Признаться, мёртвая тишина в этой темноте казалась неинтересной. Не яркой. И даже отвратительной. Хотя бы потому, что кроме радужных глаз демона в эту минуту хотелось видеть ещё что-то. Более… гуманное.
Лозы лотоса грубо сковали тело, насильно впечатав в стену напротив. Аказа, Третья Высшая Луна, пыталась вырваться из этих своеобразных оков. Увы — не получилось. И всё это благодаря этому чёртовому сектанту, что стоял напротив и ухмылялся исподтишка, прикрывая половину лица раскрывшимся веером. Его мозг так и вытекал из разорванного черепа — последствие мелкой схватки между ними.
Пара секунд — и сила о’ни генерировала повреждение. Досадно.
— Аказа-чан, я чем-то тебя разозлил? — подходит ближе, закрыв веер и им же подняв голову вверх за подбородок, заставив столкнуться взглядом, полный ненависти, — Давай же, я могу исправиться, если что-то сделал не так, — теперь состроив невинную мину, наклонился, дабы быть на одном уровне с ней.
— Вряд ли ты, Доума, это исправишь. Не сдохнешь ведь.
Даже в такой ситуации, когда она в прямом смысле является жертвой, демонесса осмеливается язвить, настолько сильно хмурясь, что жилки вен вокруг глаз и висков опухли.
— Но я всё равно хочу извиниться. Мы же друзья, как никак. А друзья всегда извиняются перед друг другом, когда натворили невесть что плохое.
О’ни раздумывает. Как бы сделать так, что только ей было это в выгоду? Разве можно что-то полезное изъять из Второй Высшей Луны, когда тот одним лишь своим существованием заставляет чувствовать отвращение, перемешиваясь в одну вражду?
— Я так понимаю, мне не выбраться отсюда, пока ты как следует не извинишься? — хрипло, но сдержанно отозвалась Аказа, дернувшись так, чтобы «собеседник» сделал два шага назад.
В ответ Доума, не переставая улыбаться, медленно кивнул. Лозы начали ослаблять хватку, высвобождая девицу…
***
— Ты омерзительный на вкус, Доума, — говорит, и не признаёт себе, когда сама пьянеет от вкуса крови и запаха разорванной плоти о’ни.
Лежащий на полу демон с разорванной грудной клеткой, признаться честно, действительно забавлял. Особенное внимание уделяет крови, раз за разом пробуя её на вкус, а какую-то плоть же выплёвывая. Одного вида вполне достаточно, дабы насладиться происходящим.
Доума же тоже получал удовольствие. По-своему. Даже не пытался восстановиться, чтобы дать для неё ещё большую возможность насытиться таким шансом. Он получал этим некое блаженство, ощущая, как её ногти грубо разрывают мышцы и органы, почему-то не трогая сердце, которое ещё бьется. Рёбра уже давным-давно поломанные на кусочки, лишь кое-где так и оставаясь нетронутыми.
Вот же Дьявол!.. Извинения, оказываются, дают тот ещё кайф.
— Аказа-чан, ты сделала меня счастливым! — с упоением в голосе произносит демон, словно случайно прикоснувшись к её коленям, что сжимали его рёбра по сторонам, дабы кровь сильнее вытекала из тела, пачкая пол.
На это она без особых угрызений совести грубо, и приятно больно, оторвала сердце от артерий, заставив этим его прямо вздрогнуть и тихо застонать. От органа осталось лишь пустое место и разорванные вены, что моментально начало пополняться кровью.
Сердце всё ещё бьется. Откусила кусок — выплюнула в сторону, растирая ладонью кровь с губ, с отвращением взглянув на Доуму. Ему это понравилось, очень.
— Вот насколько мне важны твои чувства, отродье, — вальяжно стиснув плоть, заставив разорваться на мелкие куски и бросив в сторону, начала ощущать возбуждение сектанта, и как между ягодиц его член привстал, — Похоже, ты тот ещё мазохист, раз получаешь экстаз тогда, когда тебя называют мусором и рвут в клочья, — немного приподнявшись, с насмешкой взглянула назад, указательным пальцем надавив на бугорок, но повернулась, когда ощутила мягкое прикосновение к животу.
— Но такой я ведь только рядом с тобой. К тому же, — начал ногтем проводить от пупка до груди, зацепив фалангой бинты, что было своеобразной одеждой девушки и иронично прикрывая её грудь, этим ещё больше соблазнившая демона. — Я хочу, чтобы ты тоже была счастлива, Аказа-чан. Так ведь поступают друзья.
Ехидно фыркнув, ответила:
— Сомневаюсь, что друзья пожирают друг друга. И ещё если хотят заниматься… сексом.
— Вместе?
Странный тон обескуражил её, заставив в очередной раз задуматься. Впрочем — чего терять-то? Не в первый раз же. И, как стыдно не признавать такое, но лучше трахаться с этим подонком, чем с другими Высшими. Да и опыт был только со Вторым.
— Только попробуй разочаровать меня, — с издевкой прошептав прямо ему в губы, сильно сжав его горло, уже окончательно разрывая грудную клетку, брызгами крови запачкав и себя, и его. — Тварь.
Довольный оскал страдальца не напугал, а лишь удивил. Видать — он и правда этому рад.
Настало время «веселиться».
***
Приподнявшись, Доума осторожно прижал впритык к себе демонессу, подушечками пальцев ощупывая спину и считая каждый позвонок, убрав мешающие розоватые волосы и одним легким движением порвав бинты, когда Аказа тем временем до плоти царапала спину мужчины, выслушивая довольные насмешки. И до последнего сдерживалась, чтобы не скрутить ему шею, довольствуясь увиденным. Не сдержалась — несдержанной грубостью взяла его волосы, запрокинув тому голову назад, клыками впившись в шею. Кровь не пила, а именно пробовала плоть, его структуру и мягкость. В результате снова выплюнула, ухмыльнувшись, когда избавила Доуму умения говорить.
И, проклятая регенерация — опять из-за неё сейчас ситуация не кажется такой жестокой и кровавой, какой хотелось бы. Несколько мгновений, и шея вновь приняла свою нормальную, целую форму. Как и весь перед о’ни, оставив от себя лишь напоминание в виде пятен крови и растерзанной тряпки, что ещё до «извинений» являлось частью верхней одежды.
У Доумы от этой эротичной компании голова идёт кругом. Иногда в прямом смысле. И до чего же приятно смотреть на рельефную женскую грудь, что вся испачкана кровью. Его кровью. Так и манит, дабы прильнуть губами к ней, и попробовать искусать каждый сантиметр этой пикантной части тела. Хотя, что этому помешает? Гневная Аказа, что не всегда готова к таким ласкам? Её крики и стоны от боли? Ах, извольте!.. Он этого и добивается.
Ей ведь нечего терять.
Может даже кое-что получить.
Гораздо больше и приятней.
Он несдержанно втянул её руки за спину вновь появившийся лозами, одной рукой теперь уже запрокинув ей голову, а другой массируя левую грудь. К правой прямо-таки присосался, острыми зубами исцарапав кожу, и этим самым языком задевая сосок, что уже после его махинаций становился твердым. Аказа жадно прикусывала себе губы, тихо выговаривая ругательства в его сторону, называя его ублюдком и имбецилом. Доума затем прошёлся языком по пульсирующей жилке на её шее. Надрывно выдыхал горячий воздух, тихо хихикая. Прикусывал шею в самых разных местах, имея желание оставлять свои следы в виде засосов, укусов, царапин, и даже глубоких ран от клыков и длинных ногтей. Во время процесса слышалось одно сдержанное мычание, когда обладательница одновременно с этим испепеляла того взглядом, пытаясь хоть как-то освободиться. Похоже, это уже слишком. Слишком приятно.
Интересно, а согласиться ли Аказа в этот раз на такие прелюдии, как поцелуи? Как-никак, это ведь тоже хорошо. Не плохо. Это ещё «ой как возбуждает».
Сделав попытку поцеловать её, получил сильный удар лбом об свой. Доума в этот раз специально становился слабее, из-за чего его череп и потрескал, когда с макушки начала капать кровь. Забавно.
— Ну, Аказа-чан! Я ведь не собирался ничего плохо сделать! — притворившись, словно обиделся, своеобразно надулся, словно новообращенный демон, которому не дали испробовать человеческое мясо, — Ты можешь мне довериться, правда! — уже улыбнувшись, как ни в чём не бывало решился вновь на такой поступок.
Крепко придерживая её, сжал челюсть, чтобы она не могла стиснуть зубы и таким образом не «отвечать взаимностью», снова поцеловал. Теперь уже — грубо. Поскольку знает ведь, именно Аказе нежности и прелюдии не чужды.
Доума перенял всю инициативу на себя: поверхностный поцелуй не особо годился, но для начала и такой подходил. После более нежный.
Хотя, какие у Демона могут быть нежности? Аказа показывает этим на примере, что начала кусаться. Не для страсти, романтики, или особых ощущений, нет. Она именно кусалась. На губах Второго то и дело оставались кровавые следы, которые с каждым соприкосновением губ становились всё больше, и, как ошибочно создавая иллюзии, больнее.
«Чёрт бы побрал себя» — в целом, такими мыслями на тот момент думал Доума.
О’ни нравились такие сюрпризы: каждый раз, когда дело доходило до секса, и плевать — было ли это изнасилованием или же по обоюдному согласию — стремился получать абсолютно все ощущения от этой невинной, что казалась на первый взгляд, девицы.
Создатель действительно знает, кого надо выбирать в роли Высших Двенадцати Лун.
Что ж, он отвлёкся. Аказа хорошо постаралась, раз сумела сделать из его рта сплошное месиво. Словно это является какой-то проблемой для дальнейших утех.
Приняв изначальную форму, решился попробовать этакий «французский поцелуй», что был знаменит среди парочки из человеческой, так называемой им, пищи. Людей, по правде говоря.
Секунды. Десять. Пятнадцать. Минута. Ох, как же радуют её попытки отпрянуть и безрезультатное мычание. Воздуха хватает на вечность, чтобы продолжать это как можно дольше.
Но, похоже, его планы решили изменить.
Аказа неожиданно толкнулась вперёд, схватив острыми зубами его язык, и на самом деле вырвав его. Рот Доумы наполнился кровью. Хах, она часто говорила, что ненавидит его болтовню, но чтобы так?.. Именно за это, похоже, он её…
Он… полюбил?..
Ну, не время думать. По крайней мере — в данный момент.
В то время, пока Аказа выплёвывала длинный, каким оказался до сего момента, язык, Доума пошел дальше. Он погладил мускулистые, мощные, но всё же женские бёдра через мешковатые штаны. Третья Луна вздрогнула, но теперь уже увлечённо ждала дальнейших действий. Не целуют — и то хорошо.
Мужские ладони начали подниматься выше, ногтями намеренно задевая кожу и легко оставая на неё порезы, начиная ласкать каждый сантиметр. Аказа положила свои ладони на плечи Доумы, рывками избавляя его от тряпок и оставив его с голым верхом. Рельефный мускулистый живот, который медленно вздымался и опускался, так и вызывал у неё желание вспороть его. На этот раз сдержалась, ибо сама уже вся была в крови.
Доума отправился дальше, снова к груди, являющийся искусанными так сильно, что генерация происходила довольно медленно. И правильно ведь. Он является Второй Луной, а она всего лишь Третьей. В принципе, он был бы не против тому, чтобы поменяться местами. Уж чего-чего, а быть «личной игрушкой» ещё для Аказы может стать довольно интересным вариантом. Увы и ах, что не хочет быть настолько покладистым по отношению к ней.
Жадно прокусив плечо, после зализывая отпечатки собственных зубов, не сдержал улыбки, замечая ярость в её взгляде. Затем и сдержанный стон, когда ногтями сильно сжал её соски. Аказа прижалась поплотнее, глухо рыкнула, и потерлась промежностью о бугорок на брюках. Терпения надолго не хватит. У обоих.
— Убери уже их, мать твою… — гневно прошептала она, взглядом указав на лозы.
На этот раз он послушается.
***
Влечение неподвластно контролю: страсть пропитала их обоих.
Доума всё никак не мог понять, как такая с виду хладнокровная, боевая, и грозная Аказа может с таким жаром и желанием ласкать тело собственного врага, отчасти разрывая на части в попытках сдержать стоны, от которых иногда даже задыхается. Как она способна преодолеть себя, и сейчас нагло и бурно трахаться с тем, кого она всем сердцем ненавидит? Неужели любит издеваться над ним таким вот образом? Она же, обобщая конечно, должна смешивать его с самыми омерзительными вещами на свете. Так почему же? Похоже, ему не нравиться размышлять об этом.
Поддаться плотской утехе.
Это их изначальное желание чуть ли не на каждой встрече.
Даже сейчас, когда она наглым образом оседлала его, двигаясь на члене наперекор тому, что её бёдра уже болели, а грудь прыгала в такт её движениям, возбуждение лишь возрастало вдвое с каждой секундой. Правда, чуть ли не сдалась, когда решила закончить «на сегодня», пока снова не попала под его напором. Сектант, ясно дело, всегда продлевал эти мгновения хотя бы ещё немного.
Аказа с силой вцепилась клыками в плечо демона, чтобы хоть как-нибудь заглушить громкие стоны, что расходились эхом вокруг. Ладони Доумы сжимали её ягодицы и надавливали на лёгкое тело, чтобы больше приняла в себя его: он собирался и дальше приносить ей удовольствие. Губы ласкали, или, скорее, намеренно щекотали назло ей шею и ухо; Оба заметили, что оставлять свои своеобразные метки на друг друге уже нигде, какими бы мелкими и незначительным он не были.
Всякий раз, когда Доума совершал очередной толчок уже по своей инициативе, Аказа сжимала зубы крепче и давилась собственным стоном. Заставить вырваться из губ получалось только с третьей, наглой, спешной попытке. Розоватые спутавшиеся пряди падали на глаза, липли ко лбу, и постоянно лезли в рот. Но ей было плевать на это; была занята другим. Быть точнее — наслаждалась.
Закрывая глаза, оба усмехнулись, когда начали чувствовать оргазм. И некий знак того, что вскоре всё это закончится. И в недалёком будущем вновь повторится.
Всё же, они имели над друг другом какую-никакую… привязанность. Это вызвало едва заметный оскал у Доумы, которой на секунду насладился демон, оставив это помещение абсолютно без света. Пожалуй, их чувства — даже если у одного из них они бывали «фальшивыми» — были чем-то настолько сильными, что это доходило до крайности, до ярой ненависти, и безумным желанием испробовать, или даже разорвать тела друг друга.
Как бы то не было, это равносильно было и отвратительно, и восхитительно.