Ни хруста снега, ни суеты за стенами городских ворот, ни даже собственного дыхания не слышала я, ступая по мрачному лесу. Мысли заглушали все звуки — а ещё страх за то, что я сделала что-то ужасное и больше не увижу Эву вновь. От одной лишь этой мысли я почувствовала вставший поперёк горла ком. Если я её никогда больше не увижу, то что тогда? У меня защипали глаза, и стало хуже видно дорогу. Ноги несли меня сами, и мне оставалось им слепо доверять.
Когда я прибежала к озеру и подняла глаза, то увидела одинокий силуэт Эвы, сидящей ко мне спиной — лицом к замёрзшей глади воды. Мне показалось, словно я поперхнулась морозом, однако я попыталась собрать себя в руки. Белая материя платья Эвы сливалась со снегом — шлейф сверкал кристаллами, и было сложно сказать, где они заканчивались, а где начинались кристаллы льда. Я застыла на месте, не зная, как прервать тишину. Однако мне ничего говорить не пришлось. Эва заметила моё появление. Не оборачиваясь в мою сторону, она спросила:
— Зачем ты сюда пришла?
Я нахмурила брови.
— У меня такой же вопрос к тебе.
Эва обернулась, и у меня что-то жалобно заныло в груди. В её глазах читалось разочарование. Я решилась сделать шаг вперёд. Эва отвернулась, вжав голову в плечи. Мне стало ещё хуже.
— Я почувствовала что-то, — Эва тихо дала знать.
Я подошла к ней и села рядом. Не слишком близко, чтобы между нами оставалось расстояние. Если она хотела держать дистанцию, мне следовало уважать её границы.
— Я почувствовала, что ты не хочешь меня рядом, — голос Эвы был похож на шёпот, — я почувствовала между нами барьер, и что создала его ты.
Эва не смотрела на меня, но мне этого и не было нужно, чтобы ощутить душащее чувство вины. Из-за него и из-за уважения к ней я решила промолчать и дать ей высказаться.
— Мне было так… сложно, я должна была убежать, — Эва опустила голову. Она звучала так, словно могла вот-вот заплакать. — Я должна была оставить тебя, раз ты не хочешь меня рядом.
Я проклинала себя и свою невозможную натуру каждую секунды паузы, наступившей между нами. Это всё была моя вина. Если бы я не… не ощутила к ней влечения той ночью на пруду, ничего бы не случилось. Если бы я не стала отгораживаться от неё — единственный защитный механизм, который мне был известен — она бы не подумала, что больше мне не нужна. Если бы я, такая невнимательная и эгоистичная бестолочь, не убежала любоваться своим отражением одна ночью, ничего бы из этого не произошло.
Было страшно представить, какое у меня сейчас было выражение лица. Эва вырвала меня из мыслей:
— Ты жалеешь, что создала меня, не так ли?
У меня треснуло сердце. Я медленно на неё посмотрела, ощущая, как тысячи осколков льда впились мне в глаза. Сморгнув это чувство, я тут же начала отрицать:
— Нет, это совсем не так, — я старалась подобрать правильные слова, — я должна тебе кое в чём признаться. — Мысли калейдоскопом вертелись в голове, и я не хотела слушать ни одну из них. Если мне было необходимо сказать правду ради того, чтобы Эва перестала чувствовать себя ненужной, то так тому и быть. Я повернулась лицом к Эве, заставив её посмотреть на меня; посмотреть мне в глаза. — Тогда, во время нашего танца, я почувствовала что-то, — я взяла её холодно-тёплую руку. Эва неуверенно позволила мне это сделать. — Я почувствовала, как сильно меня к тебе тянет и испугалась этого, — я слегка наклонила голову, мой голос дрожал. — Я почувствовала, что очень сильно тебя люблю.
Все звуки леса затихли. Между нами был лишь свет острого месяца, ночной мороз и касающиеся друг друга ладони. Мне казалось, что одних лишь слов было недостаточно. Я осторожно спросила:
— Я хочу доказать, что ты мне по-настоящему важна, хорошо? — я отпустила глаза на её губы. — Могу я тебя поцеловать?
Эва замерла на секунду, а затем запоздало кивнула:
— Д-да, конечно…
Я отпустила её руку и обняла ладонями её лицо — растерянная, робкая и не имеющая своего места в этом мире, она пришла в мою жизнь так внезапно, но уже успела занять её всю, наполняя теплом. Я закрыла глаза и коснулась её губ своими. В полной темноте между нами было ничего, кроме ночного мороза.