— Господи, пожалуйста! — Дазай задыхался, сминая пальцами штанину рыжего, утыкаясь носом в бедро и прижавшись всем своим долговязым телом к ногам бывшего напарника.

      — Господи, блять… — пробормотал Чуя, нервно затянувшись. Он, конечно, знал о том, что у парня очень специфические наклонности, но впервые это проявилось… так. Накахара всего лишь открыл ему дверь, когда Осаму пришел своеобразно «извиниться» за то, что кинул его после боя с Лавкрафтом. С бутылкой дорогого вина, разумеется, иначе бы эту кучерявую подлянку даже на порог не пустили. Он знал, как найти подход к рыжей бестии, и рыжий даже не собирался скрывать, что за вино способен на многое. Бокал, второй…

      Когда и как разговор перешёл на сексуальные фетиши, у Накахары в памяти не отложилось. Вот они хохочут с совместных проколов на миссиях, а вот уже Дазай с любопытством ищет в его шкафу верёвку для шибари, и Чуя даже подсказывает, что кучерявому нужна именно третья полка, а «не пятая, шпала, блять!»

      — Как у тебя вообще оказалось это? — в голосе Дазая буквально искрит удивление, и сбитый такой реакцией с толку Накахара лишь пожимает плечами, побалтывая в руке стакан с виски. Когда они успели перейти к напиткам покрепче, тоже из памяти выветрилось.

      — А почему бы и да. Хобби такое, — неуверенно протянул парень.

      — Какое удачное у тебя хобби, — пробормотал юноша, пробуя верёвку на прочность. — А с БДСМ ты не знаком? Случайно так.

      Чуя только отмахнулся, но явно не убедил Осаму. Спустя несколько минут веревка упала на колени, а сама долговязая шпала села перед своим бывшим напарником, глядя насколько блестящими глазами, что рыжий невольно покраснел. Никогда этот суицидник не смотрел с таким вожделением, на грани того, чтобы скулить и вилять хвостом.

      — Неужели ты никогда..? — Накахара поддался обаянию карих глаз и зашёл за спину парня, несколькими жестами прося свести лопатки и локти.

      — С тобой интереснее, — откликнулся Дазай, послушно выполняя команды и подрагивая от нетерпения. Веревка ложилась на кожу ровно, аккуратно и неторопливо, каждый узел был точно выверенным, чтобы не пережимать важные кровеносные сосуды. Это было бы почти комфортно, если бы не положение рук и то, что странно прохладные пальцы Чуи порой проскальзывают по рукам, пусть бы даже проверяя узлы.

      Накахара выбрал довольно простую обвязку, которая полностью обхватывает руки до локтей, фиксируя их в не самом удобном, но относительно комфортном состоянии, однако стоило ему закончить, проверяя на прочность необходимые узлы, как Осаму слабо дернулся, глядя через плечо потемневшим взглядом.

      — Ещё.

      — У меня нет больше веревок, — фыркнул Чуя, скрестив руки на груди.

      — Врешь, у тебя бы там ещё три мотка, — фыркнул в ответ Осаму, копируя манеру рыжего. Но возразить было нечего. Да и самого Чую разбирало любопытство: с каких пор этот любитель тотального контроля стал поклонником того, что напрочь лишает безопасности, возможности контролировать что угодно, кроме дыхания, и требует недюжинной смелости и доверия? Невольно кольнуло ревностью. Но Накахара все же послушно достал оставшиеся верёвки с полки, поддавшись соблазну.

      Не то что бы юноша был профессионалом в связывании, однако мог легко повторить несколько простых, но очень приятных, по чужим отзывам, плетений. Кое никогда не обучала его специально всем этим техникам, но при этом не препятствовала интересу подопечного. Обвязка рук, простой корсет с ячейками узлов, аккуратно натирающих в нужных местах чувствительные точки. С каждым движением веревки по телу, с каждым плавно затягивающимся узлом дыхание бывшего Исполнителя становилось более рваным и тяжёлым, и порой Чуя бросал взгляд на лицо и глаза парня. Стоило бы хоть на мгновение мелькнуть страху — и Накахара одним четко выверенным рывком распустил бы сложную конструкцию, оставив достаточно длинную страховочную верёвку для плетений. Но на лице суицидника было столько удовольствия, что рыжий едва не пошутил про то, что тот готов кончить просто от веревок. Не шутил ещё и потому, что понимал: это недалеко от истины.

      Как только он закончил с «корсетом» и сел напротив лицом к брюнету, оценивая работу, у его модели уже терпение оказалось на исходе. Осаму внезапно навалился на него, вжавшись всем телом, и свалил на ковер, прижав собой к ворсу так, что Чуя едва слышно охнул от напора. Частое, будто рваное дыхание опалило шею, а сам Накахара попытался сдвинуть Осаму, вцепившись в плечи. Такая резкость его сильно насторожила, заставляя вспомнить их крайне бурное прошлое, в котором хватало место всяким экспериментам, и безобидных среди них было пугающе мало.

      — Зараза, суповой набор, а весишь тонну! — выругался рыжий, чувствуя, как щеки заливает краской. Но брюнет лишь прижался сильнее, даром что в корсетной обвязке и с переплетенными руками, одни ноги свободны. И на самой грани слышимости рыжий уловил сдавленный стон, явно сдерживаемый из последних сил.

      — Я тебе сейчас ещё и ноги свяжу, мумия! — возмутился Накахара, начиная упираться сильнее, но это лишь привело к тому, что он оказался ещё сильнее прижат к ковру, и теперь сомнений в состоянии парня совсем не было. Ещё бы, с таким пистолетом за пазухой, тут очевидность намерений и желаний не вызывает и намека на вопросы.

      — Свяжи. Можешь даже придушить, — на грани стона забормотал Осаму, двинув бедрами и жадно потершись о ногу рыжего пахом. —  Я знаю, что ты этого хочешь.

      Помедлив, рыжий кивнул, и в то же мгновение Осаму скатился с него, беззастенчиво раздевая пьяным взглядом. Чуя когда-то уже видел такой взгляд. Когда «нижних» начинало крыть от того, насколько они отдавались своим доминантам. Пару раз Накахара сам успокаивал разошедшихся, кто был в борделе Кое в присутствии самого Исполнителя. Но сейчас ему было любопытно, насколько гибкая у Дазая психика, что он позволяет себе такие вот чисто сабмиссивные вещи при том, что внутри этот мудак был настолько садистом и «верхним», что мог бы зарабатывать в этой сфере недурные деньги. Если бы его клиенты выживали.

      — Проси правильно, — рыжий специально снизил голос до более грубого, и в то же мгновение Дазай дернулся. На мгновение его взгляд прояснился, соперничая с голубыми глазами по твердости и упрямству, но желание получить разрядку оказалось в разы сильнее. Это неправильно — оставлять сабмиссива в таком состоянии надолго, но Чуя был очень уверен в своих силах и в том, что сумеет удержать доверившегося ему парня. Чем-то это напоминало Порчу, только в этот раз в роли контролирующей стороны выступал не тот, кому обычно нужна была помощь, физическая и психологическая.

      Однако сейчас утрата контроля мало заботила Осаму, и тот лишь облизнул губы от странного, приятного предвкушения.

      — Чуя, пожалуйста, — простонал чуть слышно Осаму, и Чуя с коротким стоном-вздохом взялся за последний моток. Ноги. Простое, но незамысловатое плетение, которое прижимало голени к бедрам, надёжно фиксируя в неудобной и иногда почти болючей позе, но у Дазая черный топил радужку, будто горячий шоколад, и Накахару самого слабо трясло от такой реакции, откровенной и ждущей продолжения, нетерпеливой, требовательной.

      Тонкая плеть из сплетённых полосок кожи, сделанная в виде специальной удавки, легла на шею брюнета изящным, смертоносным галстуком, и Осаму замер, быстро и немного поверхностно дыша, будто старался надышаться напоследок. Они не разрывали зрительный контакт, карие и синие глаза, зная, что каждый из них наблюдает за состоянием другого. Дазай знал, что не сумеет вербально предупредить, когда для него станет «чересчур», словил эмоциональный "приход" и теперь вряд ли различит, что выходит за пределы его инстинкта самосохранения. Но схожему психозу бывали подвержены и доминанты, и потому он следил за мимолетными сигналами Чуи. Который на удивление хорошо владел собой и ситуацией, отчего у Осаму слабо ныло в груди.

      Все лишние мысли вылетели из головы, стоило посильнее потянуть за удавку, и жёсткий узел впился чуть ниже адамова яблока, перекрывая доступ кислороду. Из горла Дазая вырвался надсадный хрип, слишком похожий на стон, от которого у самого Чуи вдоль позвоночника будто кипятком брызнуло. Он окинул взглядом всю фигнуру суицидника, будто мимоходом отмечая для себя, насколько тому было прекрасно в этой паутине алых росчерков и узлов. Красиво до потери пульса.

      Накахара поспешно ослабил удавку, когда глаза у суицидника начали немного закатываться, и тот резко, часто закашлял, когда в горло резко хлынул воздух. Импровизированная сессия без стоп-слова могла закончиться плачевно, если Чуя позволит себе так отвлекаться на эстетическую сторону шибари.

      — Ещё, — просипел брюнет, резко подавшись телом к Чуе, стоявшему перед ним и смотревшему свысока, пусть даже сейчас, в таком состоянии голова бывшего напарника доходила ему макушкой до солнечного сплетения. — Ещё, пожалуйста.

      —  Я развяжу тебе руки, — медленно и четко произнес рыжий так, чтобы до затуманенного наслаждением мозга дошло, что именно будет делать доминант. — И ноги. Чтобы ты мог дать сигнал, если сессия зайдет слишком далеко. Это приказ, — добавил он, видя, что Осаму собирается возразить. И тот сразу поспешно закрыл рот и кивнул, соглашаясь на условие. Накахаре резко захотелось курить: Дазая крыло просто с головой, потому что иного объяснения рыжий не мог подобрать. Даже если учесть их неправильный сеанс доминирования-подчинения. Да если бы ещё утром его кто спросил о вероятности сессии между ним и Осаму, то Чуя с полной уверенностью ставил бы на собственную сабмиссивность с бывшим напарником.

      Но вот он, стоит на коленях, носом уткнувшись в бедро Чуи, и скулит, будто в течку, когда удавка вжимается в шею крепким объятием. Накахара играл с ним, словно они поменялись ролями, вечного пса и его хозяина, пока юноша то до боли затягивал инструмент, то снова расслаблял, срывая хрипы и короткие стоны, и почти упустил момент, когда длинные ледяные пальцы пробрались под рубашку, сжимаясь на боках чуть ниже подвздошных костей.

      — Руки! — резко зарычал рыжий, слабо ударив по предплечью парня. — Разрешения не было.

      — Но… — во взгляде Осаму было столько мольбы, что хотелось самому вздернуться, а не отказать. — Чуя, прошу тебя, пожалуйста, не отталкивай. Чуя… Хоть сейчас.

      — Вытяни ноги вперёд. И я запрещаю тебе прикасаться к себе, — сессия несла психологическую нагрузку для них обоих, и у Накахары терпение тоже не было железным. Но свой предел он понимал, и потому если бы он не поддался сабмиссиву, то мог бы получить уже свой психоз и покалечить «нижнего».

      Дазай с готовностью выполнил приказ, и у Чуи снова мелькнуло сравнение с собачкой с виляющим хвостом. Накахара аккуратно опустился на бедра парня, в кои-то веки глядя глаза в глаза. Хватка на боках усилилась, когда ягодицы рыжего практически опустились на пах брюнета, но Дазай держался стойко от соблазна: то, что его доминант уступил ему, было платой за хорошее поведение. А плохое лишило бы его всех привилегий. И потому Осаму терпел изо всех сил.

      Рыжий же успел прикурить сигарету, взмахнув медными ресницами, и совершенно никуда не торопится, лишь немного покачиваясь и ерзая на бедрах. Разумеется, он не собирался снимать ни свои, ни чужие штаны, так что его задница была в полной безопасности. Но вот этот голодный, ждущий взгляд…

      — Хороший мальчик, — холодно произнес рыжий, выдохнув клуб дыма прямо в лицо Дазаю, и почти сразу потянул за удавку, одновременно почти опускаясь. Сразу ягодицам стало жарко, а по виску брюнета медленно стекла капля пота. Чуя медленно затягивался, наблюдая, а когда дошел до нужной отметки, отпустил удавку и приник к губам, выдыхая накопившийся дым. Он знал, как никотин и смолы впиваются и дерут горло после сеанса удушья, но не сумел отказаться от удовольствия. Дазай, как и ожидалось, зашелся сухим кашлем, дрожа. Но ни слова не сказал против, да и весь язык его тела говорил о том, что запас прочности юноши был куда больше предполагаемого.

      Пытка удовольствием и удушьем продолжалась и дальше, и Чуя умело оттягивал момента, когда выдержка и состояние откажут полностью, и когда у Осаму закатились вновь глаза, Накахаре оставалось только шепнуть одно слово.

      — Кончай.

      И брюнет издал длинный хрип, переросший в стон, когда Чуя ослабил удавку и позволил дышать всей грудью. Юноша обхватил руками рыжего, прижимая к себе, и уткнулся носом в шею, дрожа так, словно у него был припадок, дыша судорожно и поверхностно.

      — Ты в порядке? — спросил Накахара, обнимая аккуратно в ответ и перебирая каштановые пряди. — Все хорошо?

      В ответ он услышал неразборчивое бормотание, в котором были одобрение и явное смущение произошедшим. Узлы шибари все ещё опутывали торс парня, однако тот будто и забыл про них, приходя в себя после того, как удавка перехватывала его дыхание своим смертоносным кольцом. Сабмиссива понемногу отпускало, и Чуе предстояло ещё немало работы, чтобы тот вернулся к прежнему состоянию. Все же, какой бы неправильной ни была сессия — итог должен был ее прекратить, по-правильному, — но заботу о своём партнере ещё никто не отменял. И Накахаре очень хотелось, чтобы эта небольшая опасная шалость не стала первой и последней.

 Редактировать часть