— Давай руку, — говорит Илль, протягиваясь навстречу.
Ноа неохотно принимает его помощь, так что наконец-то преодолевает выступающий из-под земли отвесный валун, оказавшийся теперь не по силам ему в одиночку. Но даже так дорога даётся ему тяжело: Илль прекрасно слышит и тяжёлую одышку товарища, и его бешено колотящееся сердце, видит нездоровую бледность. Он отводит взгляд, понимает: ещё час назад её не было.
— Сделаем привал, — заявляет он после нескольких секунд молчания и принимается искать сухостой для костра. Вокруг, как назло, только куцые кусты с тоненькими веточками.
— Я ещё могу идти, —тихо возражает Ноа с неожиданной настойчивостью. Илль считает иначе, но не хочет бить по самолюбию друга.
— Дальше равнина, пока светло, будем как на ладони. Нужно дождаться ночи, — тут же находит он причину остаться, и Ноа уже не спорит, хоть и смотрит на него с сомнением.
Редкие сосны высотой до неба тревожно качают верхушками под натиском ветра, но у земли – слава Солнцу — дует меньше, так что мелкие ветки не уносит от кострища, и Иллю всё-таки удаётся зажечь их. По старинке: без магии, трением камня о камень. Будь возможность использовать магию, огонь и не понадобился бы, но оба эльфа знают: нельзя. Иначе Изгнанник учует их. И тогда – смерть.
Ноа садится рядом, подтянув к себе колени. Обкладывает кострище крупными камнями, чтобы пламя не перекинулось на траву, и зябко кутается в плащ, смотрит в огонь, но как будто сквозь. Илль слышит, что его дыхание немного успокаивается, хотя и остаётся неровным, однако бледность не проходит. Плохой знак. С опозданием вспоминается, что в горле давно пересохло, и Илль снимает с пояса бурдюк с водой и делает один глоток.
— Надо сменить повязку, — говорит он, передавая бурдюк Ноа.
Тот кивает, тоже отпивает немного и возвращает ёмкость. Сдвигает с плеча плащ, долго мучаясь с застёжкой, и рубаху, прикрывает глаза. Илль садится ближе, разматывает старую повязку. Рана не кровоточит и не гноится, но края её окрашены в неприятный чёрный цвет, и во все стороны расходятся чёрные кривые полосы скверны. От локтя до ключицы. Они расползаются на глазах – гораздо быстрее, чем раньше. Быстрее, чем Илль с Ноа рассчитывали. А до ближайшего поселения, где найдется лекарь, ещё два дня пути. У них нет столько времени. Илль видит, как мелко дрожат концы линий, разветвляются, ползут дальше медленно, по чуть-чуть. Когда они доберутся до сердца…
— Как рана? — спрашивает Ноа без какого-то особенного выражения, даже будто незаинтересованно.
— Нормально, — отвечает Илль как можно спокойнее, и выходит неожиданно правдоподобно. – Воспаления нет.
Он тщательно перевязывает рану свежей тканью, находя в этом монотонном занятии утешение, и старается не думать. Костёр потрескивает и дымит так, что едкий запах щекочет нос, а где-то вдалеке слышится птичий клёкот. Ноа растягивается на земле рядом с огнём, смотрит в небо с лёгким прищуром, и Илль, недолго думая, устраивается так же по другую сторону костра. Облаков не видно, но небо подёрнуто лёгкой дымкой, поэтому солнце почти не слепит. Илль думает, что нужно что-то сказать, но не находит слов.
— Это несправедливо, — вдруг говорит Ноа задумчиво и сжимает дрожащие пальцы в кулаки. – Изгнанник творит, что хочет, а остальные боги даже не пытаются вмешаться. Целая империя пала, а они… Молчат.
— Может, они тоже пострадали в их войне. Ослабли. Говорят, раньше Изгнанник был сильнейшим из них, — говорит Илль, впрочем, не очень уверенно – в глубине души у него тоже все сжимается от осознания: неправильно, так не может быть, боги должны были защитить своих детей.
— Пока они бездействуют, он снова станет сильнейшим. Сколько жизней он уже поглотил? – возражает Ноа зло от собственного бессилия и как будто хочет сказать что-то ещё, но тут же его запал заканчивается. Он замолкает ненадолго, а потом шепчет уже спокойно, хоть и с долей горечи. – По крайней мере, моя ему точно не достанется.
Илль сильно сжимает челюсти, не находя в себе сил ответить. Поворачивает лицо к Ноа и смотрит на него через костёр. От тёплого света его лицо не кажется бледным и в глазах светятся жёлтые блики. Какое-то время оба молчат. Илль перебирает пальцами сухие травинки, иногда подкидывает их в костёр и старается отвлечься от тяжёлых мыслей попытками высчитать, сколько дней пути у них уйдёт, чтобы дойти до ближайшей реки – запасы воды стремительно уменьшались. Не получается - он то и дело отвлекается: нервно вслушивается в звук чужого дыхания, понимая, что оно становится всё тяжелее и прерывистее.
— Как думаешь, Элин смогла выбраться из города? – снова спрашивает Ноа, от воспоминаний его губы растягиваются в улыбке. – Она из стольких неприятностей выкручивалась - раз уж у нас получилось, то у неё тем более должно, да?
— Да, — соглашается Илль. – Думаю, так.
В последний раз Илль видел её за день до падения города. Она сидела на крыльце, подставив лицо солнцу, и улыбалась. Она ещё не знала, что произойдет завтра. Никто не знал.
— Она так ловко наколдовывала стайку разноцветных бабочек из воздуха, а я так и не спросил у неё заклинание, — продолжает Ноа с лёгким сожалением. – Хотел бы я тоже научиться…
— "Mille alarum". Попробуй,— неожиданно предлагает Илль, и его голос звучит твёрдо.
— Что? Но тогда…
Ноа поворачивается к Иллю и сталкивается с его взглядом – решительным и уверенным. И всё понимает.
— Всё будет хорошо, — говорит Илль, и Ноа рвано вздыхает – хочет что-то сказать, но не справляется с голосом.
Он ещё несколько секунд смотрит с сомнением, а потом всё-таки сдаётся: улыбается криво — с благодарностью и будто за что-то извиняясь. Илль поджимает губы и кивает ему, смотрит прямо в глаза, не отрываясь. Ноа выравнивает дыхание и прикрывает глаза, шепчет одними губами слова заклинания, вкладывая все оставшиеся силы. Сначала ничего не происходит, но секунда, и раздаётся шелест множества крыльев. Ноа открывает глаза и смотрит вверх. Пёстрая стайка кружит над ним, заслоняя крыльями серое небо, мелькает красным, синим, зелёным. Вьётся вокруг, обрушивается разноцветным водопадом почти до земли и снова устремляется ввысь, закручивается спиралью, и от буйства красок рябит в глазах. Дыхание Ноа снова сбивается от восторга, он смотрит вверх жадно, с широко распахнутым глазами. Илль слабо улыбается, глядя на него, и тоже переводит взгляд на бабочек, невольно думает – красиво.
Когда бабочки разлетаются, Илль снова смотрит на Ноа, на его застывший взгляд и выползшие из-под воротника нити скверны. Вслушивается в тишину, нарушаемую только треском костра, и в груди что-то больно щемит.
— Мою жизнь он тоже не получит, Ноа, — шёпотом обещает он, закрывая другу глаза, и поднимается с земли.
Если уйти достаточно далеко, есть шанс не попасться, когда сюда на запах магии заявится Изгнанник. А значит, надо спешить.