Мягкие коричневые волосы под пальцами непослушно пружинят от легких касаний, обвивая волнами бледные пальцы. Закатное солнце окрашивает их в рыжие тона, зажигая блики на локонах. Фил мог бы смотреть на это вечно, как ему кажется.
Вик под пальцами - живой-живой-живой, и его улыбка освещает мир, служа отсветом уходящему солнцу. Он мягко смеется, толкает плечом в толстовке Фила и непокорным движением головы уходит из-под тонких пальцев. Фил чувствует щемящую нежность, мягкий клубок которой скрутился где-то под ребрами, которые можно с л и ш к о м легко нащупать под его бесконечными слоями одежды, и обнимает парня рядом, чувствуя его (бесконечное) тепло, греющее его даже через все слои одежды, и даже не слишком хочется думать о том что пора домой.
Фил мягко и нерешительно улыбается в ответ на улыбку друга, липнет к нему пальцами, обнимая уже двумя руками и почему-то хочет плакать. Он не знает почему - это прекрасный(чудесный, почти (не) реальный) вечер, и редкое в Питере солнце зажигает радуги в воде, и Вик рядом-рядом-рядом, только....
Только Фил чувствует что что-то не т а к, что что-то не в порядке, что этого не может быть.
И от этого чувства иллюзия рассыпается на маленькие(совершенно крохотные) осколки.
Он открывает глаза в темной, пустой комнате его дворца.
Везде лишь тьма-тьма-тьма, и ничего больше. Солнца нет (он знает, что это всего-лишь ночь но) его нет-нет-нет и пустая комната давит вычурными стенами, слепит пустым блеском золота и малахита, и голубые простыни неприятно прилипают к коже.
Фил только сейчас понимает, что загнанно дышит.
Что по щекам текут горячие слезы и его бьет сильная, неуправляемая дрожь.
Фил лишь кусает губы и закрывает глаза рукой, чувствуя соленые слезы и горячие веки, бесполезно и отчаянно цепляясь за воспоминание о сне.
Там был Вик.
Живой Вик. Смеющийся Вик. Вик с солнечной радугой во вьющихся волосах
Такой, какой он был до.
До Энвелла. До Вэл. До Моргарта.
Какой он был когда они были лучшими друзьями.
Какой он был когда был живой.