— Жарко, — выдохнул Чуя в потолок, и Дазай согласно кивнул. Он был в лёгкой футболке и шортах, даже бинты не стал наматывать; Чуя в растянутой майке и коротких шортах. И им все равно жарко до потери пульса. Здоровенный вентилятор не спасал ни разу, только гонял горячий воздух из одного угла в другой. Но это все еще было лучше, чем если бы  сонное марево стояло стеной, заставляя задыхаться от тяжелого, душащего воздуха. Все пространство комнаты  было напоено жаром,  и Чуя с трудом мог дышать.

      — Даже холодной воды нет… А ты знаешь, что повышенное потоотделение помогает сбросить температуру? И не так чувствуется жара за счет охлаждения кожного покрова, — внезапно подал голос доселе молчавший Осаму.

      — То есть холодной воды нет? — уточнил Исполнитель и страдальчески застонал, закатив глаза, когда молодой мужчина кивнул, подтверждая эту мысль. Увы, обращать внимание на всю фразу он не стал, что было достаточно серьезным промахом со стороны  юноши. Брюнет, конечно, оставался тем еще треплом, но наедине с Чуей бреда в его фразах становилось ощутимо меньше. Но жара, от которой никак не мог спасти их шумный, беспрерывно вращающийся вентилятор, совершенно не способствовала адекватному мыслительному процессу, превращая даже попытку думать в невыполнимую задачу, и потому Накахара предпочел растянуться снова на полу, прижимаясь щекой к татами в попытке получить хоть небольшую дозу прохлады.

      Однако у Дазая были свои мысли на этот счет, что им делать в такую жару, и то, что это мало совпадало с возможностями и силами самого Чуи, парня волновало настолько мало, что это было практически грустно.  Так что мафиози был не очень удивлен, когда на него сверху навалилось костлявое, но очень тяжелое тело, закрывая его не только от палящего солнца, но и от благодатного потока воздуха от вентилятора, что далеко не обрадовало страдающего от высокой температуры эспера.

      — Дазай, жарко, блять, — Накахара лениво попытался отпихнуть любовника, но если кучерявый что-то хотел, проще было угомонить Арахабаки своими силами или заставить Куникиду отступить от расписания. Так что рыжий позволил снять с себя майку и вытряхнуть из шорт, чувствуя копчиком мягкую пену татами. У Дазая из-за его роста были ледяные конечности даже в такую жару, и когда он лег сверху, прижимаясь своими ступнями к лодыжкам, Чуя против воли ощутил мурашки, пробежавшие по спине.

      Дазай обожал целоваться медленно, плавно, словно пытаясь распробовать на вкус. Даже если вкус своего напарника он знал в любом месте тела и мог назвать даже мельчайшие нотки аромата в любой ситуации. Даже когда тот почти обезвожен от аномальной жары в Йокогаме, и, напади на них сейчас Гильдия или Крысы, Агентство с Мафией стали бы легкой добычей. Правда, как подозревал сам Осаму, обезбашенные русские и не менее чокнутые американцы сейчас страдали ничуть не меньше, чем их японские коллеги, так что вынужденное перемирие спасало нервы, время и ресурсы. И никто не мешал водить кончиками ледяных пальцев по бокам и спине, вызывая на бледной, покрытой веснушками коже стайки мурашек. В кои-то веки его холодные конечности пригодились,  и мало настроенный на близость рыжий и не думал отталкивать любовника.

      Правда, когда широкая ладонь с гибкими, длинными пальцами добралась до ягодиц, стало не так расслабленно, потому что к тому времени собственные пальцы Чуи уже вовсю расчесывали и перебирали каштановые кудри, а дыхание безнадежно сбилось. Осаму явно не собирался отступать, и с учетом, что его тонкие домашние шорты совершенно не скрывали степень интереса, Накахаре было даже лестно: даже в такую жару суицидник был готов на все сто процентов. Длительной растяжки не требовалось: ночью было достаточно прохладно, чтобы мафиози не возражал против определенных видов активности и тренировки своей гибкости в  длинных руках бывшего напарника. Однако чувствовать прохладный гель смазки на ягодицах все равно было по-своему приятно. Как и чувствовать прохладный запах. То ли мята, то ли что-то такое же свежее. Чувствительный к запахам нос Накахары не переносил слишком синтетические отдушки.

      Дазай любил смотреть, как выгибает рыжего от удовольствия, особенно когда он только занимался подготовкой. Каким бы сам он ни был вечно мерзнущим, от одного взгляда на обнаженную шею и сведенные на переносице брови в попытках сдерживать слишком постыдные и яркие реакции бросало в жар похлеще, чем этим летом. А уж когда Накахара сдавался и распахивал яркие алые губы в длинном стоне, выгибаясь так, что едва не становился на мостик, подмахивая бедрами навстречу пальцам, Осаму казалось, что он просто обязан был получить тепловой удар. И никакие вентиляторы и даже кондиционеры не спасли бы его перегревающийся рассудок от слишком поспешных и резких действий.

      Прохладная смазка заставляла Чую сжиматься сильнее, и ему казалось, что в карих глазах огни ада полыхают, потому что Дазай и не думал отводить взгляд от своего бывшего коллеги, жадно ловя каждую эмоцию.  От этого становилось только жарче, и тело покрывалось едва заметными бисерными капельками, ярко блестя в солнечном свете. Раскаленный воздух уже не казался настолько невыносимым, и внутренняя температура подскочила, компенсируя жаркую погоду.  Осаму уже удерживал в своих объятиях так крепко, что кости трещали, и Накахара только и мог, что хватать губами воздух, все громче и громче выстанывая имя любовника, с каждым рывком, несдержанным движением в своем теле выгибаясь сильнее. Дазай знал, как надо двигаться внутри обманчиво хрупкого тела, чтобы рыжий совершенно терял ощущение реальности и собственного тела. Пожалуй, позволить себе такую роскошь он мог только в обществе Осаму, который мог удержать как его физическую силу, так и его способность, которая никогда не подчинялась ему до самого конца.  Жара отступила глубоко на задний план, и  теперь уже Чуя даже забил на то, что с десяток минут назад готов был убить Дазая за его гиперактивность, царапая плечи суицидальной скумбрии практически в кровь короткими ногтями. У Исполнителя перед глазами просто все плыло от жаркого шепота на ухо, едва-едва разборчивые, резкие, практически жесткие рывки,  и звезды перед глазами, от которых становилось еще жарче, до болезненной черной дыры сжимаясь где-то за ребрами.

      Глядя на  расслабленного и мокрого после оргазма рыжего, Осаму не мог сдержать тихого смешка, медленно касаясь губами влажных щек и волос. Рыжий дышал загнанно, глубоко, шумно, словно пес, широко раскрыв рот, и в синие глаза медленно возвращалась осмысленность, пока детектив водил своими снова леденеющими пальцами по бедрам и ногам возлюбленного. Сил у него было достаточно на весь день, но выматывать мафиози до такой степени ему было не интересно: ночью будет прохладнее, и уж тогда парень прекратит изображать вареную улитку и будет более открыт к дуэту на зависть соседям.

      — Стало прохладнее? — промурлыкал на ушко Чуе Дазай, переворачиваясь и подставляя спину парня под вентилятор, и сил Накахаре хватило только фыркнуть. Не намекать же Скумбрии, что можно было просто сходить в душ, пусть и с меньшим выбросом эндорфинов в кровь.