Хакуджи кружит её в котором танце и не может поверить в своё счастье. Благородные леди вроде неё на Хакуджи никогда не обращали внимания, и сейчас Хакуджи казалось, что все происходящее - сон.
Но прекрасная леди перед ним смеётся, он вновь кружит её, такую лёгкую-лёгкую, и картинка происходящего не собирается рассыпаться.
Его прекрасную леди зовут Коюки-сан - кажется, Хакуджи готов даже умереть с этим именем на губах - его прекрасная леди тихо цокает по полу туфлями на низком каблуке и ей, похоже, едва хватает дыхания, чтобы станцевать вновь. Но при этом Коюки-сан не идёт ни к кому другому, каждый свой танец дарит Хакуджи, и ему кажется, что все присутствующие хотят перегрызть ему глотку, обвиняя в том, что он свёл с ума столь прекрасную особу, заставив помешаться только на нём.
Хотя Хакуджи кажется, что это он сходит с ума, что это он может помешаться на Коюки-сан.
Он уже помешался, готовый бредить только ею одной.
Хакуджи уверяет себя мысленно, что это от вина, сознательно игнорируя тот факт, что к столам за сегодняшний вечер он ни разу не подошёл.
Хакуджи кажется, что на Коюки-сан светит только луна, потому что вокруг неё даже воздух пропитывается серебряным блеском.
Хакуджи пора заподозрить что-то неладное, потому что он в жизни не выражался подобными оборотами.
С бала они сбегают, словно дети, пока все обращают своё внимание на фейерверк.
Хакуджи продолжает вальсировать с Коюки-сан, идёт за ней, уже не разбирая дороги, и словно в бреду шепчет ей комплименты. Всё, что приходит в голову.
Хакуджи снега в ладони набирает, растирает по щекам, пытаясь привести себя в чувство, к стене прислоняется и дышит тяжело, будто в лихорадке.
Коюки-сан льнёт к нему и обнимает, и Хакуджи хочет прошептать, что впервые дама украла его сердце, а не наоборот.
Из горла Хакуджи вырывается тихий хрип. Сам Хакуджи по стене обессиленно сползает на землю и смотрит наверх.
На Коюки-сан.
Коюки-сан, похоже, вовсе не боясь запачкать платье, опускается к нему и целует.
В её ярких-ярких глазах Хакуджи видит свои - пустые.
Треск фейерверка и все звуки остаются далеко-далеко. Сейчас Хакуджи чувствует только подступающее забытьё и горечь собственной крови на губах Коюки-сан. Чувствует, как на шею падает снег, как тает, даже не успевая окраситься в красный.
Хакуджи врать непривычно, но исполнять одно из своих сегодняшних обещаний он не готов.
Темнота приходит к нему со слетающим с губ именем Коюки-сан.