Их Солнце давно зашло.
Его последние капли скатились по щекам
Женщины, до которой снизошло
Благословение уподобиться богам.
Да возродится Фениксом из пепла
Мертвый бог, чья жертва зарыта под землей.
И красота луны пред ним померкла.
Их бог воскрес, и он лежит на ее руках живой.
Но время не терпит.
Он вырос в золоте с пеплом,
В окружении придворных господ,
Вокруг него вечное лето,
У него никаких забот.
Но чем дальше ступали года,
Тем ясней становилась картина.
Не заметил издалека,
Как утягивает вниз трясина.
Он все понял. Он понял, как ошибался
И чем выстлана ему дорога.
И он долго сопротивлялся,
Человек, рожденный заменить бога.
Человек. Человек ли? Он больше не знает,
Его имя — молитва для тысяч.
Человечность в нем умирает,
Но он так хочет ее в сердце высечь.
И на лице, на коже, руках, чтоб смотреть,
Понимать, чтобы помнить всегда,
Что божественность – плеть,
И не коснётся он ее никогда.
Коснулись его. «Ты помнишь ведь перья Феникса?
Ты помнишь, как он умирал?»
Он не помнит, ему не верится,
Что для всех новым богом стал.
Но куда он сбежит от прошений,
Куда денет душу и боль,
Если полон он согрешений,
Если бог отвергает сердца смоль.
Звенит тишина.
В ушах больше нет места для криков.
В горле нет места для слез.
Он должен вырасти в бога без лика,
Он принял решение всерьёз.
Человек на замену бога схватился за острый кинжал,
Он вырежет сердце, только б снаружи никто его не ждал.
У бога не было сердца, милосердие ему ни к чему,
Он вырежет с корнем отраву, что мешает ему сгнить в плену.
И он выполнил долг. Уподобился прекрасному богу,
И пошел навстречу в объятия,
Отвергая любую подмогу,
Отвергая любовь и принятие.
Где Всевышний — он тянет к нему руки в крови,
Что стекает в рукав до локтей,
Не будет в его жизни любви,
Только сотни чужих смертей.
«Бог его любит»,
Ему сказали другие.
Он от него не отступит,
Он обнимет его в могиле...
Но сомкнулась вдруг рука на плече,
Потянула за собой в бега.
То ребёнок в ночном плаще,
И у него самого руки юнца.
«Вспоминай, вспоминай наше милое детство,
Вспоминай, сколько я говорил,
Человеку в тебе будет тесно,
Бог не любит, а ты любил!»
А он не помнит. И все как в первый раз,
Его кружат теплые руки, облаченные в синий шелк,
И он не помнит блеска этих веселых глаз,
Недоуменно рвет ладонь, не разбирая толк.
Оба взрослеют, его память дурманом окутана,
На глазах крепнут плечи и стан.
На него смотрят, словно с кем-то спутали,
С кем-то, кто никогда себе не врал.
Под руками взорвался огонь, опрокинув железные башни.
Человек, рожденный быть богом,
Чувствует, как ему страшно
За других. На себя он давно наплевал.
Его мир рушится, склоняясь в бездну,
И бездна смотрит на него, словно тот чего-то ждал,
И он подходит, касается пустых ребер и так тоскливо:
«Нет сердца».
В спину вонзаются ножи обиды,
Она ищет лезвием путь, чтобы увидеть в его глазах боль,
Но боли нет, в глазах стоят могильные плиты,
Он знает, как правильно держать контроль.
«Нет сердца, кому ты его отдал?»
«Выбросил на помойку, чтоб умирал легче».
«Нет сердца... Зачем ты его продал?»
Два человека крошат ребра с двух сторон, сжимая в объятиях крепче.
Краем глаза сквозь агонию он видит,
Как подбирает его сердце с дороги знакомая фигура.
Знакомые ладони того, кто должен ненавидеть,
Вгрызается зубами, грязное золото вокруг зрачков сощуря.
Голодный, он смотрит на него и пережёвывает плоть.
Благодарность стынет на его губах каплями алой крови.
А бог счастлив; не зря пришлось грудь распороть.
Хотя бы кто-то будет помнить, что в нем было сердце человека, воли.
***
Рожденный заменить бога он оставался человеком.
Он прячет дыры меж костей за золотом и светом,
Чтобы никто не понял, что в себе он расчленил
Живое существо, которое кто-то любил.
И на его месте зияет страшная дыра,
Судьба бога, как подобает, без счастливого конца.
Но ему поздно выбирать, да и сердце давно съедено.
О счастье быть человеком напоминает лишь разодранная отметина.