Если бы Чуя мог, он бы сказал Мори "Отъебитесь, пожалуйста, хотя бы сегодня". Потому что это канун Рождества, Сочельник же. Потому что у него в кои-то веки есть с кем встречать Рождество. Но он в жопе Аомори, заканчивает данную ему миссию, которую получил пару дней назад. И он жутко замерз. В этом году Рождество выдалось необычно снежным, и на точке встречи, где он должен забрать товар, было так тихо, что можно было услышать собственное дыхание и хруст опускающихся на своих товарок снежинок, не говоря уже о том, насколько оглушительными казались шаги по свежему снегу, сухому, словно он состоял не из замерзшей воды, а из мелкого стекла и хрусталя. В городе даже в канун Рождества так тихо, что непривычно. Обычно люди снуют туда и сюда...

Накахара звонко чихнул и сунул ладони в рукава поглубже, стараясь сохранить больше тепла. Привычные перчатки не спасали, а от реки веяло холодом еще сильнее, отчего рыжий дрожал, явно не ожидав, что в этом городе будет намного холоднее, чем в Йокогаме. Он замерз. Он устал. В конце концов, он соскучился. Где-то там, в родном для него городе, на другом конце Японии практически, Ацуши в компании Акутагавы наверняка бегает по магазинам и ищет подарки для своих коллег по работе, не забывая еще и про друзей-знакомых в Мафии и простых людей. Дазай, сто процентов, сказал всем, что праздновать не будет, и завалился на свой диван с мангой или наушниками. Или пошел пить в любимый бар. Ну, не мог тот как-то готовиться к Рождеству! Во всяком случае, тот Дазай, что был в Мафии, никогда бы и не подумал насчёт таких глупостей, как семейные праздники и тем более их празднование. А Чуя, например, отстаивал километровую очередь, чтобы получить немного своей любимой курицы в KFC! Ему нравилась подобная традиция, она вызывала чувство, которое ему было очень дорого, - чувство нормальности и обыденности.

Живот недовольно заурчал, напоминая хозяину, что им, к слову, неплохо бы и поесть, и Накахара раздраженно вздохнул: оставалось лишь надеяться, что в вечернем поезде, на который он пока что успевает, будут продавать хотя бы бутерброды, чтобы уставшие и замерзшие путники могли подкрепиться. Он с утра совершенно не успел поесть, так что теперь страдал, чувствуя разве что легкое бултыхание стаканчика растворимого кофе где-то на дне желудка. Невольно вспоминалось, что сейчас в Йокогаме на главной площади рождественская ярмарка. Акутагава будет дураком, если не вытащит наконец своего оборотня погулять под предлогом поиска подарков или ярмарки. Между прочим, Чуя за его отношения переживал даже больше, чем за свои собственные, потому как Рюноске в отношениях был намного более бревном, чем Дазай с его хорошо подвешенным языком и буйной юностью. Неловкий, словно мальчишка. Впрочем, Накахара прекрасно знал, что от своего кохая ушел очень недалеко: ему просто повезло с ане-сан, которая быстрее подопечного раскусила, что Дазай так ухаживает, в мафиозной манере "дергая понравившуюся девочку за косички", как и все подростки его возраста. И долго смеялась над озадаченным выражением лица Чуи. Но это было по-своему забавно, и уже взрослый Накахара прекрасно понимал, почему Кое так веселилась.

Тоскливые мысли текли своим чередом, и Чуя представлял себе, как компания из работников ВДА и Мафии ходит по ярмарке. Ацуши с горящими глазами смотрит на вкусности вместе с их великим детективом. Впрочем, Чуе Рампо даже нравился, когда не начинал изображать из себя не то подростка с низким уровнем интеллекта и высоким самомнением, не то актера погорелого театра, как очень любил себя вести Дазай в свои пятнадцать. Кёка наверняка захочет вафли с фруктами, не понимая, почему зимой нельзя добавить мороженое. Дазай накупил бы огромное количество глупых сувениров. А Акутагава молча следовал за своим семпаем, порой подверженный приступам любви к тому. Впрочем, парень делал успехи и все меньше оглядывался в поисках одобрения. Накахара им гордился. Без шуток. Уйти из-под влияния Осаму - само по себе подвиг.

Рыжий успел перебрать в голове большинство свих знакомых, задумавшись, не отправился ли Кенджи в родную деревню на Рождество, что бы делал Хироцу в сочельник, или же над количеством подарков у крошки Элис, когда за спиной раздалось деликатное покашливание.

- Прошу прощения за ожидание, Накахара-сан. Погода портится из-за бурана, я едва его обогнал, - мужчина вежливо склонился перед Исполнителем, и Чуя видел, что тот говорит искренне. Да и следы снега на его кимоно, традиционном, хоть и теплом, говорили, что стоящий перед ним эспер, возможно, и вправду летел на крыльях ветра, обгоняя чернильно-черные тучи надвигающейся на горизонте непогоды.

- Перейдем сразу к делу, - кивнул мафиози, так же, как и его партнёр по делам, не желая в Рождество задерживаться дольше необходимого. Каэдэхара-сан был явно согласен с таким подходом, и дело наконец пошло на лад, так что миссия вскоре пришла к логическому и счастливому завершению к вящему удовольствию всех сторон.

Он чудом успел на последний поезд. Кончики пальцев неприятно кололо после холода, и Чуя устало откинулся на кресле, наблюдая, как колкие снежинки вдребезги разлетаются о стекло. В поезде тоже было холодно, людей было мало, чтобы прогреть присутствием непривычно морозный воздух внутри, но от одной мысли, что Накахара мог отмахнуться и понадеяться на способность в такой буран, вызывала у рыжего едва ли не панику. В конце концов, он не мог знать, подействует ли Смутная Печаль на снег, если учесть, что с жидкостями его гравитация не ладила.

Добираться было каких-то несколько часов, и когда они прибыли на станцию, Чуе хотелось только спать и немного вина, чтобы прогреться изнутри. Он не был в состоянии для шумных праздников, и отчасти ему было даже стыдно перед Осаму за то, что парень настолько замёрз и устал. Он чувствовал себя совсем как эта снежинка, что упала сейчас на рукав. Хрупкий и ломкий от усталости и мороза. И даже таксист, который согласился отвезти хмурого клиента от вокзала, молчал, словив настроение рыжеволосого. Уже в машине Чуя написал Дазаю невменяемо короткую смс о том, что он совершенно не в состоянии праздновать, и заблокировал телефон, трусливо думая, что сейчас Осаму расстроится. Рыжий сейчас совершенно не хотел сейчас принимать ответственность за свои решения и действия, и был даже изрядно удивлен, что в ответ телефон молчал, словно бы его бывший напарник не получил сообщение. Так что Накахара позволил себе уйти в свои мысли и едва не задремал, когда такси остановилось перед общежитием. Он не глядя расплатился и практически вытек из машины, что-то пробормотав про Рождество и что его надо провести приятно и весело. Впрочем, стоило ему подняться на этаж и открыть дверь в квартиру, как он замер на пороге, раскрыв рот от удивления. Сонливость на некоторое время отступила под натиском всплеснувшихся эмоций.

Накахара не мог поверить своим глазам. В его квартире горел свет - пусть даже это было всего несколько гирлянд, однако он все же мерцал и переливался теплыми золотыми оттенками. В его квартире пахло хвоей и немного свежестью - и это был естественный запах от небольшого, но очень пушистого деревца, заботливо поставленного в большой горшок и украшенного мишурой так, что глуповатые пластмассовые шарики были едва заметны. Глупые и забавные игрушки, какие продают на ярмарках, сделанные руками, из подручных материалов. И от них становилось забавно и странно, но очень уютно на душе.

В его квартире помимо остального отчётливо витал аромат курицы, той самой, купленной во всем известной забегаловке, отчего-то именно под Рождество становящейся сверхпопулярной, и Чуя правда не хочет знать, сколько Дазай стоял в многокилометровой очереди ради этих кусочков в панировке, хотя и прекрасно знал, что Накахара сумеет приготовить ничуть не хуже. А то и лучше в разы. Но традиция, которую он любил, была соблюдена, и от этого внутри хрупко ломалось что-то подобное снежинкам и колкому насту, выпуская тепло, замкнутое внутри после ледяного поезда и миссии в сочельник.

Чуя боялся моргнуть, так и застыв с глупо приоткрытым ртом, когда из кухни показался до боли знакомый ему мужчина - в кремовом свитере, привычных бинтах на шее и запястьях и с двумя чашками, ароматно пахнущими кофе и немного корицей. Что поделать, они оба не очень любили традиционно сладкий до боли в зубах какао, с теми дурацкими белыми зефиркам и, которые прилипают к зубам и нёбу. Осаму быстро оценил обстановку и поставил чашки на низкий столик посреди гостиной. Боже, Чуя только сейчас заметил, что мебель была аккуратно сдвинута к стенке, а на ковре просили комнаты расположился котацу. Традиционный, с мягким одеялом сверху и деревянной столешницей. Откуда Дазай вообще его приволок...

- Совсем отморозился? - ехидно, но с теплотой спросил шатен, беря ладони рыжего в свои и досадливо цокнув языком, когда ощутил холод, исходящий от хрустящей после мороза кожи. Чуя и правда очень замёрз, пока возвращался. В чертовом поезде было очень холодно. Дазай едва слышно хмыкнул что-то на бормотание Накахары и помог рыжему снять тяжелое пальто. В кои-то веки этот вредный рыжий парень сменил свое лёгонькое пальтишко на что-то нормальное... и все равно ухитрился замерзнуть, как дворовый пес в будке. Словно сам на способности летел через метель над океаном.

Чуя даже не стал ничего говорить о том, что Осаму не должен находиться в его квартире, что это территория Мафии, что это частное владение, за вторжение на которое ему грозит в лучшем случае штраф... Когда вообще бывшую грозу всего Порта волновали такие мелочи, как взломанный замок? Впрочем, взломанный так аккуратно, что тот остался неповрежденным, так что вызов мастера в рождественский вечер логично отменялся.

Краем глаза, пока Осаму помогал ему раздеться и переодеться в домашнюю одежду, он заметил на столе знакомую упаковку, а нос учуял запах острой, еще горячей курицы, от аромата которой желудок слабо свело. И это не говоря уже о запахе мандаринов по всей квартирке и бутылке вина, которая тоже стояла там, на столике, рядом с забавно украшенной пушистой серебряной мишурой бутылкой колы. Чем теплее становилось Чуе, тем больше он улавливал ароматов и оттенков, будто оживая вместе с отступающим из его тела холодом.

- Да, ты все правильно увидел, я выстоял эту дурацкую очередь и купил твою любимую дурацкую курицу в острой панировке, не менее дурацкой, чем все остальное. Все еще считаю эту традицию удивительно идиотской, - тепло усмехнулся брюнет, стоило удивленным синим глазам перевести на него взгляд. - Но она тебе нравится. А доставка сейчас работает так плохо, что мы дождались бы твое лакомство только в следующем году. Жуткий у тебя вкус, напарник.

- Я дома, - тихо пробормотал Чуя, не сводя взгляда с улыбающегося Осаму. Тому так шел золотистый цвет, окружающий его от весело перемигивающихся гирлянд, и эта теплая, веселая улыбка, что рыжий не удержался от легкого, мажущего по самому краешку губ поцелуя, отдающего кофе, корицей и немного мандаринами.

- С возвращением, - так же едва слышно откликнулся Осаму, положив ладонь на щеку Чуи и увлекая того уже в полноценный глубокий поцелуй, чувствуя, как рыжий Исполнитель улыбается в ответ, постепенно расслабляясь и подаваясь навстречу. Ему наконец становилось тепло и спокойно. И внутри появлялось то самое потерянное ощущение праздника, семейного, уютного, мягкого и домашнего. То, что без Дазая и его выходок Чуя бы не вернул себе желание хоть немного отметить Рождество, он где-то в глубине души все-таки признавал. Но говорить об этом Осаму не собирался, тот и сам все прекрасно знал и догадывался даже лучше, чем один рыжий гордец с его принципами и высоко задранным носом.

Под котацу было слишком уютно, особенно с такой мягкой подушкой, как один брюнет в кремовом свитере и рулонах неизменной марли, и Чуя в какой-то момент ощутил тягучую, густую сонливость, постепенно пробирающуюся под одежду и нагло скользящую по согревающейся коже, словно ладони Дазая. Впрочем, если о сонливости это была метафора, то Осаму как раз был более настойчив, притягивая все ближе к себе разморенного и податливого Исполнителя. Чуя редко когда был так покладист, позволял себя крепко обнять и уложить спиной на бинтованную грудь, едва ли не с мурчанием следуя за неспешными движениями ладоней по бокам и груди. Впрочем, брюнет едва сдержал смешок, когда его любимый рыжий трудоголик откинул голову назад, мазнув кончиками волос по щеке, и детектив заметил, что взгляд у того совершенно слепой и мутный. Тот явно пребывал на границе сна и яви, и добиться от него чего-то осмысленного было задачкой, граничащей с пытками в подвалах Мафии. Жестоко и бесчеловечно.

- Кого-то разморило, - беззлобно поддел его Дазай и мягко поцеловал в макушку. Как бы он ни соскучился, но сейчас от легкого предвкушающего возбуждения осталась лишь бесконечная нежность. Пусть Накахара отсыпается в объятиях Дазая, а уж Дьявольский Гений позаботится, чтобы никакой босс Мафии не потревожил их маленький отпуск еще несколько дней. Все же рождественские каникулы никто не отменял даже для мафии.