Чанхи крутит головой по сторонам, стараясь не завыть от скуки.
В двухэтажном деревянном домике, где они остановились, есть только самое необходимое - три комнаты с кроватями, шкаф (один на всех), диван в гостиной и маленькая кухня, настолько крошечная, что в нее с трудом вмещаются четыре человека. На поверхностях не самой дорогой мебели не за что зацепиться взглядом от слова совсем: журналы на английском, книжки, в ряд стоящие над искусственным камином — тоже; оставленные Кевином на журнальном столике рабочие проекты тоже на треклятом английском, и Чанхи обреченно вздыхает, закатывая глаза.
Его сестра говорила часто - не соглашайся на дурацкие авантюры, которые предлагают крайне сомнительные личности. И с таким советом, такой линией обороны, у Чанхи весьма неплохо получалось существовать целых двадцать лет. Но на двадцать втором году жизни его угораздило связаться Кевином и Джейкобом, на двадцать третьем — с Ким Сону. И если первые иногда просто были слишком: слишком активные, слишком влюбленные — Чанхи ни в коем случае не завидует, то Ким Сону…
Ким Сону как раз и был одной из тех сомнительных личностей, предлагающих дурацкие авантюры.
На первом курсе университета — Чанхи тогда был на третьем, он уговорил Чанхи спеть с ним дуэтом песню для проекта; на втором — заставил танцевать для тиктока (Чанхи все еще с красными щеками вспоминает, как на них оборачивались все проходящие мимо студенты и как Чанмин смеялся над растущим количеством просмотров). Дальше было хуже: участие в песенных конкурсах, университетских вечеринках, модных показах, которые организовывал факультет дизайна одежды. В общем Сону делал все то, что Чанхи не любил — заставлял его социализироваться.
— Если тебе это так не нравится, — говорил Чанмин с омерзительной знающей ухмылкой на лице, — то ты всегда можешь ему отказать.
И дело вот в чем: конечно, Чанхи мог. У него было очевидное право на отказ, право на собственный досуг, и так далее, и тому подобное. Так что Чанхи действительно мог сказать “нет” Сону на все его хотелки, просьбы и так далее. Но вот сердце Чанхи совершенно с этим не согласно. Мол да, ты откажешь ему, а потом он пойдет куда-нибудь сам, найдет друзей круче, поймет, что ты отстойный и тому подобное. Так что на очередную просьбу Чанхи громко вздыхал, закатывал глаза и соглашался.
Так что да, теперь они тут — на другом конце света, мерзнут в деревянном домике, пока Джейкоб и Кевин проводят свой романтический вечер, катаясь на лыжах и зарывая друг друга в снег. Чанхи на подобное времяпрепровождение хватило ровно на день, после этого он сдался, поник и решил, что не выйдет на улицу, пока термометр не будет показывать хотя бы минус десять ниже нуля. Кевин и Джейкоб просто пожали плечами на это заявление - отвратительно синхронно, и оставили Сону возможность самостоятельно выбрать компанию. Сону долго метался и ломался, чтобы в итоге прийти к компромиссу: на лыжах кататься утром, а вечер провести с Чанхи.
Отвратительно громкие часы привлекают внимание Чанхи и отвлекают от скуки ровно на пятнадцать секунд, прежде чем он снова глубоко вздыхает и лезет в карман джинс за телефоном.
— Хен, — раздается голос со стороны дальней стены, где Сону весьма серьезно настроен на то, чтобы заставить телевизор работать. — Хватит так тяжело вздыхать. Это не придает мне уверенности и отнимает желание.
Чанхи хмыкает и отрывает взгляд от ленты инстаграма, чтобы посмотреть на хмурое выражение лица Сону.
— Ты хоть знаешь, что делаешь? Ты же не понимаешь, что там написано.
— Хен, — в этот раз обращение еще более ноющее, — я все понимаю. Просто доверься мне, хорошо?
У Чанхи улыбка с лица не слазит — обычно с таких вот фраз Сону начинались какие-то непонятные приключения в его жизни.
— Черт, — говорит Сону минуту спустя, агрессивно откидывая от себя руководство по использованию телевизора.
Этот кусок техники был единственным развлечением в доме, но почему-то никак не хотел включаться именно когда Сону и Чанхи остались вдвоем, без любой помощи от их друзей.
— Надо было тебе пойти с ними.
— Ага, и оставить тебя тут сидеть, как принцессу, закрытую в башне. Чтобы ты хандрил, смотрел в окно и вздыхал в одиночестве.
— Я бы прекрасно нашел, чем себя занять, — отвечает Чанхи, а потом, вспомнив про колкость, добавляет, — если я принцесса в башне, то это делает тебя драконом.
Сону коротко смеется, обнажая десна в улыбке - сердце Чанхи пропускает удар от этого вида.
— Хен, за последние десять минут ты трижды глубоко вздохнул - и это был глубокий вздох не мне-не-хватает-воздуха, а господи-как-же-блять-скучно, — Сону снова улыбается, довольный собственной шуткой. — И вообще, я бы больше хотел быть принцем. Может передумаешь и мы пойдем к ребятам? Я могу написать Джейкобу-хену.
Чанхи делает вид, что задумывается над предложением (а не паникует из-за ремарки Сону про принца) и пристально смотрит в окно: там снова падает лапатый снег, а небо серее и грязнее асфальта в Сеуле. Сону его внешний вид обо всем говорит, так что он тоже обреченно вздыхает.
— И зачем только спрашивал.
Следующие минут семь они снова проводят в тишине. Чанхи агрессивно листает ленту всех соцсетей, которые ему доступны, борясь с навязчивым желанием все же открыть тикток - это всяко лучше, чем просто смотреть в потолок. И уж точно лучше, чем смотреть на сосредоточенного Сону, закусившего губу, пытающегося понять, как же включить чертову технику, просто чтобы Чанхи было не так скучно. С такого расстояния Сону выглядит очень мило и, если откинуть его поразительное сходство с щенками пуделей, то можно даже сказать привлекательно. Но вслух, конечно, такое не скажешь, так что Чанхи снова утыкается в экран телефона и заносит палец над иконкой тиктока.
— Получилось!
Чанхи нервно дергается, блокирует телефон, чтобы откинуть его на другую часть дивана и с удивлением понимает, что Сону действительно удалось победить телевизор в неравной схватке. Его почему-то одолевает страшная гордость - видимо уроки английского с Джейкобом не прошли зря, и Сону действительно теперь что-то понимает.
Чанхи встречается взглядом с Сону и похлопывает по дивану рядом, приглашая его сесть.
Победы над телевизором оказалось недостаточно, чтобы окончательно развеять скуку — очевидно, что там нет каналов с корейским или хотя бы субтитрами. Поэтому они останавливаются на канале про животных, где мало говорят и показывают разные видео.
— Это ты, хен, - говорит Сону, когда на экране показывают пингвинов, улыбаясь зубами, и у Чанхи нет силы даже спорить.
У улыбки Сону определенно есть какое-то магическое свойство, потому что сердце Чанхи заходится ходуном, а сам он мелко вздрагивает.
— Ты дрожишь.
Чанхи пытается остановить его, убедить, что ему не холодно, но проще согласиться, чем объяснить причину мандража и бешеного сердцебиения. Он смотрит, как Сону убегает на второй этаж и возвращается в считанные секунды, неся в руках большой плед и серую толстовку. Сону молча отдает одежду Чанхи, и он без вопросов, молча натягивает мягкую ткань на себя. Ему не холодно, но толстовка большая и удобная, а еще пахнет Сону, и ему совершенно не хочется от нее отказываться.
Сону терпеливо ждет, пока Чанхи одевается, смотря, как в телевизоре толпа щенков бегает по зеленой траве. Потом он наконец-то садится на диван, боком прижимаясь к Чанхи, и укрывает их обоих пледом. Сердце Чанхи совсем немножечко ускоряется в своем биении: от этой ситуации как-то по-домашнему уютно.
В какой-то момент программа про собак сменяется на животных Саванны, и Сону меняет положение, укладывая голову Чанхи на плечо. Отросшие темные волосы Сону щекочут Чанхи шею, но это приятно и помогает осознать присутствие Сону рядом. Они молчат, что крайне непривычно для их общения — обычно они громко смеются, или дурачатся, или кричат друг на друга, но никогда - не молчат. И хоть Чанхи находит комфорт в тишине, он хорошо знает, что молчащий Сону - это не к добру.
Так что он кладет руку Сону на бедро, привлекая его внимание. Тот мелко вздрагивает, поднимает голову с плеча и сонным недоумевающим взглядом одаривает Чанхи. Его кудрявые волосы забавно торчат во все стороны и Чанхи хочется провести рукой по ним, чтобы убедиться в их мягкости. Но он сдерживается, вместо этого разворачиваясь к Сону лицом.
— Нам нужно поговорить о том, что произошло ночью, — говорит Чанхи в итоге.
— Если ты о том стоне, который издал Кевин, когда они с Джейкобом занимались подготовкой к проекту, то я думал мы и так знаем, что они встречаются, — весело говорит Сону.
Но Чанхи знает его лучше чем это. Знает нервный тон в голосе Сону, знает эти расширенные зрачки и глаза, которые бегают туда-сюда, в попытке не фокусироваться на Чанхи. Знает слегка подрагивающие руки и удивление на лице Сону, не ожидавшего, что Чанхи все-таки поднимет эту тему. И в другой бы раз Чанхи ему бы это простил, позволил бы отшутиться и сбежать от разговора - но только не сегодня.
— Сону, - начинает он.
— Меня пугает твой голос, аж мурашки по коже, - снова неудачная попытка пошутить. Сону хмурится, когда видит, что Чанхи даже не улыбается, то обреченно выдыхает. — Ладно. Если ты хочешь поговорить о том, как я вчера уснул в твоей кровати обнимая тебя со спины, а утром разбудил тебя поцелуями в шею, и после этого ты убежал, так ничего мне не сказав, а потом весь день пытался от меня избавиться, то хорошо. Давай поговорим. Хен.
Чанхи сцепив зубы слушает всю эту тираду, стараясь пропустить всю пассивную агрессию, неприкрытую в голосе Сону. Он знает, почему младший так ведет себя — в конце концов они провели час смотря программы о диких животных. Чанхи достаточно насмотрелся, чтобы знать, как выглядит загнанная в ловушку дичь.
А Сону, судя по всему, так себя ощущает.
Чанхи тянет руку, чтобы под пледом нащупать пальцы Сону и крепко их сжать. Тот удивленно смотрит на Чанхи, будто пытается что-то в нем выискать, и когда находит немного расслабляется.
— Ким Сону, — он заметно морщится от полного имени когда Чанхи открывает рот, — я слишком ценю нашу дружбу, чтобы рушить ее какими-то недомолвками, поэтому я очень тебя прошу, если те утренние поцелуи ничего не значили, то скажи мне об этом сейчас. Я не хочу накручивать себя неведением и надеяться на что-то, если это была какая-то случайность или ошибка или что-то еще.
Пока Чанхи говорит он смотрит куда угодно, но только не на Сону. Поддельный камин, часы на стене, все те же проклятые книжки на английском — лишь бы не видеть выражения лица Сону, пока он оголяет душу. Поэтому когда Сону выдергивает свою руку из захвата Чанхи, чтобы закрыть свое лицо, сердце Чанхи ухает куда-то вниз.
А потом Сону начинает смеяться и Чанхи видит эту его глупую улыбку, и как его глаза светятся и как он весь словно сияет. Сону подползает ближе, смотря Чанхи прямо в глаза, а потом берет его лицо в обе руки, чтобы быстро поцеловать в нос. Чанхи оторопело смотрит, не понимая, что происходит от слова совсем - и мозг закоротило, а сердце снова бьет где-то в горле или в желудке или еще где-то - но точно не на месте.
Они смотрят друг на друга долго и молча - отвратительные настенные часы отсчитывают ровно тридцать девять ударов, когда Чанхи начинает видеть. Видеть, как Сону на него смотрит, какой яркий блеск в его глазах, как он бережно держит руки на щеках. И как его взгляд то и дело бегает между губ и глаз, словно неуверенный, за что зацепиться. И Чанхи внезапно не понимает, как не догадался раньше.
— Хен, — говорит Сону, веселье так и плещется в его голосе, словно волны на побережье. Чанхи затаив дыхание ждет. — Ты мне нравишься, хен.
И хоть сестра Чанхи говорила не соглашаться на дурацкие авантюры, которые предлагают крайне сомнительные личности, от такой авантюры Чанхи отказаться точно не может.