Мандарин

      За пределами бамбуковой хижины вся власть уже полностью принадлежала снегу, который огромным белесым одеялом обнимал маленький домик своим холодом. Красиво, если не открывать окна и двери, сидя в тепле.

      Снегопад прекратился, когда солнце ушло в закат, и даже ветер немного успокоился, с менее безумной силой ударяясь об оконные рамы. С наступлением темноты, к чудному счастью, больше не было о чём волноваться, казалось. Только пить горячий чай и прятать нос в одеяле.

      Но Шэнь Цинцю всё ещё не вернулась с пика Аньдин. Как ушла ранним утром, оставив напоследок своей шимэй нежную улыбку с немым обещанием возвратиться в её объятия поскорее, так и след простыл. Что же она там у этой глупышки Шан Цинхуа так задерживалась каждый раз и о чём они могли настолько долго беседовать...

      И Лю Цингэ, восседая возле небольшого стола на мягкой подушке, тяжело вздохнула, закрыв лицо ладонями в попытке не думать о пустяках. Согревая замёрзшие пальцы горячим дыханием, она лишь измеряла пристальным взглядом помещение, в котором находилась. Лучше, к слову, не становилось. Богиня войны всего пика Байчжань впадала в невиданную тоску.

      Девушка потянулась, прогнувшись в спине, и тихо зевнула. Именно тогда в её поле зрения попала миска с мандаринами. Которую она упорно не замечала всё это время.

      Маленькие яркие шарики с приятным кисловатым запахом мгновенно притянули к себе всё внимание Цингэ, которая тот же час приподняла один цитрус, зацепившись за его длинный листочек, и аккуратно повертела им со стороны в сторону. Красивый такой.

      Она не особо любила еду, что не несла в себе никакой пользы, кроме выраженных вкусовых качеств, и все фрукты, булочки и прочие радости, соответственно, пробовала очень редко. Зачастую только на собраниях, где, не прикоснувшись ни к одному блюду, эта заклинательница могла запросто навлечь на себя нежеланную обиду. И в гостях у Шэнь Цинцю, в бамбуковой хижине, где подобного добра было даже больше, чем на всех застольях, которые ей приходилось навестить за всю свою жизнь.

      Мандарин был не таким уж лёгким и крохотным, каким мог показаться со стороны, поэтому, спустя минуту безвольного удерживания на одном лишь стебле с листком в воздухе прямо над чужим лицом, он, не выдержав, упал и ударил девушку в нос, заставляя поморщиться да застыть в удивлении.

      Конфликтовать с несчастным плодом она, конечно же, не собиралась и, выдохнув, подняла скатившийся оранжевый мячик, решив в этот раз избавить его от красивой красочной оболочки и отведать хоть чуть-чуть.

      Но этот достопочтённый цитрус был не так мил, как ожидалось. Жёсткая кожура не поддавалась, и даже длинные крепкие ногти Лю Цингэ никоим образом не могли спасти положение. Чем сильнее воительница пыталась вонзить ногтевую пластинку в кожуру и хоть как-то зацепить её, тем более невыносимой пыткой это становилось.

      И планы насчёт сооружения неконфликтных отношений с жалким цитрусовым утонули в глубоком и, к сожалению, иссохшемся колодце её терпения, рассыпавшись на дне прахом нарастающего гнева.

      Глаз уже начинал дёргаться вместе с маленькой родинкой на нижнем веке. Руки стали влажными от сока и появившегося от нервов пота. А сама Лю Цингэ тем временем, чуть ли не рыча, всё сильнее убеждалась в том, что в мире нет лучше еды, чем миска пресного риса или даже сырой лапши.

      В конце концов Цингэ не выдержала, и вспыльчивость в ней дала о себе знать. Она одним резким движением положила чёртов мандарин на стол и оголила четверть лезвия своего меча, словно угрожая. Испепеляющий взгляд сменился блеском клинка в миллиметрах от гладкой и уже поцарапанной во множестве мест кожуры маленького плода. Но рука, сжимающая рукоять, была остановлена нежным касанием холодных пальцев к её запястью.

      — Лю-мэй... может, тебе помочь его почистить? — беззлобно усмехнувшись, поинтересовалась Шэнь Цинцю, что даже верхней накидки с плеч не стянула, вместо этого ринувшись успокаивать свою богиню войны от слишком резких и малость необдуманных действий.

      — Цинцю? — молниеносно отвлеклась от своего замысла Лю Цингэ, и морщинка на её переносице разгладилась. Яростное раздражение на лице девушки сменилось удивлением, лёгким недоумением. Неужели она наконец дождалась? Ей больше не придётся погибать от тоски в полном одиночестве и драться с цитрусами?

      — Да, — улыбнулась ей Цинцю и нервно покосилась на меч. — Но не могла бы ты спрятать Чэнлуань для начала?

      — Да, — повторила Цингэ и убрала острое лезвие обратно в ножны. На её лице всё ещё сохранялись в онемевшем напряжении одинокие, растерявшиеся то здесь, то там черты раздражения, но появление в поле зрения до боли в сердце и висках родной фигуры невольно заставляло успокоиться. Лишь резкий недовольный вздох слетел с девичьих уст напоследок.

      Правильно истолковав реакцию шимэй, Шэнь Цинцю лишь незаметно кивнула. Она оставила свою накидку на чужих плечах, давно уже заметив, что девушка замёрзла. И как всегда до последнего отрицала, хоть даже изящные пальцы посинели, превратившись в живой лёд.

      Цинцю бережно усадила её обратно на мягкую подушку и села напротив, с искренним сочувствием глядя на несчастный мандарин. Она взяла его в руки, согревая в ладонях, и всего парой лёгких движений полностью избавила от кожуры.

      Цитрусовый запах столь же резко ударил в нос. А Цингэ лишь, нахмурившись, внимательно наблюдала за тем, как на уголке стола растёт маленькая оранжевая горка. В сознание мигом прокралась мысль: а действительно ли она хотела испробовать этот плод? И зачем тогда он ей, собственно, сдался вообще?

      Фыркнув и отвернувшись, Лю Цингэ устремила взгляд на темноту за окном. По позвоночнику пробежалось стадо кусачих мурашек от одного осознания, насколько холодно может быть за пределами этого домика. Захотелось вовсе спрятаться в мехах чужой накидки, наплевав на всех и вся.

      Но Шэнь Цинцю не позволила теперь сбежать и с мандарином в своих руках молча рассматривала чужой профиль. Упрямо и настойчиво. Пока на неё наконец не обратили внимание.

      — Открой рот, — скомандовала она и, обхватив одну дольку указательным и большим пальцами, направила её к нервно сжатым в одну линию губам чересчур гордой воительницы.

      — Что... — хотела было возмутиться Цингэ, но, как только её уста отворились, ротовая полость была заткнута маленьким сладким с кислинкой вкусом. Ощущения на любителя, но вместо того, чтобы озвучить всю критику, она молча проглотила эту дольку, слизывая с внутренней стороны щёк остатки привкуса. Непривычно...

      Только вот, за всё время, что Лю Цингэ пыталась распробовать одну маленькую дольку, Шэнь Цинцю, тихо мурлыча себе под нос, с довольной улыбкой на лице успела съесть бо́льшую половину, словно щёлкала семечки дыни. И, заметив и осознав пропажу мандарина, она стыдливо прикрыла рот рукой. Чужой взгляд заставлял чувствовать беспричинную вину и смущение. Рука сама потянулась к миске с цитрусами и в неловкой спешке схватила первый лучший.

      — Я почищу тебе ещё один, — пробурчала Цинцю и подняла строгий взгляд на Цингэ, что в полумраке любовалась румянцем на чужих щеках. Будто этого и ждала. Вот же трепетная, влюблённая наглость. — Только, ради всего святого, молчи.