Всю ночь я провел с Солнцем, поправляя его одеяло и подбивая подушку, потому что больше помочь мне было нечем. Он не приходил в себя и не шевелился. Иногда в палату заглядывали люди в белых халатах, что-то проверяли и делали пометки в документах. Со мной никто не разговаривал, как бы я не просил. Кроха объявилась только утром, и я сразу накинулся на нее с вопросами.

–  Я знаю не больше твоего. Подождем, когда он проснется, и обо всём расспросим, – она посмотрела на моё отчаяние и немного смягчилась. — С ним и не такое случалось. Оклемается. Но восстанавливаться и привыкать будет долго, — она изобразила пальцами ножницы. —  Я отрезала пятнадцать сантиметров.

– Пятнадцать сантиметров чего? – дрожащим голосом спросил я.

– Кишечника. Ему весь живот порезали, не заметил?

Солнце казался совсем крошечным на огромной больничной койке, окутанный проводами и трубками. Несколько минут я, как добросовестный посетитель, стоял молча и скорбно поглаживал его холодную ладонь, но терпеть дольше было невозможно.

– У него кожа слишком серая. Это можно исправить?

– Он потерял много крови! После такого розовых щечек не бывает. В него уже залита пара литров.

– Так залей еще. Это что, сложно?

Кроха раздраженно посмотрела на меня, а потом махнула рукой и позвала медсестру.

Пока чья-то кровь перетекала из прозрачного пакета в Солнце, Кроха расспрашивала меня о падении Блага.

– Просто толкнул?

– Просто толкнул. Я же думал, что он убьет меня, если не хуже. В голове что-то щелкнуло. Я ничего понять не успел, а его уже нет.

– Ясно… Жаль, но ничего нового о Тьме ты мне не рассказал, хотя случай исключительный. Я почти уверена, что это сделал Благо, —  она кивнула на Солнце. —  И твоя история это косвенно подтверждает. Повезло ему, что он больше не здесь.

Кроха ушла, и я честно попытался уснуть на маленькой кровати в углу, но ничего не вышло. Пришлось вернуться на стул рядом с Солнцем и положить голову у его бледной ладони.

Сон мой был поверхностным и мучительным. Писк больничных приборов пробрался в него, чтобы я и тут не мог забыться. Писк иногда прерывался плеском воды, шуршанием, а потом и вовсе превратился в протяжный стон, облепляя меня и затекая в уши. Земля под ногами прогнулась, и я полетел вниз, просыпаясь.

Солнце стонал и извивался.

– Больно! – выл он, стараясь перевернуться на бок.

В палату вбежала сестра.

– Ему нужно обезболивающее, – крикнул я, хватая руки Солнца и прижимая к кровати, чтобы он не вырвал катетеры.

– Рано, – заявила сестра, просматривая свои записи.

Солнце выгнулся и заплакал, вжимаясь затылком в подушку.

– Нужно потерпеть, – холодно заявила Кроха, появившись на пороге.

– Не могу! – проскулил Солнце, и вцепился в мою руку. – Пожалуйста.

– Да сделай что-нибудь! – отчаянно закричал я.

Кроха подумала немного, что-то шепнула сестре и та выбежала в коридор.

– Слышишь меня? – Кроха села рядом с Солнцем и наклонилась совсем близко к его лицу. – Один раз. Потом будешь справляться сам.

Он коротко кивнул и всхлипнул. Сестра вернулась и передала Крохе маленькую баночку. Внутри лежали лепестки праздного цветка. Не такие, которые пробовал я. Эти были мясистыми и сочились алым соком. Кроха протянула баночку мне.

– Давай сам. Я не могу.

Во мне сомнений не было. Я взял самый толстый и яркий лепесток и размял его между пальцев. На них остались алые капли.

– Столько?

Кроха кивнула, и я приложил пальцы к губам Солнца. Он быстро захватил их ртом, облизал и потерял сознание. Тишина вернулась в палату. Только пищали медицинские приборы, да Кроха нервно грызла ногти.

– Очень большая доза. Проснется часов через десять, но лучше ему не станет, а больше сока давать нельзя. Привыкнет. Многие из трущоб подсели на цветок из-за сильной боли. Следи теперь, чтобы у него сердце не остановилось.

Все покинули палату, а я больше не отходил от Солнца ни на шаг. Меня заставили немного поесть и выпить горячего чая. Начиналась вторая ночь. Глаза горели от усталости, но я боролся со сном несколько часов, а когда сестра сообщила, что Солнцу больше ничего не грозит, я уронил голову на его кровать и уснул.

На этот раз меня разбудил невнятный шепот. Я открыл глаза и увидел, как Солнце медленно водил руками в воздухе, смотрел на что-то по обе стороны от себя, кивал и говорил с кем-то. Я боялся пошевелиться и молча наблюдал за этим зрелищем. Ему что-то мерещилось. Что-то безопасное, поэтому мешать я не собирался. Но тут рука его упала прямо мне на голову, и он удивленно посмотрел вниз. Его заинтересовали мои волосы. Он накручивал их на пальцы, гладил и совершенно не замечал моих глаз, таращившихся на него из-под кудрявей.

– Смотри какие красивые, мама! – радостно сказал он и положил другую руку на свою лысую голову. – У меня такие же.

Он поправлял свои давно несуществующие волосы, приглаживал, крутил локоны. Его блаженный вид умилял меня.

– Мне кажется, твои гораздо красивее, – тихо сказал я, чтобы не напугать.

Солнце согласно кивнул и снова посмотрел в сторону.

– Мама?

Он вдруг растерялся и быстро задышал, не находя ничего в воздухе.

– Она сейчас вернётся, – уверенно сказал я, и Солнце немного успокоился.

Он продолжил изучать мои волосы, а потом облизнул высохшие губы.

– Горько, – он скривился и тут же потерял сознание.

Я вскочил и схватился за голову. Кроха не сказала, а я сам не догадался протереть его губы от сока. Насколько он заснул на этот раз? В голове пронеслось: больше нельзя, привыкнет.

– Она убьет меня, если узнает, что ты принял еще! – беспомощно пожаловался я Солнцу, но его больше ничего не интересовало.

В коридоре послышался голос Крохи. У меня было не больше минуты до ее прихода. Я схватил салфетку, намочил, вытер ей губы Солнца, и вернулся на место всего за секунду до того, как дверь распахнулась, и Кроха вошла в палату.

– Всё еще спит? Он уже просыпался?

– Нет, – быстро ответил я, чувствуя, как от салфетки намокают брюки.

– Странно.

Она подозрительно посмотрела на Солнце и брови ее поползли вверх. Губы его, влажные и покрасневшие, ярким пятном горели на бледном лице.

– Что ты с ним делал?

– Ничего.

– Птенец, он же без сознания!

– Вот именно! – я развел руками. – И ничего не чувствует. Как мы и хотели.

Мокрая салфетка, раскрасневшееся лицо и темное пятно на штанах - таким я предстал перед ней.

– Я объясню! Хотя… Ты не захочешь это слышать.

– Да что с тобой не так? Пошел вон! – взбешенная Кроха запустила в меня ручкой. – Не пускать его сюда!

Я бежал по коридору, защищая голову от летящих предметов. И всё равно это было лучше, чем сказать правду. Солнцу предстояло проспать без боли еще пол дня. От улик, указывающих на мою ошибку, я избавился. Пусть уж лучше Кроха обвинит меня в невинном пристрастии, но только не в том, что я стану причиной нового падения.