Примечание
Содержание (от автора): Сидя в ките, у Хьюи случился нервный срыв и вдобавок к этому осознание своей бисексуальности.
Это был первый раз, когда он увидел Бутчера, с момента как мужчина бросил его на пустой парковке. С того момента как он бросил группу. Пацанов. И поэтому смотреть на то, как Бутчер врывается обратно в их жизни будто и дня не прошло. Будто он расстался с ними на высокой ноте, а не бросил гнить за решеткой чертового подпольного отдела ЦРУ. Так что, да, можно было спокойно говорить, что Хьюи был очень даже зол.
И злость не сбавляла обороты.
И он поступил так же, как и в ситуации с отцом. Не стал говорить о свои чувствах, а просто сконцентрировался на поставленных задачах. Он попытался. Он действительно, блядь, попытался.
Очевидно такое поведение не могло длиться вечно.
На самом деле получить удар в лицо от человека, который в прямом смысле киданул тебя, — довольно-таки отрезвляющий способ сбросить очки.
Он не помнил, как встал с асфальта и забрался в фургон. Словно белый лист. Он только помнил красноту на периферии своего взгляда. Бездумные блуждания глазами по противоположной стене фургона, куда он тупо уперся. Раскаленное до бела чувство, что медленно закипало в груди.
Поэтому сидя в ките и обдумывая события своей жизни, что привели к этому, он на секунду уловил крохотный кусочек, чего ему не хватало все это время. Мгновение гребанного покоя. Впервые за несколько недель он поймал этот краткий момент покоя, оказавшись рядом с сердцем кита, что возможно был косаткой. У него было недостаточно знаний, чтобы понять вид кита. Не то чтобы это имело хоть какое-то значение. Его разум блуждал вокруг вещей, которые даже ничего не значили. Например, «в каком ките я сейчас» или «какого хера я нахожусь в чертовом ките».
«Что ж, тогда, в этом возможно и проблема», — мельком подумал Хьюи, в поражении опуская глаза и впяливаясь в дыру, что они пробили в животном.
А затем он увидел Бутчера… двигающегося к нему. Уши Хьюи не улавливали и звука из того, что тот говорил.
Он сузил глаза.
Что-то в мужчине вывело его из себя. Или правильнее, все зависело от того, с какой стороны посмотреть. Хьюи никогда не считал себя «страстным». Конечно, у него были увлечения, цели и амбиции, как и любого другого, но он не был «увлечен» ни одним из них.
Пока он не встретил Робин…
А затем снова, когда Робин погибла.
Видите ли, Хьюи не был воспитан «чувствующим». Сложнее всего было признать, что в детстве он никогда не позволял себе о чем-то по-настоящему переживать. Он был сдержан. Удерживал себя. Часто нарочно, но иногда просто из нерешительности.
Страх.
Он всегда был охвачен страхом. Страхом перемен или же страхом неизвестности? Честно, он не знал. Или, может быть, это было чувство статичности. Довольства. Отсутствия истинной мотивации бороться за желаемое.
В этом и крыла его постоянная проблема. Та энергия, что толкала людей претворению в жизнь своих мечтаний. У него ее не было. Не то чтобы он не хотел. Его жизнь до появления в ней Робин, честно говоря, была относительна пуста… не в каком-то там эмо стиле или фигне по типу ‘My Immortal’, просто… пуста. Словно нетронутый лист бумаги, ждущий, чтобы его наполнили чьи-то письмена.
Проблема была в том, что он не писатель ни в переносном смысле, ни в буквальном. Он не мог создавать для себя. Он был тем типом людей, что нуждался в ком-то, кто может написать за него. Создать что-то через него… и Хьюи почти смеялся над тем, как нелепо это звучало, но это не отменяло стопроцентной правдивости факта.
Он нуждался в музе.
Ему нужна была гребаная муза или он просто просидит сиднем вечность в ожидании черной пустоты, которая неизбежно поглотит его.
Это было ужасно неприятно осознавать.
Поэтому, конечно, найдя эту энергию впервые в жизни, ты чувствуешь себя сосредоточенным. Все равно что надеть пару гребаных очков после того, как всю жизнь видел без них, только чтобы понять, что ты чертовски слеп.
Ему нужен кто-то, кто толкнет его в глубокую часть бассейна. Наполнит его страстью. Даст ему пинка, в котором он нуждается, чтобы встать на работу с утра.
Иначе все это будет напрасно.
И вы находите это — вещь, что вы искали всю свою жизнь — и потом… она взрывается прямо перед вашими чертовыми глазами.
Еще раз, как в переносном, так и в прямом смысле.
И ты наполнен абсолютно новой энергией, но отличающейся от прошлой. Изначальное чувство чисто и позитивно. Новое же… оно извращено, испорчено и зло. По-блядски зло. Это необузданные эмоции, которые Хьюи не позволял себе испытывать с тех пор, как…
Ну, тех пор, как ушла его мать.
Но даже тогда чувства были подавлены. В каком-то смысле, однако, ее просто уход было проще, чем смерть Робин… по крайней мере, чище.
Его девушка, разорванная по всему гребаному бордюру, в то время как мужик в синем трико говорит: «Он не может остановиться» и просто, блядь, исчезает. Я имею в виду, вы можете себе это представить?
Хьюи, блядь, мог бы.
Но и Бутчер тоже мог.
С самого начала Хьюи мог ловить всю нездоровость ситуации. Это просто не могло быть здорово. Он прошел путь от обладания всем, что ему было нужно в жизни, до того, что все это взорвалась прямо перед ним. Возвращаемся к исходной чертовой точке. Он нуждался в Робин во многих смыслах и скорее всего потребовалось бы много терапии, чтобы исправить нанесенный вред, но, к сожалению, терапия была дорогой, а Хьюи не совсем располагал звездном медицинским обслуживанием, так что… Бутчер.
Он просто не мог продолжать сидеть дома и смотреть как мужик, убивший ее, постоянно поливает ее грязью. Приходит со своей пиар-командой, несет извинения, пока обвиняет ее в преступлении. И возможно все было бы не так плохо, если бы его не преследовало лицо этого чувака, куда бы он, блядь, ни пошел.
В глубине души он понимал, что это убивало его. Притворство, что все отлично. Он, очевидно, делал это для отца, но это чувство никуда не исчезало. Только становилось хуже и хуже.
Бутчер предложил ему способ облегчить состояние, потому что, как бы по-идиотски это ни звучало, Бутчер умел обращаться с Хьюи. Он знал, что могло вызвать нервный тик у парня, и также знал точно, на каких струнах он мог бы сыграть, чтобы получить аккорд. Сначала Хьюи не обращал внимания. Это просто помогало немного уменьшить пустоту в груди. Помощь Бутчеру. Затем он начал осознавать, что тот делал.
В конце концов, это была манипуляция. Самое печальное во всем этом было то, что Бутчер, вероятно, даже не осознавал, что он это делает. Как будто это был просто его естественный инстинкт — толкать людей в нужном ему направлении.
Он давил и давил, и продолжал давить до тех пор, пока все не оказывались сброшенными со скалы. Он был ебанным бульдозером, просто толкающим все, что оказалось у него на пути, к его заветной цели.
Даже если это означало разрушить всех и вся на его пути.
И все же, каким бы хреновым это ни было, бульдозер был именно тем, что нужно было Хьюи. Поэтому он позволил двигать себя, потому как их направления совпадали. Прямо через гребанный край.
Ему нужно было чувствовать, что он делал что-то для Робин. Что-то, что даст ему покой и чувство восстановленной справедливости. Или может быть он просто хотел притвориться, что все еще может верить в мир. Верить в человечество. Все, что случилось с Робин, просто сломало его.
Он настолько отчаянно хотел сделать что-нибудь, что вписался прямо в того, кто мог заставить его это сделать.
Он нашел новую музу.
Было тяжело постоянно оглядываться назад и осознавать, что он определенно вел себя суицидально. Он, очевидно, до сих пор придерживался этой тенденции, хотя глубоко внутри знал, что он никогда не решится на самоубийство. Поэтому иметь дело, за которое можно умереть, было его заменой. Он чувствовал себя полезным, и это ощущение заполняло пустоту достаточно, чтобы держать его на плаву, и Бутчер должно быть знал это.
«Конечно же, он знал», подумал Хьюи, моргнув и уставившись на Бутчера, который пристально смотрел на него сверху вниз, пытаясь вытащить его из кита. Хьюи начал паниковать.
— Эм, знаешь что? В-вы, парни, идите, вы, парни, идите вперед… Я в порядке… — сказал он спокойно. Более спокойно, чем, очевидно, он чувствовал. Он опустошенно уставился в пустоту. Горечь и энергия, что он испытывал до этого, просто растворились. Такого уже давненько не случалось. Оно было тем, что ранее позволило Хьюи разделиться с Бутчером и пойти спасать пацанов, потому что честно? Хьюи внутри знал, что возьми их ближе к началу? Когда Хьюи только присоединился к команде с широко распахнутыми глазами и возбуждением? Он бы пошел с Бутчером.
Старлайт оказала ему, честно говоря, огромную помощь в том, чтобы заглянуть за пределы себя и своего гнева. В чувство, что он может двигаться дальше и снова быть счастливым.
Энни безусловно тоже была его музой, но в совершенно другом смысле. Что-то в нахождении рядом с ней просто заставляло его чувствовать себя комфортно в этой пустоте. Не то чтобы она не дала ему ничего, но она сделала это ничто уютным. Словно идеально жизнеспособный вариант. Робин вызывала то же самое чувство. Будто что-то можно было нарисовать на бумаге, но они чувствовали себя вполне нормально, отложив ручку и просто живя рядом с ней. Ничего не должно было произойти
Это была странная труднообъяснимая связь, абсолютно отличающаяся от той, что была у него с Бутчером. В то время как Бутчер был полон необузданной энергии и эмоций… жизни… Энни была похожа на алоэ. Мягкая и успокаивающая. Что-то, чем можно утешиться. Как теплое одеяло или ванна после долгого дня.
Бутчер был из тех, кто не мог даже попытаться уловить этот комфорт, не говоря уже о том, чтобы предложить его кому-то другому. Где-то на этом пути он потерял способность сидеть спокойно. Казалось, он всегда был в движении. Всегда сражался, или работал, или функционировал ради лишь одно только цели — привлечь Хоумлендера к ответственности. Или более вероятно, чем довести до правосудия… убить.
Они оба чувствовали такую огромную связь из-за своего общего горя, что никогда не переставали думать, было ли что-то из этого здоровым. И Хьюи знал, что не было. Даже недоверчивый взгляд Бутчера, брошенный на него в ответ на его слова, был доказательством.
Он видел, как взгляд Бутчера изменился в ту минуту, когда он упомянул, что останетсяк. Честно говоря, он даже не знал, почему хотел остаться. Может быть, он хотел в последний раз почувствовать комфортность Энни, чтобы отдохнуть. На самом деле, в конце концов, это было все, что нужно было сделать. Хьюи чертовски устал.
— Чего, блядь?
Хьюи закрыл глаза и покачал головой, пока Бутчер в шоке уставился на него. Как будто его день был испорчен этой вспышкой гнева, но Хьюи знал, что он неправильно интерпретировал это. Они поссорились раньше, и, честно говоря, Хьюи был зол. Так охрененно зол.
Зол на Бутчера за то, что затащил его в все это, а затем отбросил, как только исчерпал его полезность. Зол на свою собственную психику за то, что позволил манипулировать и использовать себя такому же испорченному и сломленному, как и он сам, а затем вынужден иметь дело с осколками своей испорченной жизни без человека, который стал причиной этого в первую очередь.
Особенно, он испытывал глубокую скорбь по Энни. По тому, что могло бы быть с ней. Он знал, что облажался. Он лгал ей и использовал ее для получения информации. Он подверг ее опасности и втянул в этот отвратительный цирк, который он называл ’найденной семьей». Найденной семьей, которую, кстати, разыскивали власти. В смысле, кто, черт возьми, так поступает с человеком?
Уж точно не кто-то с понятиями морали.
Он снова моргнул, прежде чем посмотреть прямо на Бутчера.
— Просто посижу здесь и подожду… если ты не против…
Не, он не был хорошим человеком. Но и плохим тоже нет.
Он просто невъебически устал.
— Какого хуя ты ждешь? — пробормотал Бутчер, более обеспокоенный нежели раньше, но все еще не в своей тарелке. Это нормально. Хьюи тяжко вздохнул и кивнул, чувствуя себя очень непринужденно при мысли о том, чтобы просто отдохнуть. Чтобы умыть руки и покончить с этим. Он уже давненько был сыт по горло. Не из-за причины, н страсти. Он все еще верил в правое дело. Он чертовски ненавидел Vought и ничего так не хотел бы, как увидеть, как компания будет гореть синим пламенем. Он просто не хотел спускать всю свою гребаную жизнь в унитаз ради этого.
Может быть, это то, чего он ждал…
— Мое второе дыхание…
И взгляд Бутчера смягчилс. Словно безумие, настолько моментальная была смена. Будто он впервые осознал, что Хьюи действительно серьезен. Он вздохнул и повернулся чтобы достать до Хьюи.
— Хорошо сынок давай… — прошептал он, протягивая руку.
Хьюи отказался от руки.
И Бутчер потянулся снова.
Это была кульминация. Всей лжи. Всех положительных и отрицательных эмоции, вызываемых их испорченной связью
Хьюи почувствовал, как рука схватила его за рубашку, словно хотела потянуть за собой. Это была кульминация всего неправильного, что было между ними. Все, что было в этом нездорового.
— УБЕРИ ОТ МЕНЯ СВОИ ГРЕБАНЫЕ РУКИ, — взвизгнул он. Это даже не было предложением, о котором он думал. Оно просто выпало из него. Как будто его внутренности вывалились на пол. Он судорожно толкался и бился, чтобы спровадить Бутчера от себя, и это сработало. Тот дернулся назад, будто обжегшись, и на короткое мгновение Хьюи, тяжело вздохнув, позволил себе насладиться этой победой, потому что да пошел он. Бутчеру было плевать на Хьюи. Вся эта гребаная тирада о попытках спасти Хьюи была напоказ, и Хьюи больше ничего от него не хотел.
К черту Билли Бутчера.
Он наблюдал, пыхтя, как взгляд Бутчера снова ожесточился. Этот маленький проблеск непонятного теперь полностью исчез к моменту, когда Бутчер убрал руку и покачал головой.
— Боже… ну, отлично… Поступай как знаешь, — ядовито пробурчал он, разворачиваясь и выскальзывая из кита. Хьюи просто кивнул, сразу же почувствовав, как небольшое чувство облегчения и победы растворилось в воздухе. Он снова провалился в пустоту. Мысль о том, что, может быть, Энни придет и найдет его. Что он мог бы увидеть ее в последний раз, прежде чем его убьют. Он считает, что есть пути и похуже.
А затем приходит ММ.
— Хей, парень… — мягко говорит он, и Хьюи не может даже поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Что ты здесь делаешь… — спрашивает Хьюи, даже не потрудившись взглянуть туда, куда он заползает внутри кита рядом с ним. Молоко Матери устраивается поудобнее (или настолько насколько это вообще возможно внутри мертвого животного). Он аккуратно садится рядом с Хьюи, скрещивая руки на груди:
— Ты не идешь, я не пойду…
Хьюи испускает вздох поражения, когда понимает, что не сможет отдохнуть. Он понимает, почему ММ это делает, но на самом деле не хочет этого.
— Они будут здесь в любую секунду, — шепчет он, делая последнюю отчаянную попытку отговорить его. Хотя, конечно, это не срабатывает.
— Наверное…
Хьюи наконец смотрит на него. Молоко Матери с презрением смотрит на кусок кишечника. Он здесь, пытается ради Хьюи. Он действительно готов умереть вместе с ним, и Хьюи это знает.
Хьюи просто дышит еще мгновение, уставившись на него и позволяя себе осознать, что он собирается выбраться из этого кита и продолжать идти, чтобы ММ не пришлось доказывать, как далеко он готов зайти. То же самое чувство страха, которое вы испытываете, когда знаете, что скоро вам придется вставать. Это действительно глупая аналогия, учитывая, что он был внутри кита, но, честно говоря, Хьюи чувствовал себя таким оцепеневшим, что ничего из этого даже не замечал.
Наконец Хьюи фыркнул и поднялся, быстро пробормотав: «Мудак», получив в ответ от ММ простое: «Ага». Он выкарабкивается из туши с ММ на пятках, но на самом деле даже не чувствует шагов, которые совершает. Он рассеянно бредет в сторону туннеля, предполагая, что туда, должно быть, все ушли. Ему трудно следить за своей опорой, он слегка спотыкается, когда ММ двигается, чтобы поддержать его.
Ничто из этого не похоже на жизнь.
Он чувствует себя гребаным зомби, когда ММ зовет Френчи, заставляя мужчину толкать его по туннелю перед ними. Эти шаги дают ему мгновения, чтобы затеряться в своей голове. Почти медитативное чувство, охватившее его, было поразительным.
Снова потеряв равновесие, он натыкается на стену канализации, держась на ногах, но больше не двигаясь вперед.
Затем он почти выдавливает невеселый смех (который выходит будто тихий выдох), когда приходит к осознанию. Это поразило его настолько мгновенно, что сбило с толку. Только твердость и уверенность в этом.
— Боже, я влюблен в Бутчера…
Он никогда раньше не был влюблен в мужчину. По крайней мере, не так. Он всегда говорил людям, что он натурал, но встречался бы, может быть, с одним процентом парней на планете. Точно так же девушки сказали бы, что они натуралы, но встречались бы с женщиной, если бы это была Бейонсе.
Боже, неужели он сравнил Бутчера с Бейонсе?
Он не должен… они буквально диаметрально противоположны. Хотя Хьюи действительно показалось забавным осознание того, что последним человеком, которого он сравнивал с Бейонсе, была Энни…
Боже, это должно было быть очевидно.
— Двигай ногами, просто двигай ногами, давай, — теперь его подталкивал Френчи, пока его мозг принимал эту реальность. Он был наебан и сломлен, и каким-то образом Бутчера заполнил эту пустоту внутри него, пока не превратил во влюбленного идиота. Он сделал бы все для Бутчера. Черт возьми, он действительно делал что угодно для Бутчера. Он бросил всю свою гребаную жизнь ради этого. Проблема заключалась в том, что он отдавал всего себя тому, кто ничего ему не давал. Абсолютно ничего. И он ненавидел это признавать. Потому что это заставляло его чувствовать себя чертовски глупым.
Однако он знал. Это было больше, чем он мог дать своему молодому «я».
Он ступал шаг за шагом по холодной, отвратительной канализации, а Френчи продолжал подталкивать его вперед. Он уставился на спину Бутчера, которая была повернута к нему, пока он шагал вперед. Они с ММ разговаривали… о чем, он даже не мог начать догадываться. Может быть, дело было в нем, но, боже, он помнил, как подумал: «Это было бы натяжкой».
Бутчеру на него наплевать.
Бутчера не волнует ничего… кроме Хоумлендера.
Этот ублюдок прописался в его голове бесплатно.
Он понял, что отставал, но ему было все равно. Он же этого хотел, верно? Быть оставленным позади?
Боже, все это было так херово…
Пока он не услышал шум… потом все стало еще херовее…
Он отшатнулся к ближайшей стене в попытке спрятаться, тяжело дыша от адреналина и страха, когда понял, что это, вероятно, бесполезно. Если это действительно была Семерка, то он уже был мертв. Он стоял неподвижно, ожидая либо шума, либо смерти, пока не увидел приближающийся слабый отсвет. Затем он почувствовал этот краткий проблеск надежды, когда выбрался из своего укрытия, чтобы увидеть ее.
Он улыбнулся.
— Ты получила мое сообщение…
Они оба уставились друг на друга на мгновение. Энни выглядела испуганной, но Хьюи не придал этому большого значения. Он просто придвинулся ближе, наконец-то позволив себе улыбнуться и насладиться чем-то впервые за несколько месяцев.
— Энни, я…
А потом все закончилось.
Хьюи растянулся на другом конце канализации. В него попала одна из вспышек Энни, он сполз по стене и упал на пол. Энни медленно приблизилась, шок от сложившейся ситуации все еще был заметен на ее лице, когда Хоумлендер вышел из другого темного туннеля.
Он — мертец. Буквально ничто не могло спасти его от этой участи. Он наблюдал, как Хоумлендер посмотрел на него и выдохнул, как будто смотрел на кусок гнилого мяса.
— О, ДА ЛАДНО ТЕБЕ… ты, должно быть, издеваешься надо мной, ЭТОТ ПАРЕНЬ…
Хьюи понимает, что на самом деле он снова ничего не слышит, точно так же, как и раньше отключал Бутчера. Двое спорили, Хьюи видел это, но он уже знал, о чем они спорили. И он уже знал, кто победит в этом споре.
Как вы можете проиграть спор, когда вы буквально пуленепробиваемы…
Он видел, как паника поднялась в глазах Энни, когда она посмотрела на Хьюи. Хоумлендер подошел к ней и поднял ее руки вверх. Тогда он понял, что именно так он это и сделал. Он бы заставил Энни убить его.
Он выдохнул, тихо благодарный за этот неосознанный дар, который дал ему Хоумлендер. Он предпочел бы, чтобы его убила женщина, которую он любит, чем мужчина, которого он ненавидит. Каким-то образом это уменьшило жжение. Он знал, что это будет быстро и безболезненно. Энни не позволила бы ему страдать. Он медленно начал принимать свою судьбу, свои ошибки, свои недостатки, свои победы.
Он на мгновение задумался, получилось ли все у Бутчера. Может быть, это будет его последним вкладом. Доставить террориста к Мэллори. Вернуть жену Бутчеру. У всего этого была своя цель. Он мог бы умереть, зная, что преуспел в этой маленькой вещи. Его единственная победа.
Он глядел на Энни, а Энни уставилась на него в ответ. В ее взгляде была мольба, но о чем именно, он не мог сказать. Может быть, потянуть время? Они оба знали, что это невозможно. Он просто смотрел на нее, слегка улыбаясь и кивая. Он хотел, чтобы она знала, что все в порядке. Он простил ее. Это было то, чего он хотел.
Она подняла руки вверх, и ее глаза начали светиться. Он даже не заметил яркого света ее рук, когда закрыл глаза и улыбнулся. Он знал, что это все. Он был согласен с этим. Он мог бы умереть счастливым, зная, что преуспел по-своему.
Но потом он не умер.
Яркий свет рук Энни потускнел, когда знакомый голос эхом разнесся по канализации.
— ЭЙ, ПИДОРАСИНА.
Он резко распахнул глаза.
— Уильям? Какой сюрприз!
Хьюи в шоке наблюдал, как Бутчер пристально пялился на Хоумлендера, подвиг, который он никогда бы не вообразил возможным. Он смутно слышал, как Хоумлендер насмехается над Бутчером, но Хьюи знал, что это ошибка. Бутчер был не из тех, кого пугают насмешки. Он был движим этим.
— …Панкейки… м-м-м, вкуснятина… — он сделал целое представление из предложения. Хьюи в панике уставился на Бутчера, не зная, что тот вообще собирается делать, чтобы помочь ему.
— Да? Выкуси это, ублюдок… — а затем начался хаос. Брат Кимико швырнул в вагон метро на Хоумлендера, и Хьюи смутно почувствовал, как Энни прижалась к нему, чтобы защитить его. Когда град из обломков наконец прекратился, он почувствовал, как Энни отстранилась, и поднял глаза со своего согнутого положения. В потолке была дыра, и он едва успел заметить, как брат Кимико воспользовался случаем и сбежал.
Чувство вины внезапно нахлынуло на него. Чувство вины за то, что он стал причиной этого. Что он должен был просто умереть, потому что теперь их единственный шанс только что сбежал…
— Давай, Хьюи, пока эта пизда не вылезла…
Хьюи открыл уши и посмотрел на Бутчера, который снова протягивал ему руку. С тем же самым взглядом, что и раньше. Тот самый, который он так быстро спрятал, когда показывал его ранее. На этот раз он открыт и серьезен. Он уставился на Хьюи сверху вниз, как будто все остальное не имело значения. Не супертеррорист, который только что скрылся с места преступления, и не супермен, которого они только что похоронили бог знает как глубоко в земле.
Он смотрел на Хьюи так, словно уважал его. Как будто он действительно чертовски заботился о нем. И должен был это сделать, если это было то, на что он был готов пойти ради Хьюи. Упустит свой единственный шанс вернуть жену. Как он мог не взять руку, протянутую ему.
Он вперивался на Бутчера еще мгновение, прежде чем снова взглянуть на Энни, уделив лишь короткое мгновение, прежде чем она кивнула и прошептала: — Хьюи, иди… Со мной все будет в порядке.
Он кивнул, быстро улыбнувшись ей, прежде чем снова повернуться к Бутчеру, который пристально смотрел в землю. Как будто он прислушивался, чтобы увидеть, не приближается ли Хоумлендер.
Хьюи снова начал идти, но на этот раз он почувствовал необходимость пошевелить ногами. Он шел и шел вперед, следуя за спиной Бутчера, как будто это была дверь в рай.
Это была долгая и напряженная хотьба. Все отчаянно пытались найти выход из извилистой пропасти коридоров.
В конце концов Френчи отчаянно закричал, чтобы предупредить их о выходе. Они все вышли, пока Френчи побежал искать Кимико. Хьюи последовал за Бутчером и ММ, когда они возвращались в подвал.
Все пошло не так.
Брат Кимико умер. Его обвинили в убийстве уймы мирных жителей, которых, без сомнения, убил Vought. И все же он помнил, как смотрел в телевизор и впервые за несколько недель снова почувствовал себя живым. Он понятия не имел, что изменилось. Он был так готов сдаться в канализации. Он почувствовал, как прогнулся диван, когда Бутчер сел рядом с ним.
Он поднял на него взгляд и увидел выражение глаз Бутчера, когда тот уставился на Хьюи. Такого взгляда Хьюи никогда раньше у него не видел. Или, поправка, он видел это раньше, не так давно. Это был тот же самый взгляд, которым Бутчер одарил Хьюи, когда рассказал ему о своей жене. Никакого яда или грубости, просто любящее уважение… как будто ему было не все равно…
Если бы он не был так мертв от событий дня, он, вероятно, покраснел бы. Однако он все еще чувствовал толчок в груди. Чувства, которые он так отчаянно пытался игнорировать.
Бутчер еще минуту смотрел на него с таким выражением лица, кивая, как бы давая безмолвное заверение Хьюи, на невысказанном языке, на котором могли говорить только они.
Что ему, блядь, не все равно.
Это был первый раз, когда Хьюи почувствовал, что Бутчеру не все равно. Он ответил взаимностью. Он рисковал своей жизнью и своей миссией ради Хьюи, что звучало незначительно, но для Бутчера это значило все.
— Эм… Я так и не смог поблагодарить тебя за…… за то, что ты сделал, и..... Мне так жаль…
— Заткнись нахуй, пиздёныщ, если я услышу от тебя еще одно гребаное извинение, я сломаю твой чертов позвоночник.
Хьюи действительно пришлось улыбнуться, потому что впервые в жизни он понял, что Бутчер — лжец. Он угрожал и оскорблял, но, в конце концов, ему было не все равно, и Хьюи понял, что это его второе дыхание. Бутчер, выступающий за него против Хоумлендера. Он почти почувствовал себя ошеломленным силой, заключенной в этих словах.
— Э-э, да, понял, — ответил он, как обычно в их разговорах. Он сделал небольшой жест рукой к губам, наблюдая, как Билли покачал головой и повернулся, чтобы посмотреть на кошмар, разворачивающийся на экране, но в этот момент Хьюи почувствовал, что его разбудили. Лучше, чем мог дать ему любой кайф от кофеина или кокаина. Впервые за несколько недель он снова почувствовал себя увлеченным и наконец понял, чего ему все это время не хватало.
Он действительно думал, что Энни — его второе дыхание, и он действительно любил ее, но именно этого он жаждал. Бутчер так отличался от Робин, Энни или кого-либо еще, в кого Хьюи когда-либо был влюблен. Он был беспорядочным хаосом, который нуждался в серьезной терапии, но каким-то образом этот человек был тем, в чем Хьюи нуждался сейчас больше всего на свете. Этот человек, который бросил все и встретился лицом к лицу с монстром ради него. Повезло, что они вообще живы, чтобы отпраздновать это. Что бы это ни было.
В этот момент он хотел рассказать все это Бутчеру. Все, о чем он думал и чувствовал со времен кита, но он этого не сделал. Даже если бы он что-то сказал, Бутчер, вероятно, просто назвал бы его пиздёнышем, но в любом случае момент уже прошел. Внимание Бутчера возвращается к тому, кого он хочет убить. Он снова смотрит в телевизор и выдыхает. Несмотря на то, что все пошло прахом, у него снова есть надежда, у него есть энергия.
Бутчеру не нужно знать об этих вещах, а Хьюи не нужен отказ, но все в порядке. Он может жить с этим. С этими чувствами. Просто иметь кого-то, кто так сильно заботится о нем, было достаточно. Впервые с тех пор, как они с Бутчером впервые встретились, он доверял ему. Хьюи знал, что это плохая идея, но все равно доверял ему.
Бутчер бросил на Хьюи последний взгляд, и он мягче, чем Хьюи когда-либо видел. Это снова тот безмолвный язык. Как будто Билли пытался что-то передать Хьюи, не говоря ни слова. Но Хьюи это слышал.
Бумага у Бутчера, и Хьюи позволит ему, блядь, писать.