Вертикальная восьмёрка бокеном* при попытке нанесении удара далось совсем плохо. Просто от балды атаковать являлось не самой лучшее идеей. И видя, как юный мечник, который пару месяцев назад только взял в руки тренировочный деревянный меч, сейчас путался в ногах, совсем забывая о правильных позициях. Невинные, полные неловкости и усталости зелёные очи ситуацию не меняли. Именно так. Канроджи Мицури — новичок и теперь собственный ученик — в этом время почти что сваливался с ног скорее не от усталости, а неучтивости и ненормального желания есть.
— Канроджи, работай всем плечом! Позволь своему телу ощущать тяжесть тренировки сполна! — казалось, воодушевлённо говорил Ренгоку, подбадривая юношу такими словами уже на протяжении… двадцати минут. Новый рекорд в выдержке как для того, что каждые пять минут слышал громкое урчание собственного живота.
Кёджуро Ренгоку, являясь его учителем, не жалел его и не подпускал к еде лишь потому, что желает ему самое лучшее. Ну, так хотелось верить в этом.
— Ещё раз!
— Е…Есть!
И было непонятно, прозвучало ли из уст усталого паренька соглашение, или же отчаянное желание отведать снова великолепные онигири, которые приготовит не менее великолепный Сенджуро-кун.
Чтобы обучение стало более эффективнее, Ренгоку-сенсей принялся идти в наступление напрямую, всем своим видом показывая, что не оставит его в покое просто так. Естественно, благодаря своей гибкости Канроджи удавалось уворачиваться несколько раз, но больные удары по рукам и предплечьям всё равно ощущались.
Изображая самое оптимистичное выражение лица, которое только возможно, Кёджуро громко и весьма неожиданно выговорил:
— Следи за ногами!
С первоначальным пунктом этой «инструкции» оба начали интенсивнее размахивать руками, заставляя друг друга принять для себя более удобные позиции относительно противника, дабы ослабить напряжение. Или, быстро меняя положение при атаке, при возможности отразить удар, а то и вовсе отступить на пару шагов.
— Двигайся, Канроджи, больше двигайся!
А паренёк в действительности стал больше делать движения: прыгать, приседать, даже падать или вообще кувыркаться. Он словно на инстинктах всё это делал, сам этого не понимая, хоть и учитель всё равно одобрил. Продолжая, стал обходить своего противника почти что со всех сторон, насколько это являлось возможным. Пытаться вымотать и запутать соперника, когда несколько раз забываешь менять положение меча, будучи самим весь вымотанным — стоит отдельной похвалы за такую храбрость. Но, Ренгоку не так-то просто заставить выдохнуть в тяжелом темпе.
Приняв решение действовать обманными манёврами, дабы следить за реакцией ученика, то и дело «разыгрывал» искусственное падение. После, во время секундного удивления того, замахивался в одну сторону, на самом деле ударяя в другом. И, стоит отдавать должное. Канроджи не был бы собой, не став он в этом время ловить взгляд учителя при ударах. Не на клинок, не на руки соперника, а именно на глаза и их направление.
— Вот так, продолжай! Мицури, ты усовершенствуешься с каждой секундой!
Но, всегда, когда дело доходит назвать мальчишку по имени, то вся тренировка идёт как попало: становится более неловким, открывает слабые места, и вовсе нервничает, хоть и не отводит взгляд. Всё равно что одалживать бойцов врагу. В этому случае — результаты тренировки попросту в никуда.
Тем не менее, знать, куда ведёт меч соперника, надо знать, и следить за этим тоже всё же стоит. Хотя, «на войне как на войне» — юный ученик пока не умеет ясно, можно сказать, чувствовать затылком, а потому проигрывает учителю с его атакой сзади. Как итог: лежит на спине, смотря в ясное небо, по большой части чувствуя облегчение, нежели огорчение. Прямо таки вдыхать в себе побольше воздуха, не обращая большое внимание на учителя, что стал «щекотать» его деревяшкой по бокам.
— Ренгоку-сан, пожалейте бедного голодного меня, умоляю!..
На это сам Кёджуро без каких-либо негативных эмоций лишь рассмеялся, помогая тому подняться на ноги. Как бы не долго он был самым уставшим человеком на свете, и появился Сенджуро с подносом в руках, на которой были огромные в фантазиях Мицури рисовые треугольники. Побежал к тому, даже не спотыкаясь. И пока тот всё говорил слова благодарности, чуть ли не плача от вкуса приготовленной долгожданной еды, старший Ренгоку всё поглядывал на деревянный меч, которым сражался парнишка и был брошен сзади него. Поддавшись ему — сам бы был вместо того на земле. Дело не в силе, гибкости, или не огромном опыте. Но в чём именно — ещё стоит узнать. А пока…
***
Сблизившись в дружеских отношениях с Канроджи, Ренгоку узнавал, что того нарекли обузой. Слабым, как хотелось некоторым верить, стеснительным, «уродливым» из-за своих неестественных волос. Да, само лицо не дурное, но на это не особо обращали внимание. Да, Канроджи как-то говорил, что хочет однажды найти ту единственную девушку, которая примет его таким, каким стал. Но это было где-то год назад, до становления Столпом. Сейчас же… Ренгоку подозревает, что у него поменялось мнение насчёт этого.
Конечно, особенное это проявляется тогда, когда твой бывший ученик преграждает тебе путь к отступлению, придерживая за плечи, и пытается вытворить самые непонятные до этой поры действия. Этот самый мальчишка, который раньше был чуть ниже него, а сейчас на один или два сантиметра выше ростом, творит такое не в первый раз. И, по правде говоря, Кёджуро думал, что не понимал разум женщин, но сейчас уже начал сомневаться и в мужчинах.
Мицури, будучи очень уверенным, целовал его. Ну, или делал первые храбрые попытки. Хотя, честно сказать, талант выбирать места для этих «занятий» у него не занимать — цветущая Сакура в собственном саду словно специально была посажена для этого.
В начале Канроджи лишь хранил понятие о себе, как о смущенном мальчишке, который никогда не сделает первый шаг. Но, осторожно отодвигая прядь волос своего уже бывшего друга, заставляя сердце Ренгоку впервые забиться в таком бешеном ритме не от тренировок или битв с демонами, напрочь рассекал такую видимость. Нехарактерное скрытое дикое желание, промелькнувшее во взгляде Столпа Любви, делали из него серьёзным и непреклонным. Показалось, что от нежности осталось лишь прикосновения: руки, осторожно дотрагиваясь до чужих, после скрещивая пальцы, давали некую надежду на неизменчивость парня. И это в то время, когда от него начало ощущаться ещё одно — большая, пока что сдерживаемая страсть. Не пугал, но, чёрт побери, всё равно заставлял оцепенеть от такого. Лишь прямое прикосновение того пока хранило его в сознании.
Малое прикосновение к нижней губе чужими — Кёджуро воспламенился. Пламенем, являющееся незнакомым, если бы не Канроджи. Приятно? Неловко? Странно? Необычно? Однозначно незнакомо… Именно «такое» тактильное общение вызывало столько эмоций, смешивая всё в одно. Зрительный контакт всё ещё не прерван, а частота сердечных сокращений возрастает, и возрастает. От такого непонятного влечения ощущается прикосновение второй ладони к другой руке, придерживая за кисть. Прошлись мурашки по спине. Тепло становилось везде. Вот уж действительно, поразительное воздействие. И Мицури не останавливался.
Напрямую бесцеремонно целуя, наконец-то закрыв глаза, прижимает к дереву. Сам Кёджуро пока что смотрит — ожидает некой подставы, и от милого, дружелюбного, теперь уже любвеобильного парня не останется никакого следа. Уж слишком это… неожиданно. Потому и непонятно, как действовать в такой ситуации. Даже если его губы ни на секунду не отстают от собственных, якобы нагло продолжая вытворять такое.
Теперь-то не ощущалось ничего вокруг: ни сильного ветра, вертящий лепестки вишни в сторону, ни природного тепла уже от солнца, ни посторонних звуков, принадлежащие невесть кому или чему. Так ведь?
Из-за такого греховного искушения хочется больше не противится, а принять всё должным образом.
До того, как понять, что тот собирается делать дальше, Кёджуро отодвигается немного, слышно выговаривая:
— Мицури.
И это стало его маленькой ошибкой. Стоило было вспомнить, что если назвать Канроджи по имени, то он меняется в противоположную сторону. В этом случае в своих действиях. От прошлого поцелуя остались лишь воспоминания — теперь вместо него настало какое-то безумие, вскружившее голову. Язык, что смело разомкнул губы, проникая в рот, тотчас вернул Столпа Пламени в сознание. Поддаваться его напору он не хотел, но как действовать дальше в этой ситуации понятия не имеет. Такое поведение от Мицури является слишком откровенным. И этот тот самый человек, что раньше волновался о женитьбе с какой-нибудь девушкой? Зная, какой он, констатирует: такая преданность свидетельствует лишь о том, что любовные чувства полностью переключились на мужчину. И не абы кого, а конкретно на него. Не простая симпатия или влюбленность, нет. Гораздо грандиозней и… опасней. Но что?
Совсем не нежный и даже не спокойный поцелуй никак не давал сосредоточится. И зря будешь сопротивляться этому. Или таким способом выражает свою необычную привязанность со смесью благодарности, или вовсе такое, заставляющее его именно спятить. Губы теперь влажные. Жар по всему телу никак не исходит на нет. Мысли и вовсе спутаны в некое подобие паутины. А чувства… А что чувства? Следовало ожидать таких изменений. В случае чего, справиться с этим. Но теперь-то — довольствоваться тем, что есть. Даже если сам Канроджи пока и не думает отпускать его, настолько долго схватив его в своих своеобразных объятиях.
Благо, не заходит дальше положенного. Пока что остаётся трезвое состояние. На последних секундах целуя как можно ближе, теснее, и напористее, Мицури отпускает его. Лишь так же нежно прикасается к рукам, изображая замочек. Но стоило открыть глаза, как сильно удивляется: взгляд Ренгоку такой же ясный, уверенный, даже немного величественный. Единственное отличие — никакого привычного напряжения. Улыбка та же, но причина её возникновения теперь совсем другая. От этого юный истребитель теперь начал походить на самого себя несколько мгновениями ранее. Надолго ли?
Это можно было узнать, если бы не весь смущенный Сенджуро, что объявился в самые последние секунды с подносом в руках. Воспитания ему не занимать: лишь предложил отведать свежезаваренную матчу, невозмутимо вернувшись обратно в дом.
Таким образом, оставленные наедине Столпы с чаем в руках лишь думали о том, как объяснить невинному ребёнку своё «странное поведение», и позже разобраться с друг другом, в конце-то концов. Первым, конечно же, решился Кёджуро, поскольку уже считал опасным оставаться наедине с мальчишкой, от которого можешь уже ожидать абсолютно всё. Ну, а Мицури…
Лишь предавался воспоминаниям, всё ещё ощущая эти собственные непонятные эмоции, из-за которых менялся не только он сам, но вовлекал в это и человека, к которому испытывал кое-что. Кое-что имеется ввиду такое чувство, которым он считает самым прекрасным на свете. Потому не может сдерживаться настоящего «Я» внутри себя, когда предоставляется возможность показать Ренгоку хотя бы крупицу своего истинного намерения. Но не будет ли ложью то, если Канрожди скажет, что не захочет повторить свои непростительные поступки? Вкушение одного этого было достаточно, чтобы понять: он больше не будет отступать, пока не покажет свою «любовь» сполна.
Похоже, от такого мысленного заявления у Кёджуро волосы встали дыбом, и наконец-то ощутил не жар, а самый настоящий холодок по всей коже. Лишь догадывался, что его ждёт дальше, с этим маленьким, зеленоглазым хищником.