Сон, принявший Эдана в объятия, был неуютным и неспокойным: слишком громкие звуки природы вторгались поверх светлых и радужных картин будущего, где он непременно находил в святой земле своё божественное предназначение, заглушали голоса, говорившие, в чём именно его миссия в этом воплощении. Как тут расслышишь о грядущем, пусть даже воображаемом, если шелестят в траве ужи, и порой кто-то пролетает прямо над головой, не оставляющий за собой звука крыльев — только слегка всколыхнувшийся воздух, рассечённый ими? Эдан сморщился и вслепую отмахнулся, переворачиваясь на другой бок с твёрдым намерением вопреки всему досмотреть сон. Стрёкот сверчков и ночные шелесты постепенно затихали, и громче их начинали звучать его же шаги: он поднимался, босой, по горной тропе. Внизу, в тумане долины, таял город: он видел очертания крыш, совсем неясные, и куда более чёткие — башен святой обители на холме, один в один, как на картинке из прочитанной в детстве книжки. Под ногами сменяли друг друга разбитые ступени, едва заметные: не ясно, время ли истёрло их в пыль или кто-то намеренно пытался скрыть, спрятать эту дорогу от любопытных путников, убедить, что она ведёт в никуда, навстречу тупику или гибельной пропасти.

Но Эдан шёл, шёл до последнего, хотя в ноги впивались иглы сосен и мелкие камушки. Почему-то казалось очень важным узнать, что там, в конце, на самом деле, и поскорее, ведь времени совсем немного. Он бежал наперегонки с рассветом, молясь, чтобы сон не прервался, к неизвестной, но такой желанной цели. Бежал, пока не услышал отчаянный крик и, запнувшись, не упал: колено обожгло болью.

Только распахнув глаза, Эдан сообразил, что боль была вполне реальна: полусогнутая поджатая нога затекла, и при попытке её распрямить мышцу как стрелой пробило. Он охнул и потёр ногу, про себя решив, что всё же с нынешнего дня постарается ночевать в тавернах или напрашиваться на ночлег к добрым людям, но тут крик повторился, а за ним последовали торопливые шаги, шум травы и успокаивающий, твёрдый голос Виго:

— Ты знаешь, что здесь ничего нет. Ничего, кроме нас и леса.

Ответом ему был вопль и всплеск воды. Эдан вскочил и едва не рухнул: нога к таким подвигам, в отличие от него, оказалась не готова. Соображал он спросонья медленно, и потому не сразу понял, почему Виго метнулся в озерцо. Дошло лишь тогда, когда он выволок из воды Ферда. Сперва он облегчённо выдохнул — мальчик явно был жив, потому как размахивал всеми конечностями и дрыгался, норовя выскользнуть из рук отца. Затем расслышал, что именно кричит ребёнок, и остатки сна мигом выветрились из головы и памяти:

— Вот же! Вот же, как ты не видишь?! Прогони их! Прогони, пап!

Тоненький визг пронзал уши, а мальчик бился всё сильнее, захлёбываясь в крике. Маленькое тело изгибалось под немыслимыми углами, норовя выскользнуть из руку Виго и примчавшейся на подмогу Эмис. Эдан, перепрыгнув через тлеющий костёр, подбежал к ним и ухватил мальчика за ноги, чтобы тот, по крайней мере, не лягнул отца или мать в лицо. Ферд посмотрел на него: были ли тому виной отблески костра в полумраке, но глаза ребёнка показались за тот миг, что он не зажмурился, совершенно белыми и прошили насквозь, до царапающего холода в груди. Мокрые волосы прилипли к бледному лбу.

— Ты! Ты сильный! Прогони! Пусть они уйдут, пусть они уйдут!

Он продолжал бесноваться и визжать: крики разлетались в стороны и затихали в глубине леса. Небо посветлело, но внизу, под ветвями, скомканными тряпками застряла непроглядная чернота. Малыш то умолял, икая в рыданиях, прогнать «их», то просто кричал, глядя то в стороны, то — это было страшнее всего — прямиком за спины. Эдан держал крепко и уверенно, позволяя говорить Виго:

— Ничего, кроме нас и леса, Ферд. Здесь только мы, больше ничего.

— Они говорят со мной, — мальчик шумно всхлипнул, и глаза — самые обычные, вовсе не белые — наполнились слезами. — Постоянно говорят! Вот же они, здесь!

Он попытался взмахнуть рукой, чтобы указать на что-то в темноте, и вдруг снова забился и закричал. Эдан невольно посмотрел в указанном направлении. Лишь ветви и листва колыхались на ветру. И всё же мальчик видел кого-то, кто пугал его, и ничуть не успокаивался от увещеваний отца. Тут в голову пришла идея: Эдан, оставив мальчика родителям, выхватил горящий сук из костра и метнулся навстречу темноте. Слабый огонёк едва освещал — не ярче того света, что источала кожа Эдана, но всё же достаточно, чтобы не разглядеть ничего, кроме отброшенных деревьями покачивающихся теней. Холод в груди не оставлял, заставляя прислушиваться, присматриваться, словно то, что терзало мальчика, было настоящим — демон ли, призрак или нечто иной природы. Эдан вдохнул, собираясь с силами, и заорал, перекрывая крик ребёнка:

— Убирайся! Пошёл вон! Вон!

Быстрее, чем завершился крик, звуки оборвались, все до единого. Повисла звенящая, почти осязаемая тишина. Эдану показалось, что он оглох, настолько неожиданно пропали лесные шорохи и вопли Ферда. Тишину разорвал лишь облегчённый вздох Виго и шелест, с которым Эмис села на траву и закрыла лицо руками.

Руку обожгло. Эдан, ойкнув, швырнул сук под ноги. Не прекращая дуть на пальцы, он забросал робкий огонёк землёй, после чего вернулся к их небольшому лагерю. Кажется, в полном порядке был только осёл: ничто из произошедшего не потревожило его покой. Как много Эдан бы отдал за то же самое спокойствие! Липкий страх, явившийся прямиком из полузабытого детства, когда каждая тень казалась когтистым чудовищем, а красный цвет пугал до дрожи, не желал оставлять его.

Эмис вскочила и подбежала к нему. Серые глаза смотрели с мольбой:

— Вы… Вы действительно видели что-то? Вы их видели?!

Как бы ему хотелось ответить утвердительно! Заявить, что он знает демонов, терзающих её сына, в лицо, что они материальны, и их можно прогнать криком или огнём! Но ни вера, в которой Эдана воспитывали, ни собственные принципы не допускали лжи, даже тогда, когда правда может ранить хуже ножа. Он покосился на Ферда: мальчик лежал на коленях отца и, кажется, спал. На щеках блестели дорожки от слёз. Виго гладил малыша по мокрой голове, но смотрел так же пристально, словно на что-то ещё надеялся.

— Простите, — Эдан сглотнул ком в горле, — нет… Я ничего не видел. Но мне показалось, что мальчику будет легче. Если я… ну…

Его уже одолевали сомнения: можно ли его поступок считать ложью? Как может он строить из себя праведника, если сознательно, пусть и из лучших побуждений, солгал больному малышу? И мысли, что, быть может, он не совсем солгал, что действительно испугался и почувствовал присутствие несуществующего, вдруг показалась жалким самооправданием. Прежде чем Эдан успел погрузиться в глубины самобичевания, поникшая Эмис пробормотала:

— Мне и самой порой кажется, будто… будто я их вижу.

— Прекрати! — Виго, уже уложивший мальчика в телегу, резко осадил жену. Она сжалась и опустила голову: русая растрёпанная копна скрыла лицо. Супруг, мигом растеряв злость, присел рядом и шепнул:

— Ну-ну, справимся мы с этим, вот увидишь. Глазом моргнуть не успеешь, как во Флэймарке разберутся, откуда, значит, ветер дует. Болезнь ли, взаправду ли призрак какой — разберутся. К ним, знаешь ведь, со всего Брайдора идут. Они души распадающиеся, и те лечат! И воробушка нашего вылечат.

Говоря, он легонько похлопывал Эмис по трясущейся спине. Эдан почувствовал себя лишним, слишком далёким от семейного горя, чтобы наблюдать за чем-то настолько личным, и потому посмотрел в небо. Медленно, верно свет Латериса брал верх над сгустившейся мглой. Уже и к корням просачивались солнечные лучики, пока робкие, совсем крохотные. Он представил, как уже скоро солнце поднимется выше и разгонит мрак даже в самых тёмных уголках, так, что жутким теням не останется места, и они съёжатся, став меньше ладони. Такими их можно будет взять в руки и прихлопнуть, как надоедливых мух. Стоило подумать об этом, и ледяные иглы в сердце наконец-то растаяли. Эдан снова мог дышать ровно и уверенно. Успокоилась и Эмис: её больше не трясло.

— Вы говорили… Так уже больше года?

На деле не хотелось говорить или знать: хотелось развеять тишину, чтобы, прислушиваясь, не расслышать ненароком в лесных шумах что-то иное. Виго устало потёр переносицу:

— Не совсем так, конечно. Раньше-то оно полегче было, мы и думали — само пройдёт. Дети ж любят выдумывать всякое: сами сказку сочинят, сами испугаются. А потом крики эти начались, припадки.

— И молчаливым он уж очень стал, — ввернула Эмис, прижимаясь к его руке. — До того бегал, играл, а теперь целыми днями мог сидеть и на земле рисовать. Его ещё соседские дети через одного дразнили… А, как при них припадок случился, с перепугу даже трогать перестали. Сейчас-то ещё ничего, а тогда он и страшнее вещи говорил: вопил, что топором его рубят, что камнями давят, и голову всё щупал, будто проверял, на месте ли, двился, а потом…

— Ну хватит, хватит, — Виго предупреждающе кашлянул, видимо, заметив, что у жены задрожали руки. — Ужасы это всё, конечно. Да только наше дело — до Флэймарка успеть, пока дурного с Фердом не стряслось или с нами. А нам для того сильными надо быть, чтоб малыш на нас опереться мог. Давай-ка, чем без дела сидеть, собираться в дорогу: завернём в Глиммердейл на денёк, а там и дальше к Гребню. И без того задержались. Хомва старая, хоть и того чуток, как по мне, глядишь, с талисманом каким поможет…

Эдан поднялся от догорающего костра первым и принялся отряхивать от земли служившей постелью плащ. Когда он вскидывал на спину дорожную сумку, со стороны телеги послышался тихий шорох: очнувшийся Ферд смотрел на него, как любопытный совёнок, высовывающийся из дупла. Эдан ободряюще улыбнулся мальчику, надеясь, что страшный припадок не повторится.

— Они тебя слышали. Но ты же такой здоровенный! Когда они придут, прихлопнешь.

Эти слова, полные восторга, заставили Эдана внутренне содрогнуться. Маленький полурослик звучал не как кто-то, кто накануне бился в припадке, а до того не замечал нового спутника: говорил он весело. Чересчур весело, словно издеваясь. Словно был лишь марионеткой, сквозь которую передал послание кто-то ещё.

Костёр погас, но в нём уже не было нужды: взошло солнце. Мельком припомнив сегодняшний сон, Эдан даже порадовался, что не разобрал слов о своём земном предназначении.

Наверное, не всегда так уж здорово, когда с тобой говорят голоса из ниоткуда.