К детям и концу войны

После многолетнего заточения на свет божий вырвалась пыль. Рюукен мысленно, чтобы не терять лицо в том числе и перед пустотой, поморщился, преодолевая тут же возникший порыв чихнуть. Чихнуть от души, на всю громкость и совершенно не по-аристократически, как бы в насмешку вечно придирающейся матери.

Ах, да.

Когда-то давно придиравшейся матери.

А форма сияла все той же белоснежной новизной, как и лет двадцать назад (или когда он там выделил для нее целый отдельный шкаф и благополучно забыл?).

Удивительно, что за все эти –дцать с гаком лет Ванденрейх совершенно не позаботился о новом стиле. Хотя –дцать с гаком ― это для Рюукена, а Ванденрейх вел счет на тысячи.

И сын облачился в абсолютно идентичную форму.

Сын-гемишт, которому было суждено умереть девять лет назад, но который жил вопреки происхождению. Гемишт, совершенно невосприимчивый к силе Императора и нареченный Его преемником. И гемишт, отчаянно нуждающийся в поддержке и отчаянно не желающий ее принимать. В самом деле ― последний квинси. Последний квинси с разбавленной кровью и единственный выживший при Аусвелене, отнявшем его мать.

Наивный и опрометчивый сын.

Рюукен осознал, что неотрывно таращился на висевшую в шкафу одежду только тогда, когда от невыносимой белизны, которую не затмили ни время, ни пылевая орда, началась резь в глазах.

 

Форма сидела просто идеально. Как и тогда, потускневшие в памяти годы назад. Будто бы говоря, что ничего не изменилось с тех пор. За исключением того, что армия изгнала придерживавшегося старых веяний отца, Рюукен сам стал отцом непутевого сына и потерял жену. А Иссин ― «Куросаки» Иссин ― стоял за дверью и ждал его, но не как давнего неприятеля, а как союзника во всеобщей войне. В войне их сыновей, сражающихся за одно и то же по разные стороны баррикад.

Рюукен последний раз оправил форму, хотя в этом не было нужды, и вышел не к тому, кто ворвался в его жизнь и перевернул ее, а к такому же отцу, отчаянно желающему помочь своему ребенку, как и он.

В кармане тяжким грузом лежал серебряный наконечник из останков сердца погибшей любви. Рука сжимала ключ Солнечных Врат. Ключ к детям и концу затяжной войны.

 

Рюукен недолюбливал своего отца, но первый раз в жизни был благодарен его скверной привычке тащить в дом все, что плохо лежит во враждебном оплоте сородичей.