишь усмехается и вжимает педаль газа: огни Фаустлита с бешеной скоростью начинают проноситься мимо. Дорога предстоит долгая: кальянная «Фимиам», в которую они с алхимиком договорились сходить, находится за пределами центра.

— Все хорошо? — спрашивает Эш, в темноте салона нашаривая запястье Антуана пальцами.

— Да, сегодня без жести, только сопровождение. Не волнуйся, — чуть мягче добавляет Фарфоровый мальчик, укладываясь в объятия друга, чуть ли не мурлычет. — Лучше посмотри, какую безвкусную и безумно дорогую хрень мне подарили.

Осторожно взяв протянутую аристократичную ладонь со сверкающими фиолетовыми ногтями в свою, Эш принимается рассматривать вьющееся змеей массивное золотое кольцо, усыпанное мелкими и крупными белыми камнями.

— И вправду, это какой-то ужас, — смеется он.

— Зато двадцать четыре карата, куда бы деться… там случайно в универе вашем золото плавить не надо?

Алхимик хочет сначала отмахнуться, мол, до плавления благородных металлов они еще не добрались, эта тема будет только в следующем семестре, но вспомнив про домашний эксперимент, чуть хрипло выдавливает:

— А можно?

— Забирай, оно мне нахрен не сдалось, еще надарят поклоннички тугоумные. Мы же возьмем к чаю еще что-нибудь? Что фуршет, что банкет были жуть какие невкусные! Только шоколадные тарталетки с малиной и понравились...

Студент улыбается и крепче прижимает легкомысленно щебечущего проститута к себе: от осознания, что никакая мразь не смогла омрачить сегодняшнюю встречу, внутри разливается приятное теплое чувство: нежность, которую невозможно выразить словами.

Весь следующий день, единственный выходной на этой неделе Эш проведет в университетской лаборатории за переплавкой украшения в тонкий лист металла и превращением его в золотой порошок, а затем, вернувшись домой, с замиранием сердца, медленно помешивая жидкую субстанцию, высыплет драгоценную пудру.

Крохотные частички, равномерно перемешанные с основой, особенно сильно засверкают, и алхимик с улыбкой поймет.

Третья стадия завершена.

Rubedo

От звонка Юуудая время будто замирает, а пространство сжимается до размеров точки. Самурай не будет звонить просто так, а значит…

— … Эш, он в госпитале. Приезжай….

Пяти слов хватает для рекордно быстрых сборов, вызова такси и подачи машины за две минуты. Быстро брошенное сестре: «К ужину не жди» растворяется в воздухе, чуть не забытый на комоде в прихожей кошелек вызывает раздраженное рычание, а молчание водителя заставляет захлебываться тягостными мыслями.

Лучше бы анекдоты тупые травил или с вопросами приставать пытался, был бы повод сорваться.

В Фаустлите снова дождь, только сегодня легкий и теплый: местные его за дождь-то и не считают. Капли воды стекают по оконным стеклам и очень скоро картинка становится размытой: даже разглядыванием однообразного серого пейзажа себя не займешь.

Двадцать минут пути кажутся вечностью.

В регистратуре на студента не обращают никакого внимания, лишь следят, чтобы посетитель взял халат из бельевой. Очень вовремя от самурая приходит сообщение с номером палаты, где лежит его хозяин: подняться по лестнице оказывается проще и быстрее, чем ждать лифт.

Эш ежится от холода, и не глядя на указатели, сворачивает в нужный коридор. Вскоре он находит нужную дверь и на несколько мгновений замирает перед ней.

Хоть бы все обошлось…

Шаман лежит на кушетке в сознании, но от этого ни капли не легче.

Он обмотан трубками капельниц и проводами приборов, из носа торчит кислородная канюля. Лицо, светлые кудри, больничная рубашка, ладони, ступни – все измазано кровью. Под кроватью стоит желтый железный таз, на дне которого гниет красная жидкость, рядом на прикроватной тумбочке в такой же желтой тарелке алеют старые бинты и вымокшая вата.

Что с ним произошло?

— Ты пришел… — через силу улыбается Северный Ветер. — Джозеф пока вышел… скоро вернется.

Хрипловатый от кашля голос успокаивает бурю в душе.

­— Тише, — неожиданно резко произносит для себя Эш, садясь на край кровати. — Не говори, если тебе тяжело… как же ты всех напугал. Где ты так ухитрился?..

Прижать непутевую голову к себе, запустить пальцы в волосы, обнять за плечи и не отпускать, говорить что угодно, лишь бы не тишина.

Эш дождется, когда медбрат принесет снотворное и возлюбленный сможет забыться крепким медикаментозным сном. Укрыв измученное тело поплотнее, он случайно бросит взгляд на железную тарелку и увидев, сколько крови стекло на дно, почувствует приступ дурноты, а после проследует леденящее вены прозрение, за которое Эш готов возненавидеть себя.

— Есть склянка с пробкой?

— С собой нет. Подожди три минуты, я принесу, — без лишних вопросов отвветит Безвременник и снова удалится, словно у него каждый раз просят тару для сбора чужой крови.

Хольмквист обессиленно опустится на стул и заткнет себе рот ладонью, чтобы не закричать.

Сегодня завершится четвертая стадия.

Магистериум будет готов.