Всё же не стоило так самонадеянно полагаться на звёзды. Правда вспомнил Джисон об этой истине слишком поздно. Когда во мраке собственного сна пытался сбежать от чего-то изо всех сил и уже валился с ног, в панике хватаясь за оббитые углы несуществующего пространства.
Чёрт бы побрал эти кошмары. Стоило только глаза сомкнуть, провалившись в бездну дремоты под прессом физической и моральной усталости, как тут же измученное сознание подбрасывало очередной дешёвый ужастик, даже во сне не позволяя выпустить из лёгких спокойный вздох. Лишь рваные выдохи и отчаянные попытки заглотить побольше вязкого воздуха, обволакивающего внутренности противным шаром горячего воска и оседающего где-то на дне противной патокой, которую так и хотелось выкашлять. Выплюнуть вместе с застрявшим в горле комом чистого напряжения, пачкая губы чёрным безобразием.
Хан не знал, где оказался в этот раз и от кого именно убегал, но внутреннее предчувствие било на сполох и не послушать его было просто невозможно. Он не видел ничего: темнота плотно перекрыла ему обзор, заставив тревожно прислушиваться к своим чувствам. Ощущать твёрдую поверхность под ногами со всеми её изъянами, ступая аккуратно, словно на тонкий шар льда, боясь тут же с треском провалиться и упасть прямо в руки своему концу. Толкаться плечами о что-то напоминающее собой стены, проводя пальцами вдоль преграды и цепляясь за неё, как за спасительную нить. И бежать. Куда только пускают просторы этой безграничной клетки разума. Лишь бы только не в очередной тупик.
Юноша слышал, как в голове взрывались целые галактики с громким гулом и звоном, с фантомной болью, даже думать о которой было страшно. Он остановился на минуту, часто моргая и хмурясь, дрожащими пальцами одной руки потянулся к пульсирующим вискам, а вторую вытянул вперёд в надежде нащупать очередную стену. Побитую и холодную. Но впереди, казалось, расцветала пустота, так и приглашая шагнуть к ней навстречу, упасть в объятия неизвестности и утонуть в ней же с головой. Без шанса выжить.
Метая встревоженный взгляд со стороны в сторону, Джисон и сам не понял, когда успел заметить в чистом мраке отблеск своей тени. За которой теснилась ещё тысяча таких же, протягивающих к нему свои ледяные руки в попытке ухватиться за что-то. За шею, край футболки, руку, ногу, волосы. Обжигая неживыми, несуществующими ни в одном временном пространстве касаниями и всё настойчивее сжимая, утягивая в небытие за собой. И зачем только он останавливался, чёрт возьми?!
Кряхтя и мыча, Хан отпирался, пока с очередным взмахом руки не ухватился, сразу впившись ногтями в поверхность, за что-то твёрдое, похожее на угол очередной стены, и резко повернул за неё, падая на колени, с прыжком поднимаясь и из последних сил пытаясь побыстрее оторваться. Но не получалось. Никак. От тени ведь не сбежишь. Что уже говорить, если их за спиной больше десятка, и каждая хотела бы с тобой поиграть, как ей заблагорассудится, загнав для начала в ловушку.
Джисон не сразу опомнился, когда и с каким размахом врезался в очередной тупик, которого так хотел избежать, бегая по этому неведомому лабиринту. Он чувствовал, как по спине проходится вдоль хребта волна дрожи и холода, это ужасное чувство обречения и безысходности. Ноги уже не держали совсем, ноя от нечеловеческой нагрузки и дрожа в коленях. Хотелось просто рухнуть. Что он и сделал, прислонившись лбом к несчастному барьеру, преградившему путь отступления, и медленно сползая вниз. Кулаки сжались сами по себе, бессильно стукнув в последний раз по побитой стене, поломать которую им бы точно не удалось, каким бы сильным не было желание.
Ведь это не Хан Джисон придумывал правила этой игры. Не его волей выстраивались все ходы на шахматной доске из сплошных чёрных квадратов и невидимых фигур такого же оттенка. Не у него в руках была волшебная палочка, способная помочь, а у Гарри Поттера в совсем другом мире.
Хотя… если это творилось только у него в голове, то почему он никак не мог совладать происходящим? Почему его собственное сознание играло против него? Почему так хотело убить, утопив во мраке безграничной тревоги? Почему нигде не было выхода?
Сотня рук, заботливо окруживших ослабевшее тело, принялась кружить вокруг, даря странные ласки, вызывающие лишь приглушённое страдание на дне опустевших глаз, из которых, казалось, стекала по коже не привычная солёная влага, а та самая прогнившая патока. Подушечки пальцев, не мягкие и не острые, поддевали эти капли и размазывали их по щекам, заставляя судорожно выдохнуть и опустить веки.
Так нельзя. Всё не может закончиться настолько безнадёжно. Надо бороться, надо кричать, надо…
Но оборванные хрипы застревали в горле, разрывая его, будто лезвия кинжалов, а крики боли и всхлипы оставались лишь глухим эхом на ладони, зажимающей рот жертвы. Отчаяние захлестнуло парня с головой, когда он почувствовал, что невесомые изучающие касания переросли в попытки разорвать его на куски. Рано или поздно это должно было случиться. Но каждый раз ощущался, как первый, и липкая жидкость болезненно брызгала из глаз с очередной безуспешной попыткой сорвать голос.
Его душили, сжимая шею и пытаясь оторвать голову, царапали, ломали, как дешёвую игрушку, выкручивая суставы, пытались к сердцу добраться, сжимая рёбра, пересчитывая их под, казалось, уже давно порванной и измазанной футболкой. Но это ещё можно было стерпеть. А вот ощущение безысходности, в которую он плавно опускался, словно на дно океана, тяжёлым грузом, никак. Конец уже близко. Глупо надеяться, что он сейчас, как обычно, проснётся.
Реальности не существует. Он её придумал, как и всё остальное, чтоб спастись. Уцепился за надежду, которой нет. И кричит в пустоту квартиры охрипшим голосом, сжимая простынь во вспотевшей ладони, как в последний раз, жмурясь и вскакивая с бешеной дрожью, в очередной раз пиная пустоту уже свободной ногой.
Джисон пришёл в себя не сразу: отыскал сначала слабый свет, ворвавшийся в комнату снаружи, из улицы, и подолгу изучал взглядом открытое окно, всматриваясь в него да пытаясь уяснить где сейчас находится. В придуманной реальности или реальной выдумке. Но прийти к одному выводу, расставив всё по полочкам, не удалось. Клубок разноцветных нитей, запутавшийся у него в голове в один единственный бесцветный моток, что его он так усердно пытался развязать, в этот раз не поддавался никак. И это загоняло в ещё более тупиковый тупик.
Не подумав ни о причинах, ни о последствиях, Хан ухватился всё так же дрожащими руками в телефон, едва отыскав в нём недавно записанный номер и сделал, что сделал, прижав прохладный экран к щеке и вслушиваясь в гудки. Он попытался успокоить дыхание, перебравшись поближе к окну, но ничего не удавалось. Становилось только хуже.
Из захвата паники юношу удалось выдернуть только сонному голосу на том конце связи. Все лишние мысли, словно по волшебному щелчку пальцев, испарились и остался среди них только слепой страх. Это не может быть сон.
— Джисон? Это ты? Я, конечно, говорил, мол, в любое время звони, но не в три часа ночи же… Эй? Ты меня слышишь? Всё в порядке? Дышишь так, будто только что три раза город со скоростью света оббежал.
— Хён? Хён… — осознание вывалилось на голову потоком ледяной воды слишком внезапно. Вот и кто его дёргал позвонить не кому-нибудь, а именно Минхо? Да и вообще брать телефон и звонить? Зачем? И что делать теперь? — Прости, боже, я… я не смотрел на часы, сразу тебе позвонил, я думал, что… чёрт, тебе же на работу подниматься рано, извини...
— Подожди, Джисон, для начала успокойся, ничего страшного не произошло… Джисон, ты меня слышишь? Джисон? Хан Джисон? Хани? – лишь применив тяжёлую артиллерию в виде последнего обращения, что так и вертелось на языке, Ли удалось прекратить череду несвязных извинений и нервного смеха со стороны младшего. Он переживал. Что-то тяжело упало вниз, стоило только услышать чужой голос, пребывающий на грани мольбы о спасении. — Тише… дыши, глубоко дыши. Тебя никто ни в чём не винит, всё в порядке. Вот так… уже лучше… молодец, продолжай дышать, вдох и выдох. А теперь просто скажи, что случилось. Не бойся, я не буду осуждать или чего хуже, для начала выслушаю.
— Просто… — слушая указания психолога, попытался сгрести мысли в кучу Хан и грустно усмехнулся, коснувшись виска. — Это очень непросто. Я глупый… думал, что не проснусь в этот раз, думал, всё кончено… и напугался действительно до смерти… чувствую теперь себя идиотом, в принципе, как обычно.
— Отставить, — цокнул языком Минхо, расслышав не скрытые мотивы самоунижения в словах младшего, и чуть нахмурился. — Почему ты думал, что не проснёшься? Приснилось что-то?
— Хён, иногда мне кажется, что мне и говорить не нужно. Ты просто читаешь мои мысли, — судорожно вздохнув, выронил Джисон. — Приснилось. Но я всё ещё не уверен приснилось или…
— Впервые?
— Ну… не совсем?
— Чёрт возьми, как давно и когда ты собирался сказать мне об этом?
— Не помню точно. Да и не собирался вообще, если честно…
— Ты сейчас серьёзно?
— Это же не так важно. Какой смысл рассказывать о подобных пустяках?
— Это далеко не пустяки, если именно они доводят тебя до истерик и неконтролируемого приступа паники. И это важно, очень важно, понимаешь? Ты просто свихнуться из-за этих пустяков можешь. И я не пытаюсь тебя запугать, ни в коем случае, но ты уже реально на пороге того, чтоб двинуться мозгами.
Хан лишь прикусил внутреннюю сторону щеки, опустив взгляд. В этом то проблема и была. Он не понимал абсолютно ничего. Хотелось расплакаться от беспомощности. И слёзы сами стекали с уголков глаз, задерживаясь у подбородка и разбиваясь о подоконник. Не чёрные, а кристально чистые. Не липкие, а неуловимо мягкие, прохладные, будто утренняя роса. Ведь это реальность, а не какой-то страшный сон. Ужасная реальность, в которой он боролся с самим собой и проигрывал.
— Эй, не говори мне, что ты сейчас плачешь.
— Не говорю, — но неожиданно громкий всхлип сдал его с потрохами.
— Сильно устал? — вместо того, чтобы отругать младшего, довольно мягко поинтересовался психолог. Конечно же. Он был недоволен тем, что не знал ничего о кошмарах, мучающих Джисона едва не всю его сознательную жизнь, но давить на него сейчас было худшим из решений. Да и злиться не было никаких сил, если честно.
— Есть немного, — потирая глаза, признался тот и тихо зевнул, чем вызвал у старшего желание улыбнуться. Одна из его кошек зевала точно так же. Вроде бы тихонечко, но так заметно и мило…
— Ложись обратно. Тебе нужно отдохнуть.
— Нет, я не усну, я не хочу, если это повторится снова, я…
— Хани, пожалуйста, хватит. Просто вернись в постель. Я останусь на проводе и никуда не денусь, обещаю.
— Хорошо, — слова Минхо действовали на него лучше любых успокоительных и снотворных всё же. Как только он забрался на кровать, небрежно расправив смятую простынь, и уложил потяжелевшую голову на подушку, в сон так и потянуло, хоть и было бесконечно страшно.
— Лёг?
— Да.
— Умница, — мурлыкнул Ли и сам откинулся на подушки, вернувшись в плен трёх любимых комочков шерсти, что облепили его со всех сторон. — А теперь расскажи мне какие у тебя планы на завтра.
— Планы на завтра? — задумался Хан, промычав что-то неразборчивое. — По субботам я обычно веду эфиры на студенческом радио, после него либо с друзьями где-то зависаю недолго, либо дома с заказами разбираюсь. Скорее всего, в этот раз будет второе.
— Заказы?
— Да, песни всякие.
— О, понятно. Заказчики, наверное, всегда довольны. Хотя это и не странно, ты талантливый очень.
— Хён, но ты же слышал только одну песню и то всего раз.
— А ты уже забыл, что обещал мне?
— Нет, прости… я помню и обязательно выполню его.
— Поверю на слово, так уж и быть.
— Хён.
— Да?
— А расскажи что-нибудь о себе. Пожалуйста?
— Нет бы сказку попросить, как все нормальные дети.
— Я не ребёнок!
— Ладно, не кричи, сейчас… придумать бы ещё что-то. Меня даже на собеседовании так-то не просили о себе рассказывать ничего, так что… — сдался Минхо и, почесав за ушком Дуни, что перебралась на его живот, начал о чём-то говорить. О том, как родители затолкали его на психологический факультет когда-то, все уши прожужжав о том, насколько работа психологов стабильная и доходная. Как закончил универ, едва не спалив диплом прямо в коридоре за аудиторией. Как устроился на работу и начал работать с людьми, изучая их со всеми их чувствами и другим странным фаршем. Как любит возвращаться домой после очередного рабочего дня и видеть на пороге своих девочек, которые в сто раз лучше любого двуногого. Как вдруг тоже почувствовал что-то неопределённое и, кажется, внутреннее тепло, несравнимое ни с чем иным и…
Джисон его уже точно не слушал. Тихое размеренное сопение в трубку невозможно было спутать с чем-то иным. Если парой минут раньше парень хотя бы делал вид, что слушает, время от времени подавая какой звук сквозь свою полудрёму, то сейчас уже крепко спокойно спал.
Миссия Ли была выполнена, но почему-то он не спешил отключаться и лишь продолжал прижимать телефон к щеке уже молча. Со спрятавшейся в уголках губ нежной улыбкой.
— Спокойной ночи, Хани.