Блокнот, гитара и четыре лапы

– Акааши, не отставай! Иначе я решу, что потерял тебя, и начну паниковать.

Бокуто даже не приходится кричать. Хоть он и шагает впереди Акааши метров на шесть, слышно его прекрасно. Не то застывшая тишина кругом этому способствует, не то голос Бокуто всегда такой громкий.

– Иду, Бокуто-сан, – заверяет Акааши вдогонку. – Я просто загляделся.

Впрочем, заглядываться есть на что – ни разу носа не казавший из родной префектуры, сейчас, посреди широкой зелёной пустоши, которую делила надвое лишь полоса асфальта, Акааши чувствует себя туристом. Туристом без фотоаппарата, но с блокнотом.

– Снова вдохновение накатило? – смеётся Бокуто и намеренно тормозит шаг. – Имей в виду, что Танпо не будет нас ждать!

Танпо – мохнатый бобтейл, больше напоминающий передвижное облако – носится вокруг Бокуто и жизнерадостно гавкает, лишний раз этим подтверждая, что собаки похожи на своих хозяев. Акааши давит слабую улыбку и прибавляет шаг – против такого давления ему не устоять.

– Долго нам ещё до остановки? – спрашивает Акааши тихо, хотя про себя наоборот надеется, что и впрямь долго, что эта неспешная прогулка должна продлиться маленькую вечность перед тем, как они преодолеют две ступени автобуса и уедут обратно, оставляя позади опрокинутый на зеленую гладь синий купол и кривые, как скачки диаграммы горы. 

– До остановки-то недолго, но… – Бокуто смешно морщит нос от витающей в воздухе пыльцы, и Акааши на секунду забывает, о чём он спрашивал. – Но вряд ли нас вообще в автобус возьмут с этим четвероногим бандюгой. А даже если возьмут – высадят на следующей же остановке, на ходу стирая с лица собачью слюну.

Бокуто смеётся, ерошит шерсть непоседливого пса и оглядывается на Акааши – в надежде поймать ответную улыбку. И Акааши улыбается даже не от той несуразицы, что несёт Бокуто, а просто от его смеха – такого привычного и звонкого.

До козырька остановки Акааши идёт молча, наугад выуживая из потока слов Бокуто отдельные фразы. На весь монолог его не всегда хватало – уж слишком быстро менялись темы и интонации. 

Это порой даже восхищало – Акааши, как творческий человек, всегда страдал от неумения транслировать свои мысли в речь, но у Бокуто это выходило на раз-два, порой даже с излишком. Впрочем, даже имея при себе такие таланты, ни в стихах, ни прозе Бокуто не был силён. Вот музыку подобрать – всегда пожалуйста, на любые слова и в любой тональности, на гитаре или (в редких случаях) на губной гармошке.

– Кстати, хочешь чай? Наверняка он ещё тёплый, я его даже не открывал.

Бокуто достаёт из толстой сумки термос, бережно укутанный в полотенце с утятами, следом же ловит на себе жалостливый взгляд из-под серых косматых бровей. Слабо усмехается и снисходительно треплет Танпо по загривку.

– Прости, дружок, костей нет. Дотерпи до дома, хорошо?

Акааши находит в себе смелости задержать взгляд на лице Бокуто и тут же подмечает слабые мешки под глазами – последствия бессонной ночи под открытым небом и в компании таких же жизнерадостных ребят с гитарами. Следом Акааши давит грустную усмешку, будто завидует, что не может так же не спать ночами, не стесняться в словах и жестах, не жалеть голоса и пальцев, исполняя что-то под аккомпанемент струн.

Он даже не помнит, что дёрнуло его дать согласие, когда Бокуто позвал его с собой на этот фестиваль авторской песни, проводимый у чёрта на куличках. До этого на все авантюры Бокуто, даже самые мелочные, Акааши отвечал убедительным отказом, чем вынуждал того прибегать к крайним мерам – уговорам и наигранному нытью. Банальное приглашение в кино порой превращалось в разногласия, сродни тем, когда маленький карапуз никак не уговорит строгую мамашу купить ему заветную игрушку.

«Я не могу поехать на фестиваль без тебя, Акааши», – почти что обидчивым голосом канючил Бокуто в трубку. – «Всё-таки именно ты автор моих текстов, ты как никто другой должен быть там!»

Но тогда Акааши упирался недолго – сначала резонно заметил, что от него, как от автора, пользы на самом мероприятии не будет, после же начал причитать про усталость и про грядущие экзамены, но в какой-то момент просто сдался. Он отказывался признавать это сам себе, но ведь он действительно хотел быть рядом с Бокуто. Не ради поддержки и не за компанию, а просто быть рядом. Без причины.

– Вот, держи.

Переняв из рук алюминиевую и неказистую на вид кружку, Акааши вскидывает брови и следом тихо усмехается – на поверхности слабо заваренного чая кружится ломтик яблока, а ноздри щекочет запах мяты. Бокуто всегда отдавал предпочтение каким-то совсем уж изощрённым вкусам чая, и Акааши, что врать, уже давно к ним привык.

– Кстати, а почему… – Акааши ненамеренно запинается, едва Бокуто резко поворачивает к нему голову и любопытно хлопает глазами.

Он всегда реагирует на тихий голос Акааши чутко и внимательно, будто он вот-вот скажет что-то важное, что-то, от чего зависит твёрдость земли под ногами. Даже если на деле он просто жалуется на погоду.

– Почему ты решил остаться и добираться пешком? – с трудом подхватил свою неуверенную речь Акааши. – Мы ведь могли уехать в общем фургоне, все вместе. Как и приехали.

Бокуто опускает взгляд на свою початую кружку, высматривая в ней кривое отражение. После же – делает большой глоток, наспех вытирает губы тыльной стороной ладони, но взгляда на Акааши не переводит – смотрит вдаль, в какую-то точку на волнистом от жары воздухе.

– Просто ты такой понурый был в нашей компании, – тихо, будто делясь секретом, начал Бокуто. – Всё время в сторонке отсиживался да в блокнотик строчил. Скучал, небось.

Акааши растерянно посмотрел под ноги, будто стыдясь. Но почувствовать стыд всё же не успел – Бокуто резко сменил тон и начал тараторить более жизнерадостно:

– Я решил, что тебе надо развеяться. Не в компании шумных ребят, но хотя бы в нашей компании – меня и Танпо. А здесь, в этих местах, всегда тихо и пейзажи такие, что заглядишься! Можно просидеть на этой хлипкой остановочной скамеечке хоть вечность, смотря в пустоту задумчивым взглядом и записывая на ходу какие-то строчки из воображения. Как ты любишь!

Бокуто довольно улыбается сам себе и потягивается, жмуря глаза и разводя руки. И следом берётся за гриф своей видавшей виды гитары. Акааши смотрит на него с необъяснимым трепетом. Сейчас ему и впрямь не хочется уходить – ни на шаг от этого места, от этой скамейки и этого парня. 

– Ты нечто, Бокуто-сан.

Эти слова тонут в жарком воздухе, в шелесте травы, в тихом смехе Бокуто и в звоне струн из-под его пальцев.

– А теперь давай разучим ту песню, которую ты недавно написал. Не уверен, что попаду в тональность, но попробовать стоит. Как там она начиналась, Акааши?..