Пешеходное путешествие по морю

Се Лянь аж поскользнулась от шока. На лице её застыло странное выражение: то ли негодование, то ли ужас. Она выбросила вперёд руку и, потрясывая ей, указывала вперёд, настолько переполненная чувствами, что не находила, что сказать.

Хуа Чэн поймала шокированную девушку, когда та падала, и теперь оценивающе окидывала взглядом окружение, тоже не зная, что ей стоит произнести. Но спустя какое-то время она всё же не выдержала, и мягкий смех сорвался с её бледных губ, но тут же был схвачен и заперт на тысячу замков. Всё же, как ни крути, а смеяться над страхами любимой, даже над самыми нелепыми страхами, до ужаса некрасиво.

Тогда Се Лянь наконец отмерла, и теперь уже она рассмеялась. Рассмеялась тихо, но открыто, ведь над самой собой посмеяться никогда не грех, особенно когда ситуация столь нелепо комичная. Она посмеивалась довольно долго, время от времени стихая и становясь вдруг крайне серьёзной: пыталась осознать, что же только что произошло. Но потом она всё же снова заливалась смехом.

Хуа Чэн тоже заулыбалась, наконец выяснив, что с её девушкой всё в порядке.

— Боже, ах, как же нелепо! Я аж поскользнулась от ужаса! — негромко воскликнула Се Лянь, всё ещё посмеиваясь, но после того, как эти фразы слетели с её губ, вдруг стала серьёзнее. — Нехорошие лужи! Ну почему, почему нельзя спроектировать дороги так, чтобы при таянии снегов не образовывались реки, пресекающие любые попытки перейти?! И ещё ты! — яростно сказала она, оборачиваясь и указывая пальцем прямо позади себя, на дорогу. Хуа Чэн проследила за её взглядом. — Ох уж этот дождь, превративший снег в скользящую незримую пакость! Ух-х, ненавижу!

Выругав всё вокруг очевидно яростным, но всё же мягким и тихим голосом, она снова посмеялась и приобняла Хуа Чэн в благодарность за то, что та не позволила ей упасть, или же просто потому, что хотела её обнять.

— Эх-х-х-х-х-х! — выдохнула она, разместив голову у возлюбленной на плече.

— Да, погода премерзкая, — односложно согласилась Хуа Чэн, обнимая в ответ, больше заинтересованная в мягкой тёплой девице, полезшей к ней обниматься, чем в какой-либо погоде.

Когда они отпустили друг друга и собрались пойти дальше, Хуа Чэн снова подала голос:

— Эту лужу можно перейти, вот там вот, сбоку.

— Ах, да, я знаю, я знаю, — бормотала в ответ Се Лянь, перебирая в сознании воспоминания, сбитые недавним испугом. — Я проходила тут раньше, пока шла в универ. Тут можно пройти, я тут проходила.

И вправду, глубочайшая широкая лужа, наступив в которую ненароком, можно было утопить ступню по щиколотку, пролегала только на основной части пешеходного перехода. А по краям виднелись ещё не сдавшиеся наступившему потеплению снежные горы. Горы были измяты жизнью и десятками ног, полные вмятин и местами образовавшие внутренние меньшие лужи, но всё же они не сдавались и продолжали стоять. И по ним можно было обойти незаконно захватившее вход на дорогу озеро.

Се Лянь ощупала ногой возвышения, проверяя на прочность. Ей в тот день уже пару раз не везло наступить на то, что казалось снегом, но на деле лишь едва прикрывало лужи, и заманивало неосторожных путниц в ловушку.

Но эти горы у дороги оказались и вправду крепки и надёжны и ни на миллиметр не промялись, когда Се Лянь наступила на них всем своим весом.

— Прошу прощения, — обратилась Се Лянь к героическим сугробам, осторожно проходя по ним и внимательно избегая внутренних горных озёр.

Хуа Чэн же прошла прямо по гигантской луже, бережно придерживая любимую за руку. Она была так встревожена состоянием своей девушки, что даже не насладилась этим прекрасным чувством превосходства над лужей, когда ты идёшь по ней прямо и бесстрашно, а она, даже являясь самой широкой, самой глубокой, самой мокрой лужей, не способна замочить твоих ног. И ты топчешь её, не торопясь, смакуя, а она в страхе сжимается и горько плачет. Обычно Хуа Чэн прошествовала бы по луже радостно, горделиво, красуясь перед всем миром, но сейчас лишь быстро прошла по ней, ни на секунду не задумавшись ни о чём другом, кроме безопасности Се Ляни.

Пара белых сапог ступила с опасного сугроба на проезжую часть, которая магическим образом никогда не покрывалась лужами. Вероятно, машины всё же были слишком грозны и всех их распугивали. На дороге Се Лянь пришла в себя, осмелела и даже немного слишком сильно обрадовалась успеху в преодолении препятствия. На другой стороне дороги, также захваченной лужами, она уже не запаниковала, а напротив, воодушевлённо заговорила:

— Тут тоже можно пройти! Вон там, там, у съезда.

Хуа Чэн кивнула, и они прошли с десяток метров от пешеходного перехода, чтобы достигнуть места, где лужа сужается и мельчает, и где её можно было бы преодолеть.

Они шли по дороге, обсуждая разные вещи, но то и дело возвращаясь к одним темам: лужам, потеплению, сырости и мерзким дорогам.

Се Лянь шла осторожно, со всей присущей ей аккуратностью и изяществом. Но всё равно промочила ноги насквозь. Она, крайне умелая в бытовых делах девочка, даже взяла с собой запасные сухие носки, на случай, если промочит ноги, но и это не помогло, и её сапоги злорадно хлюпали. Лужи в тот день было совершенно невозможно обойти: всю дорогу, даже возвышенности, покрывал пусть небольшой, но ощутимый слой холодной воды. Оставалось лишь с ужасом стонать, когда ледяные капли охватывали ноги, да избегать особенно глубоких луж.

Хуа Чэн же никакие лужи, как и никакой мороз, были нипочём. Она бесстрашно шествовала в высоких резиновых сапогах, и ноги её, по её личным заверениям, ничуть не мёрзли в этой абсолютно негреющей обуви. Се Лянь ей не верила, что в таких сапогах не холодно, но от шерстяных носок Хуа Чэн отказывалась, и её девушке оставалось лишь тяжко вздыхать и надеяться, что та и вправду незамерзаемая.

Так они и шли в тот вечер. Се Лянь неловко и напряжённо обходила лужи, временами чуть ли не впадая в истерику от обилия воды кругом, а Хуа Чэн крепко держала её за руку, удерживая от падения на скользких льдистых участках, и переживала только о благополучии любимой.

Путь до дома Се Ляни уже занял у них минут на сорок больше положенного. Они шли да шли как обычно, но тут на пути их встревали сырые непроходимые снежные завалы или литровые лужи, и вот они сворачивали в сторону, выбирая более долгий, но предположительно более сухой путь. Они шатались кривыми нелогичными маршрутами по лабиринтам дорог и дворов, подбираясь всё ближе к пункту назначения.

Они подошли к широкой магистрали, последней перед домом Се Ляни. К той самой магистрали, на которой по пути в универ Се Лянь провалилась в скрытую снегом лужу и залила весь сапог льдистой кашеобразной водицей.

Лишь завидев дорогу и её ничуть не измельчавшие за день превратные лужи, Се Лянь жалобно застонала, повиснув у своей девушки на руке. Хуа Чэн опустила на неё нежный, но встревоженный взгляд.

— Давай подойдём поближе и посмотрим, как её перейти? — предложила она.

Се Лянь не ответила, даже не посмотрела более в сторону дороги, лишь обиженно поджала губы и потащила Хуа Чэн пол трамвайной остановки в сторону другого пешеходного перехода, надеясь, что там будет меньше воды.

Там и вправду было куда суше, и они практически благополучно перебрались через последний великий автомобильный разлом. Дом был совсем близко.

Преодолев последний рубеж, оставивший столь глубокую рану на её душе ранее в тот день, Се Лянь заметно успокоилась. Худшее было уже позади, но поскольку её страх и ярость поутихли, силы также практически оставили её, и она даже более почти не говорила, лишь шагала совсем медленно рядом с возлюбленной. Идти совсем не было сил, но дом так близко,  что остановки смотрелись бы максимально неуместно и глупо. И она продолжала идти, чтобы не тревожить и не задерживать более положенного провожавшую её Хуа Чэн.

Они шли понуро мимо длинной скалы дома-кораблика и минут через пять достигли парадной, в которой жила Се Лянь.

И на дороге, сворачивающей к этой парадной, на всю ширину растеклась глубокая лужа.

Се Лянь остановилась, выронив руку своей девушки, и обессиленно уставилась на последнюю врагиню. Её плечи обречённо опустились, а на глазах практически выступили слёзы. Наверное, безумно жалкий вид, особенно учитывая, что вызван он был только лишь глупой оттепелью. Се Ляни самой было стыдно и самой было смешно, но она ничего не могла с собой поделать.

Хуа Чэн, должно быть, понимала это и тактично молчала, давая возлюбленной время прийти в себя.

Лужа была совсем не страшная на самом деле. Не очень глубокая и не особо широкая. Её перейти было бы несложно: требовалось лишь немного сноровки и размышлений. Да и обойти опасную зону, слегка изменив маршрут, было бы очень быстро. Но у Се Ляни уже не осталось сил и воли на это всё, и она, сдавшись обстоятельствам, решила просто прошлёпать по воде. Дом в паре шагов, чего бояться сильнее промочить и так мокрые насквозь ноги?

Она начала идти вперёд, слабо уцепившись за рукав Хуа Чэн, но та остановила её ласковым объятьем.

— Давай я тебя перенесу? — спросила она.

Се Лянь озадаченно на неё посмотрела. Наверное, не стоило принимать это предложение. Вести себя так капризно и истерично из-за луж и так нагружать окружающих не очень красиво. Но с другой стороны, Се Лянь находила саму задумку быть перенесённой любимой девушкой через лужу крайне романтичной. Им нравилось друг друга носить. Ну, и Хуа Чэн всегда так стремилась погеройствовать ради Се Ляни и защитить её, и каким-либо образом помочь. Наверняка девушку это тоже очень порадовало бы.

Се Лянь обняла любимую в ответ и спросила, перебарывая последние сомнения:

— А тебе не будет тяжело?

— Нет, разумеется, — прозвучало в ответ.

— Тогда давай.

Хуа Чэн улыбнулась и поцеловала макушку Се Ляни через белую шапку.

Они никогда не носили друг друга на руках, как рыцарицы носят принцесс. Они скорее так агрессивно обнимались, что в какой-то момент за талию поднимали одна другую. И в тот раз Хуа Чэн тоже пристроила понадёжнее руки и бережно приподняла девушку, рассчитывая силу, чтобы точно не уронить. Се Лянь покрепче ухватилась за плечи своей девушки и согнула ноги в коленях, чтобы они были как можно выше от мокрой земли.

Хуа Чэн не сразу пошла, примериваясь и рассчитывая, убеждаясь, что держит любимую достаточно надёжно.

— Где твои ножки? — спросила она.

— Высоко, — ответила Се Лянь.

Хуа Чэн глянула через её плечо и довольно хмыкнула. И осторожно пошла, немного боком, чтобы иметь наилучший обзор. Они преодолели лужу, и Се Лянь не могла сдерживать тёплых улыбок. Как только её ноги вновь коснулись земли, она тут же вновь припала к Хуа Чэн, целуя её в щёчку и нежно обнимая.

— Моя героиня, — довольно шепнула Се Лянь любимой на ушко. — Спасибо.

Хуа Чэн была довольна. Очень довольна.

Они стояли какое-то время рядом, смущённо положив руки друг другу на плечи и время от времени целуя друг друга или тыкаясь носом.

В конце концов Се Лянь не выдержала и сказала:

— Не хочешь зайти ко мне домой? Я заварю тебе чаю. Суну ноги в тазик с тёплой водой.

Хуа Чэн усмехнулась:

— Свои сунь, это же ты вся промокла и замёрзла…

Потом они снова молчали.

В конце концов Се Лянь снова заговорила:

— Прости… Ты и так приехала меня провожать… У тебя дела, наверное…

— Да нет. К чёрту все эти дела.

Се Лянь посмотрела на неё с откровенным сомнением:

— Разве у тебя нет кучи долгов по учёбе?

Хуа Чэн закатила глаза, будто все долги были не более чем мусором под её ногами:

— К чёрту их. Если меня попрут из универа из-за того, что я много времени проводила с тобой, я буду только рада.

Се Лянь вздохнула, полная сомнений, но Хуа Чэн молчала, так что Се Лянь пришлось решать самой:

— Пошли ко мне домой. Я угощу тебя чаем. И суну твои ноги в тазик с тёплой водой, не отвертишься.

Хуа Чэн засмеялась, и они направились к дверям парадной, чтобы пойти к Се Ляни домой пить рождественский чай с ничего, греться друг о друга и, может быть, обжиматься очень долго под колючим пледом, так долго, что обе они уснут, и Хуа Чэн придётся остаться в гостях ещё на денёк. Или на два. Или до конца недели, чтобы помочь любимой развесить новогодние украшения. Или до следующего года, потому что домой идти как-то лень. Или же навсегда.

Кто знает.