«Предатель»

Спихнуть Вэй Усяня на десяток шиди, стащить с кухни — не без ведома дорогой сестры, конечно, — немного костей и обрезков мяса, оставшихся с обеда, незаметно выйти за ворота Пристани Лотоса. Это уже почти такой же неизменный ритуал, как ежедневная тренировка с мечом. Только здесь никто не говорит, как надо, не указывает на то, что можно было бы и лучше. Цзян Чэн просто быстрым шагом идёт по городку, почти не обращая внимания на взгляды случайных прохожих, и вдруг незаметно сворачивает в пустой узенький переулок. Остаётся только звонко свистнуть и ждать.

Стоять в одиночестве приходится совсем немного. И фэнь* не проходит, как в переулке раздаётся несмелое тявканье, а из-за угла показываются три разноцветные собачьи мордочки. При виде Цзян Чэна голоса становятся храбрее, громче. А в чёрных глазах-бусинках едва не звёзды пляшут, когда собаки подбегают к юноше. Тот тоже не сдерживает улыбку и наклоняется, ласково запуская руки в мягкую, хоть и всклокоченную от жизни на улице шерсть.

— Ну, тихо, тихо. Я тоже рад вас видеть, — Цзян Чэн негромко смеётся, когда тёплый шершавый язык касается ладони в счастливом приветствии, а ещё два носа уже пытливо обнюхивают его со всех сторон в поисках угощений. Сообразительные животные уже знают, что с пустыми руками Ваньинь никогда не приходит. Чем умело пользуются каждый раз, с первых секунд заставляя юношу потерять самообладание и сдаться. Да он и не против, если совсем на чистоту.

— А где вы уже Пушинку потеряли? — когда первая радость от встречи утихает, разум сразу возвращается к более серьёзным и существенным вещам. Цзян Чэн быстро скользит взглядом по спинам собак в поисках самой маленькой, пушистой и такой белой, словно не ей на улице жить приходится. Нет, у него нет любимиц. Но когда хоть кто-то из его «подопечных» по какой-то причине не показывается на глаза, в сердце невольно закрадывается тревога.

Тонкое «Гав!» раздаётся за самой спиной, стоит вопросу сорваться с губ. Ваньинь сразу же разворачивается и с облегчением выдыхает, позволяя тёплой улыбке застыть на лице, когда беглянка показывается на глаза. Хитрая какая — подкралась так тихо, что он даже не заметил! Что ж, теперь все в сборе. Можно со спокойной совестью начинать, не боясь никого обидеть ненароком.

Их «знакомство» произошло от силы месяц назад, но ощущалось как множество долгих и счастливых лет. Цзян Чэн просто как-то раз бродил по улицам городка в поисках лавки с тканями, куда попросила заглянуть сестра — Вэй Ина рядом почему-то не было, но сейчас причину уже не вспомнить. Тогда-то к нему и прицепилась группка дворняжек. Вскоре сдерживать порыв хотя бы провести рукой по шерсти стало совсем невозможным и к нему пришлось прислушаться. В тот день Цзян Чэн пожалел, что с собой у него не было ничего, чем можно было бы угостить исхудавших, потрёпанных, но такими умными глазами смотрящих на него животных. Мясных лавок как назло рядом тоже не было, поэтому Ваньинь во что бы то ни стало пообещал себе на следующий день вернуться и хоть как-то облегчить жизнь бедных собак. И он вернулся — дворняжки, словно специально ждали, оказались на том же месте, что и раньше. Когда Цзян Чэн протянул им несколько кусочков свежего мяса, он готов был поклясться, что впервые видит столько искренней благодарности в глазах. Уже этого хватило, чтобы он смог привязаться к этим животным.

Он стал приходить сюда чаще. Заканчивал все дела — и сразу мчался в город, чтобы повидаться с новыми «знакомыми». Он им даже имена дал потом — чтобы удобнее было обращаться. Снежинка, Малышка, Солнышко и Пушинка быстро привыкли и к Цзян Чэну, и к своим новым кличкам. Сколько оправданий ему пришлось придумать, прежде чем сестра однажды всё же славила его у ворот Пристани! Он все уже и не вспомнит — но каждая уловка каким-то чудом действовала, и никто ни разу не увязался за ним следом. Никто, кроме А-Ли. Сестра на удивление быстро его раскусила, но не стала отчитывать. Наоборот — стала помогать и всячески прикрывать Цзян Чэна перед родителями и вездесущим шисюном. Если бы не А-Ли, даже той малости спокойствия, которую он имеет сейчас, у него, наверное, не было бы.

Угощение в виде обрезков мяса и костей исчезает почти мгновенно — дворняжек редко кто кормит, не удивительно, что они так голодны. А Цзян Чэн каждый день ну никак приходить не может. Он старается, честно старается появляться в узеньком переулке, ставшем местом этих коротких встреч, не реже раза в двое суток — но уже и это очень рискованно. И для него, теряющего как минимум сяоши** своего времени, скрываясь при этом от всех и вся, и для драгоценной сестры, которая помогает ему незаметно таскать с кухни не только голые кости, но и обрезки мяса. Матушка точно будет против таких его вылазок, если узнает, отец скажет, что будущему главе ордена подкармливать уличных собак совсем не к лицу, Вэй Ин просто разразится криками ужаса, едва услышит о пугающих его ещё с детства животных. Пока вот так сбегать время от времени — самое лучшее решение.

— Надо вас куда-нибудь пристроить. Не дело таким сообразительным собакам по улицам слоняться. Без дома и без хозяина… — задумчиво бормочет Цзян Чэн, поглаживая благодарно льнущих к рукам животных по макушке, мягко почёсывая за ушами. В голосе едва заметно проскальзывает грусть. Он-то уже привыкнуть успел к дарящим хоть пару мгновений успокоения в ежедневной суматохе созданиям. Но не может же так вечно продолжаться. Тем более, скоро им с Вэй Ином уезжать на учёбу в Гусу… Кто знает, что случится за тот год, пока его не будет в Юньмэне. Решить вопрос о том, что делать с его мохнатыми друзьями надо до того момента, как их придётся покинуть.

— Цзян Чэн, ну как так можно! Я тебя по всей Пристани ищу, а ты в каких-то подворотнях прячешься! — звонкий голос шисюна, раздавшийся за спиной, заставляет сердце упасть в пятки. Так, словно его застали за чем-то постыдным. Ваньинь медленно поднимается на ноги и оборачивается. Чтобы тут же застать самую странную в своей жизни картину.

Он уверен, что Вэй Ин всего мгновение назад широко улыбался — но сейчас того бьёт крупная дрожь, а лицо его стало белее траурных одежд. Цзян Чэн следит за взглядом шисюна и вскоре понимает, в чём причина. Ведь прямо напротив него сейчас находится сразу четыре собаки! Четыре милейших и умнейших существа, которых старший адепт ордена Цзян боится больше всего на свете.

— П-п-предатель, — заикаясь, бормочет Вэй Усянь. Широко распахнутые глаза с ужасом и обидой смотрят на Ваньиня. — Т-ты предатель! Ты же говорил, что… Что собак не будет… Что они… Что мне…

— Я говорил, что не подпущу собак к тебе. И что их не будет в Пристани Лотоса, — резко обрывает его Цзян Чэн: знает, что ничего толкового сейчас шисюн не скажет. От страха или от дурости. Ну за что ему всё это… А ведь мгновение назад так спокойно было! — Про то, что мне нельзя приближаться к собакам, разговора не было. А ты теперь думать будешь, прежде чем лезть куда не надо.

Он не дожидается ответа и, подходя и грубо хватая за локоть всё ещё бормочущего что-то себе под нос Вэй Ина, тащит его в сторону Пристани Лотоса — сам тот явно будет не в состоянии сдвинуться с места ещё какое-то время. Как бы ни хотелось остаться здесь подольше, шисюна всё же следовало увести от собак как можно скорее, иначе спокойствия никому из них не видать. Животные, оставшиеся теперь за спиной, кажется, тоже поняли это, поэтому следом не пошли, как бывало раньше, когда Цзян Чэн возвращался домой один.

Настроение было вконец испорчено. Вэй Усянь же наверняка всем разболтает... Ещё одна — определяющая — причина в скорейшем времени найти хозяев пока ещё бездомным собакам нашла себя сама, причём очень быстро.

Он разболтал — но пока только сестре. То ли просьба никому не говорить об увиденном, подкреплённая подзатыльником, отклик в сердце нашла, то ли ещё что-то — вникать Цзян Чэн не стал и сейчас тоже не будет. Ему и так против воли приходится слушать, как Вэй Ин настойчиво жалуется сестре на «Предателя и лгуна», который «Все свои клятвы нарушил» и «Связался с самыми страшными существами на земле». А-Ли в ответ тихо и заливисто смеётся и пытается убедить Вэй Усяня в том, что не всё так страшно, как он рисует. Цзян Чэн в какой-то момент просто перестаёт обращать внимание на этот совсем уж бессмысленный разговор. Ему уже совсем без разницы, что говорит про него шисюн и он готовится и вовсе покинуть комнату, как вдруг до его ушей доносится заговорщицкий шёпот:

— Но знаешь, шицзе… Я никогда не видел, чтобы кому-то он улыбался так же ласково.

«Нет, всё же одного подзатыльника было мало», — думается Цзян Чэну, когда он пытается добавить ещё один, стараясь не задеть сестру, за спиной которой Вэй Ин, заливисто смеясь, ищет спасения от грозного шиди.