Цветение каштана

… тропинка в сторону поместья рябила малыми камнями, ведя в сторону сада, откуда исходил запах неизведанного: возможно, дело было в незнакомом месте; возможно, в немом, как казалось сперва, юноше впереди, вокруг летающих межвидовых-разноцветных бабочек, в котором Камадо одним тихим вдохом увидел что-то — эта чёткая худая фигура этого до безобразия красивого мальчика, весьма воспитанно и молчаливо держа на указательном пальце бабочку, почему-то этому мгновению даря улыбку. Не меняясь в лице, посмотрел в их сторону. А тот распахнул глаза. Всего его словно в горячий котёл бросили, и Танджиро выдыхал. Выдыхал. Остановился, сосредоточившись больше, когда в ушах прозвучал малый отрывок из диалога какуши, на собственном подсознании, весьма бесстыдно не отрывая взгляд, уловил лишь одно:

      — Цугуко Канао Цуюри.

      Слова какуши врезались в висок словно острый клинок в размягченное податливое тело слабого демона. Голова Танджиро была переполнена рядами тяжелых, изнеможенных и тревожных воспоминаний за сегодняшний промежуток времени, но три выговоренных слова, как сам факт, сходились весьма заметно, заставив в шоке приоткрыть уста, а глаза разомкнуть ещё сильнее. «Пелина с глаз» спала, мир будто становился на пару тонов светлее, ярче, искристей, а Канао, юный и до безобразия красивый охотник на демонов, в его подсознании — становился некой богемой, прямая осанка худого тела, таинственная вопиющая ухмылка, что казалось поначалу опасной и доброй.

      Это прекрасно — не фантазии Танджиро, а сам Цуюри.

      — Хей, ты в курсе? Нагло пялишься, да и говоришь этот бред вслух.

      Вот же оплошность.

      Но ведь так и есть. Камадо стыдно и незаметно прикусил язык, хоть и ничего не почувствовал. Несущий его какуши заметно был недоволен ситуацией, а пятнадцатилетний подросток лишь виновато отвёл взгляд, рассуждая, почему же на финальном отборе не заметил такое; но Камадо, в общих чертах: не нужно было это разузнать, всё это перед ним здесь и сейчас.

      Канао, на обратный ответ, тихо наблюдает, скрывая за этим свои бушующие эмоции.

      Их отводят во внутрь дома, временно разлучая двоих…

***

      Реальность оказалась вывернутой наизнанку: в ней была госпожа Шинобу Кочо со скрытыми претензиями за такой же, как и у Канао, улыбкой. Была восстанавливающая тело, дух и здоровье тренировка, что выбуравливало каждый раз: невыносимые и болезненные, как град среди ясного неба во время летнего сезона, врезаясь сверху на кожу, оставляя красноватые следы; было несуразное переживание с возникшияйся проблемой — обожание, что наперекор резало поперёк его цель, сулящее бурление крови в венах, ощутимо сильно бьющееся сердце и принятие, как должное, происходящее, ибо воспринимал абсолютно всё; и был Канао Цуюри, стоящий впереди, и улыбаясь так, словно этой самой ухмылкой готов его убить. Идиллия. Блаженство. Да только на этот раз обычная детская игра в догонялки, хоть и сами дети давно превзошли свой психологический возраст.

      Невероятно проворен, ловок и элегантен. В бою пластичен — приходилось ощущать ранее. На фоне госпожи Кочо он кажется старше, хоть это на самом деле не так. Длинные волосы, собранные в хвост, никак не меняют этот идеальный образ.

      Танджиро прикусил себе язык, снова, когда перестал всматриваться под себя, и натолкнулся взглядом на привлекательный цвет глаз с большой открытой формой; Канао смотрел длинно, пронизывающе, почему-то успокаивающее — обладателя метки мощно трясло внутри, замечая распутанные волосы и заколку в виде бабочки в руке. Видимо, когда был в прострации, ненароком схватился, от своего действия заставив того стать ещё красивее. Так думал сам виновник.

      Победой это не было засчитано, и прежде, чем начать по новой, Камадо вызвался, эдак, собрать по своей воле хвостик в качестве извинения. Он напоролся на насмешливую, но без скрытого плохого контекста, изогнутую линию губ юноши. Не против. Надо немного дотягиваться — его предмет воздыхания высокий же.

      Почему-то волновался, когда дела обстоят именно так, как ему хотелось в своих самых сокровенных желаниях, и Цугуко Столпа Насекомых находил его предсказуемым, в каком-то смысле поддаваясь.

      При прикосновении мягких прядей, соизвольно вспоминал каштан, сравнивая со цветом волос. Так же и образ — снаружи острая оболочка, а внутри твёрдый, но приятный на ощупь плод.

      — Ты уверен, что готов разбить этот плод? — после случившегося наедине шепчет себе, когда затекла шея от позы с запрокинутой головой, но подпер подбородок кулаком и улыбнулся: тепло и прямо.

      Да, готов.

      Когда, как и где — не имеет разницы. Он уже «ослеп», видя цветение Канао. Это лишь начало. Оставался шанс свести все к своим подростковым заморочкам, которых Танджиро решил не извлекать, выбивая отточенной годами мягкостью, лучезарной самоуверенностью и несгибаемым упорством. Но будет ли в этом смысл? Побег с соцветием, каким и представлялся ему Цуюри, напрочь завлек все его мысли. Видимо, окончательно и навечно.

      Незуко тоже замечала изменчивость в характере нии-сана, хоть и не принимала за это что-то плохое.

      Если бы это был не Танджиро, то мечник выглядел бы смешно — нервное ранее дыхание, нелепый взгляд, столкнувшийся с его, длинное пребывание в раздумыях, и понятные с первого раза, чёрт их, эмоции, которые человечество издавна решило назвать «признаками долговечной любви».

      Когда Камадо спустился со своих мечтательных грёз на землю, в лицо поднялась чашка с мачтой, облив его голову и часть плеч. Впервые. Похоже, из-за небдительности. Виднеется скрытый виноватый взгляд в Цуюри, якобы намекая, что на это его подтолкнули. Порошковый зелёный чай становился липким, заставляя одежду примкнуть к коже, а волосы и вовсе стать прямыми. У него дернулся угол рта. Огонь ощущался внутри, как вторая кожа, похожее на приятный шёлк: чувственное, мягкое, и готовое вспыхнуть в любой момент от случайной искры.

      Канао опрятный. Заботливо — точнее, воспитанно, ибо первое себе надумал Танджиро — принёс ему чистое полотенце.

      Расцепил ладони, перестав нервно трепать колени под столом, и принял это действие.

      Канао тихий. Никогда не был слышен его голос. Невзрачно хотелось услышать. Это выглядело неуместно грубо, если Камадо посчитал, что это будет непростительно с его стороны — просить о таком.

      — Ты уже обречён, Танджиро. — снова шепчет, понимая всю ситуацию. Ним полностью овладела это желание. Желание быть «рядом».

      Канао привлекательный. Одна лишь улыбка чего стоит, что упоминается довольно часто, чем собственное имя.

      Правильно. Так и должно быть.

      Ещё одно.

      Канао любит природу. Любит наблюдать за полётом птиц. Любит быть на заднем дворе Поместья Бабочек. Любит быть в окружении бабочек, всматриваясь в окрас их крыльев.

      Естественно, любит подбрасывать монетку. Это и стало стимулом того, чтобы впервые заговорить в ответ. Танджиро пришлось сильно сдерживать себя в руках, дабы не прыгать на ровном месте от большой радости. Голос соответствует своему обладателю — тихий, плавный, добрый, напористый, умиротворённый, желанный, чуть серьёзный.

      На кон было поставлен самостоятельный выбор Канао — в мыслях Танджиро выбрал то, что когда-нибудь признается. Бросил. Поймал. Радостно жестикулировал.

      Оба удивились. Цуюри от шока и действий непутёвого собеседника, а Камадо своей удачливости.

      Значит, можно признаться, что Танджиро по уши влюбился в него?

      — Да, возможно.

      Снова вслух. Но Цуюри приметил, что не это сейчас главное.

      Он напротив, ладони на лице, на плечах от шока тяжесть, глаза в глаза; в монохромных радужках юноша видел свое отражение, смущенное, на грани здравого мышления, будто загнанное в угол, неизбежное. В Цугуко не было этих признаков. Дышал умеренно, смотрел, как в пропасть — вновь улыбался.

      Канао привлек Танджиро, как и он его. Однако, пока не решается открыто говорить том, чем и «заразил» его Камадо. Поэтому будет отмалчиваться и наблюдать со стороны, подбирая наиболее удачный момент, чтобы однажды так же, как и он, открыться;

      А пока будет творить с ним эти двусмысленные действия, проявляя то ли заботу, то ли обещание на совместное будущее.