Протоптанная дорожка вела глубоко в лес, но Дженни не стала уводить его в чащу. Вместо этого она довольно быстро свернула и указала на старое кострище с лежащим рядом бревнышком. Позади разросся папоротник, склоняя ветви прямо на него.

— Тебя не очень-то хотели отпускать, — заметил Бруно. — Почему? Если ты ходишь сюда почти каждый день…

— Мама не любит, когда я надолго пропадаю, — вздохнула Дженни. — Она считает, девушка должна сидеть дома, вести хозяйство, ходить только за покупками и в гости.

— Но разве отец не передаст тебе семейное ремесло? У тебя талант, — Бруно вспомнил рельефы на стенах их дома и мартышек у калитки.

— Да… — Дженни склонилась над кострищем и замялась. — Но для работы не обязательно пропадать целый день в лесу.

Бруно задумался, как отреагировала бы его семья, если бы он весь день блуждал по лесу, а не торчал в своей башне. Почему-то пришла горькая мысль, что большой разницы не было бы. Однако следом он понял, что уж Джульета бы точно каждое утро вручала ему корзинку с едой. Что-то остается неизменным. А вот ей самой вряд ли было бы позволено уходить из дома, кроме как за тем, чтобы помогать жителям Энканто. Дар Джульеты предполагал частое пребывание на кухне. А вот Пепа спокойно может уходить «в поле», все только обрадуются.

Дженни достала из рюкзака походный чайник и позвала его собирать травы. Бруно торжественно сообщил, что понятия не имеет, что можно есть, а что нет. Дженни засмеялась, пообещала проконтролировать и не дать ему отравиться.

Свежий воздух действовал на Бруно умиротворяюще. Он не спал больше суток, но головная боль отступала, отпускала и тяжесть в груди. А, может, дело было в голосе Дженни, которая как будто забыла, что собиралась выпытать, что Бруно увидел при их первой встрече на площади. Они словно заключили негласный договор не обсуждать это и больше не извиняться друг перед другом, кто кого бросил или напугал. Но Бруно осознавал, что должен будет нарушить этот договор первым.

Ароматный дым витал над походным чайником, и этим дымом хотелось пропитаться насквозь. Бруно представил, как сидит в своей башне по уши в песке, а вокруг витает этот запах, и зажмурился. Ему кружило голову. То ли от дыма, то ли от волнения перед предстоящим разговором. Следовало самостоятельно начать и как-то исправить всю ситуацию.

— Почти готово, — Дженни бросила в чайник еще какую-то травку и помешала. Достала две кружки с толстыми стенками.

— Отец научил? — предположил Бруно, наблюдая за отточенными, но плавными движениями. Дженни кивнула.

— Раньше я всегда ходила с ним, мы вместе сидели у костра, вместе искали… вдохновение, — она пожала плечи, как бы объясняя, что это нечто нематериальное и слово «искать» не слишком подходит.

— А сейчас? — Бруно принял из ее рук кружку и глубоко вдохнул поднимающийся пар. Дженни присела рядом с ним на бревнышко.

— Сейчас он почти не ходит со мной: работы много, но она, знаешь… — Дженни помедлила. — Просто работа. Не так как раньше.

Бруно не был уверен, что понимает, и уточнил:

— Ты имеешь в виду, твой отец работает не по вдохновению?

— Когда ты говоришь так, звучит эгоистично, как будто я его осуждаю, — Дженни покачала головой. — Но это не так! Не думай, я рада, что он приносит пользу многим людям, — голос девушки стал тише и в конце стал шепотом. — Мне просто жаль, что мы больше не ходим в лес вместе.

Бруно подул на еще горячий чай и попробовал. Вкус был, что называется, настоящий: ягодный, травяной, с привкусом дыма и тлеющих угольков.

— Это что-то невероятное, — сообщил он, жалея, что кипяток нельзя пить большими глотками. — Ты уверена, что это можно назвать «просто чаем»?

Дженни засмеялась.

— Конечно, нет. Вообще-то это любовное зелье.

Бруно поперхнулся. Это ему послышалось? Или видения теперь настолько реалистичны? Не успев просчитать путь отступления, он быстро парировал:

— Похоже, оно довольно качественное: уже начинает действовать.

Теперь была очередь Дженни смутиться и отвести взгляд. «Шутник», — буркнула она, но недовольства в голосе не было. В кои-то веки Бруно не находил тишину неловкой. Его не дергало, руки лежали спокойно, дышалось свободно. В этом была какая-то особенная, своя прелесть. Хотелось насладиться ею, прежде чем вынужденно разрушить.

— Помнишь место, где мы вошли в лес? Там, где поле заканчивается?

Дженни кивнула. Судя по серьезному взгляду, она догадывалась, к чему он ведет.

— Я не могу просить тебя не ходить в лес. Но если я попрошу обходить стороной то место в поле, ты сделаешь это?

— Что ты видел, Бруно?

Бруно выдержал ее взгляд, ожидая ответа.

— Нет, сначала расскажи мне. Мне грозит опасность, поэтому ты так странно вел себя? Да и вообще, вы с сестрой не случайно оказались у нашего дома, верно?

Бруно кивнул, глядя в костер.

— Я… умру?

Так нечестно. Почему Джульета печет булочки, а он отвечает на такие вопросы? Он мог бы сказать, мол, однажды, да, все мы умрем. Но это не то.

— Я не знаю.

— Просто скажи, что ты видел, — Дженни начала нетерпеливо ворошить угли, раздраженно тыкая в них палкой. Бруно закрыл глаза и сглотнул.

— Ты бежала от кого-то. Или от чего-то. Я не видел. Ты была напугана. Потом споткнулась и упала.

Фразы выходили короткие, даже рубленые, что было совсем не свойственно Бруно. И эти слова совсем не передавали эмоциональную окраску: ужас в светлых глазах, судорожные движения, беззвучный крик и тщетные попытки закрыться от опасности руками.

— А дальше?

— Я не знаю.

Тишина. Бруно кожей чувствовал повисшее: «Этого мало!» Он сам это знал. Но в этот жуткий момент что-то грело, кроме костра. Бруно было так тепло, как будто не висел на нем груз этого предсказания.

— Я буду обходить это место, — нарушила тишину Дженни.

Бруно вдруг понял, что было таким комфортным для него в этот момент: Дженни не упрекала его в том, что он увидел. Не ненавидела, не пыталась водрузить непомерный груз вины. Бруно был уверен, что она не приняла спокойно или равнодушно то, что он сказал. Ей должно быть страшно! Но она не требует сказать больше, отменить или изменить увиденное.

— Спасибо.

«Что веришь».

— Тебе спасибо, — Дженни неловко засмеялась. — Великий Бруно Мадригаль оберегает меня своими пророчествами, надо же!

Бруно хмыкнул. Он кто угодно, но не великий предсказатель. Понятия не имеет, что делает. Обладатель самого бесполезного дара на свете, который едва ли кому поможет. Ведь то, что он видит, происходит — не в его силах изменить будущее.

Чайник быстро опустел. Казалось бы, просто кипяток с травами и ягодами, но Бруно показалось, что он не просто выпил, а сохранил этот чай в душе. «Глупо, верно?»

— Погадаешь мне? — как ни в чем не бывало попросила Дженни с улыбкой. Бруно со скепсисом посмотрел на нее, затем на чашку, которую она ему протянула. Кивнул и аккуратно взял. Люди часто просили его рассказать об их будущем, и он смотрел. Но увидеть — это одно, совсем другое — решить, что сказать. Попытаться предсказать, как люди будут трактовать сказанное, — еще более бесплотно, чем объяснить увиденное самостоятельно.

Но Дженни просила его не об этом. Заглянуть в будущее — не в чашку. Там просто листья, и они оба это знают. Бруно знает и то, что любовное зелье или нет, а подействовало на него сильно. Чай стек по стенкам кружки в землю, и Бруно вгляделся в темные пятна на дне. Он и без кружки знал, что будет с Дженни, — страшная картинка из его видения. Но произнес он совсем не это.

— Все будет хорошо.

Дженни прикрыла глаза.

— Я вижу тебя взрослой. Ты занимаешься любимым делом так, как тебе хочется. Я вижу твой шедевр, но не скажу, что это, — Бруно улыбнулся. — Но он не уступает тому ягуару в вашем саду.

Дженни не открывала глаза, и Бруно уже не смотрел в кружку, а только на нее.

— А ты там будешь?

Бруно сглотнул и кивнул. Потом понял, что она не может этого видеть, и с трудом произнес:

— Да, конечно, да.

Не предсказание, а просто мечты. Но Дженни как будто верила в них больше, чем в то видение, что действительно было.

— Я буду с тобой.

Ладонь Бруно накрыла руку Дженни, пальцы переплелись. Мелькнула очень преступная мысль. Возможно, Бруно затолкал бы ее поглубже в сознание, если бы Дженни не приоткрыла глаза и не потянулась навстречу. Бруно показалось, что костер взвился в человеческий рост, и пламя перекинулось на них. Касание, почти невесомое и легкое, перешло в осторожный, мягкий поцелуй. На губах остался вкус лесных трав и дыма от костра.

— Похоже, быть ведьмой и продавать зелья у меня получится лучше, чем резьба, — со смешком сказала Дженни, касаясь его лба своим. Бруно пробормотал, не открывая глаз:

— Даже не думай. А то я начну гадать на чайной гуще всем подряд.

— Ладно, ладно. Все зелья твои.

— Не все, — он хмыкнул. — Одно конкретное.

Лес, окружавший их, был чем-то большим, чем свободное пространство его башни или площади, чем тесные дома или улочки. Лес был невообразимо велик и в то же время становился маленьким уголком для двоих. Здесь не было бесконечных водопадов песка, сводящих его с ума и напоминающих, как раз за разом Дженни в зеленом тумане пятится и закрывается руками с диким ужасом в чистых глазах.

Тлели угли в костре. Темнело. И Бруно обещал себе, что сделает все, чтобы стать не свидетелем будущего, а его творцом.