Боль сковывает тело, не давая предвестнику и минутки на осознание своего крайне плачевного положения. Кажется, что одичавшая элементальная магия раненым зверем рвётся прочь из рук Пьеро, обжигая пальцы и ладони, сжимая внутренности парня в стальной раскаленной лапе, увенчанной острыми когтями. Из горла рвется не приятный баритон, как обычно — голос Педролино сейчас напоминает скорее хрипы предсмертной агонии, полные рычания. Просторный белоснежный зал вмиг заполняется копотью и едким дымом от нестабильного глаза порчи.
Царица зря времени не тратит, создавая изо льда подобие прутьев клетки, врезающееся в потолок аккурат рядом с люстрой. Мохнатый монстр внутри узилища своего рычит, норовясь разбить стены и сбежать в неведомом направлении, но архонтка проворно вышибает из лап предвестника поблескивающий серебряной оправой сферический предмет, источающий дым и искры.
Благо, бальный зал Заполярного дворца просторен и прекрасно подходит для простецкого маневра: отбросить нестабильный глаз порчи прочь. Молчаливые колонны да гипсовая лепнина — единственные свидетели происходящей здесь попытки создать несоздаваемое, превзойти непревзойденное.
Пьеро пытается открыть глаза и вопросительно смотрит на Царицу из-под пушистых ресниц. Выглядит он сейчас потрёпанно, болезненно, словно состарился на несколько лет сразу. Бледную кожу лица предвестника сейчас «украшают» ещё и ожоги, помимо видимых из-под треснувшей маски синеватых отметин от проклятия. Пьеро слышит, как опускаются ледяные прутья, удерживающие его же. Сил смотреть на происходящее не остаётся и предвестник запрокидывает голову, вымученно прикрывая глаза.
Он не видит, что делает Царица, но вскоре раздаётся звук удара меча. Серебряная оправа покрывается рыжими пятнами ржавчины и распадается, а багровая сфера попросту раскалывается на мелкие кусочки. Царица тяжело дышит, словно оббежала весь Заполярный несколько раз, убирает оружие восвояси и подходит к Пьеро, присаживаясь рядом с ним.
— М-да… — девушка осторожно убирает подпаленные светлые пряди с лица юноши, осматривая все раны.
— Он слишком… Кх-кх, слишком силён, — выдавливает он, прикрывая глаза и откидывая голову назад, — Надо доработать…
— Нет. Пока что нет, — отрезает Царица, поднимаясь и аккуратно поднимая Пьеро на руки, — Тебе нужно отдохнуть, друг мой.
— Но я ещё могу… — начинает Педролино, но на потрескавшиеся тонкие губы аккуратно ложится пальчик, призывая к молчанию, — Ну хорошо-хорошо, как скажешь.
— То-то же.
Взгляд её по-прежнему суров и холоден, но Пьеро знает — глубоко в душе его госпожа обеспокоена. Царица толкает дверь, осторожно удерживая Педролино на руках. Разбегаются по коридору подслушивающие стайки лентяев-слуг. Лишь один остаётся и отвешивает торопливый поклон, пряча округлившиеся глаза под растрёпанной белокурой чёлкой.
— Могу ли я чем-то помочь Вам, Ваше Королевское величество? — учтиво и напуганно спрашивает парнишка.
— Не нуждаемся, благодарю, — очевидно, Царица отвечает и за Педролино. Благо, опалённые щёки не так-то и просто уличить в смущении, а маска, как и всегда, надёжно скрывает взор, несмотря на зияющую трещину.
Они проходят по длинному прямому коридору, оказываясь наконец в опочивальне Царицы. Пьеро осторожно становится на дрожащие ноги, пытаясь добраться до кровати самостоятельно, в то время как девушка закрывает двери на ключ. Ни к чему слугам подслушивать чужие разговоры. Педролино же включает свет. Комната вмиг освещается небольшой лампой на прикроватной тумбочке, но её медового тёплого свечения хватает лишь на освещение места рядом с кроватью и не далее нескольких метров. Шкафы, зеркало в резной оправе: все утопает в мягкой темноте и тишине, прерываемой лишь болезненными вздохами Педролино да шорохом тканей одеяния Царицы.
Она садится рядом, наблюдая за тем, как предвестник снимает маску и как тонкие черты лица скрываются под рассыпающимися светлыми волосами. Недолго думая девушка аккуратно убирает с его глаз челку и застывает, огибая взглядом острый нос, такие же точёные скулы и отметины тёмно-синих цветов. Пьеро смущённо отводит взгляд в сторону.
— Почему ты каждый раз так смотришь на меня? — внезапно спрашивает он и мысленно укоряет себя за такую наглость. Глупый, глупый наивный Педролино!
Царица так же внезапно мягко улыбается. Обычно девушка не дает прямого ответа, но сейчас…
— Я люблю смотреть на тебя без маски, — незатейливо произносит она, как-то по-девичьи хихикнув, — Красивый ты.
— Шутишь, Катюш? — лукаво спрашивает Пьеро, замечая, как мягкая ладошка касается ожогов, охлаждая их. Из груди юноши вырывается облегчённый вздох, а сам он незаметно льнет к прохладной ладони, прикрывая глаза.
— Никак нет.
Екатерина заметно смущается, опуская взгляд на обожжённые руки Пьеро, на тонкие пальцы в противных волдырях. Несладко ему приходится особенно сейчас, во времена испытания глаз порчи. Нежно-нежно касается Царица ожогов, залечивая их незримой и неизвестной для всех обитателей Заполярного дворца магией, ведь не привык никто из слуг и подчинённых видеть архонтку такой. Даже сам Педролино. И в некоторые моменты ему кажется происходящее сном иль бурной фантазией, но нет. Наклонись вперёд — и коснешься этих тонких поджатых губ, посмотришь прямо в завораживающую ледяную синеву, где вспыхивают редкие влюблённые искры…
— Плащ сними, — тихо просит Екатерина, закончив исцелять лицо. Бледная кожа даже свежеет заметно, подчёркивая синие отметины проклятия каэнрийца.
— А? — непонимающе переспрашивает Пьеро, очнувшись от мечтательной полудрёмы.
— Плащ сними, говорю…
Педролино торопливо стаскивает привычную верхнюю одежду, аккуратно складывая её на краю кровати. Царица вдыхает поглубже, сосредотачивая всю силу на кончиках пальцев и продолжает обводить каждый ожог на поджарой груди под грязно-белой рубашкой да руках, выбивая из предвестника глухие возгласы, полные боли. Жмурится Пьеро, закрывая лицо свободной рукой.
— Потерпи, чуть-чуть осталось, — бурчит Екатерина, хмурясь.
— Да терплю я, терплю, — бурчит в ответ Педролино, глядя на сосредоточенность на лице архонтки.
Как только приятный холодок заканчивается, Царица пристально осматривает всю проделанную работу ещё раз, удовлетворённо кивая.
— Нигде больше не болит? — спрашивает она, стаскивая и свой плащ.
— Ну-у-у, признаться… — задумчиво отвечает Пьеро, указывая на губы с лёгкой смущённой усмешкой, — Вот тут болит.
— Ах ты хитрец!
Кажется, в такие моменты вновь расцветает юная Екатерина, ещё не познавшая всех кошмаров войны и несправедливости. Не то, чтобы Педролино любил её лишь тогда, когда на устах появлялась игривая улыбка, а глаза наполнялись нежностью.
В любые моменты рядом с Царицей его сердце трепещет, словно маленькая птичка. Серьезна ль Екатерина или подавлена, а может и вовсе упала в пучину грусти — все видит Педролино, все запоминает. Он всегда рядом, как и полагается порядочному предвестнику и Царица высоко ценит его привязанность.
И пусть сейчас целует она Пьеро так, будто забыла вовсе, каким может быть поцелуй: неуверенно, скомканно, быстро. Педролино доволен и этим незатейливым знаком внимания, голодным зверем хватаясь за него и наслаждаясь в полной мере.
Вскоре гаснет в опочивальне свет, а уставший юноша сворачивается маленьким клубочком рядом с повелительницей.
— Ты отлично поработал сегодня, Пьеро, — шепчет Царица.
— Но глаз ведь…
— Это неважно. Любой шаг достоин похвалы, даже если он ведёт к провалу.
Пьеро согласно угукает, устало прикрывая глаза и позволяя Екатерине крепко обнять его, прижав к себе.
И все же, нужно глаз порчи доработать. Но не Пиро.