Осязать неприкасаемое

— Ни пуха, ни пера.

— К чёрту.

      Промеж тихого взволнованного шёпота слышна благозвучная последовательность звуков. Завораживающая мелодия, заставляющая разгонять кровь по венам. Песня известного композитора — Ховарда Джеймса Ньютона — менялась, из заунывной превращаясь в замысловатую, даже чарующую. Средь белых силуэтов на заднем плане выделяется ярко-красное полотно, со своей сложной конструкцией предоставляя тунику. Даже в тени, за занавес, благодаря освещению видно каждое мелкое очертание: дивное головное украшение, костюм из корсажа с многослойной юбкой, и актёрская игра, являющейся самым главным среди остального.

      Меняя фокус, видно волнение на лице, на которого смотрят через экран. По медленно, по своему темпу меняющийся кадрам было понятно, что предоставленная музыка создавалась играющим оркестром. А происходящее на сцене — вечерний концерт, который на самом деле был профессиональным балетом. Главная героиня на экране, на первый взгляд одна из участниц массовки, привлекает всё внимание. По задумке перекрестилась три раза, после готовясь и самой станцевать. Первые балерины в длинных белых одеяниях закончили танцевать, в полушагах расходясь по сторонам сцены. Теперь, главная балерина на этот вечер, с подпрыгом переместилась по центру, дабы отыграть своё соло. Мелодия вновь поменялась. Ощущалось некое волнение. По кадровые сцены менялись то на одного, то на второго героя картины, накаляющейся обстановкой не давая возможность оторвать глаз. Музыка всё не утихала, становясь громче.

      На сцене объявился партнёр танцующей балерины. В следующее мгновение, за спиной другого героя, что был в тёмном парке, наконец-то происходило какое-либо действие; яркие фары машины сзади него резко ослепли на пару секунд. Казалось, ничего замысловатого здесь нет. Танцовщики театра выполняют свои роли. Другие герои картины, пока что ничего не представляя собой, никак не цепляли. Лишь столкнулись, по скрытым движениям передав что-то незнакомцу, как тогда казалось. Это можно считать за сюжетной внезапной задумкой, как хотелось верить. Но всё внезапно поменялось, когда послышались выстрелы из оружия: наконец-то проявлялись нужные сцены. Те самые, что оттолкнули сюжет повествования с мёртвой точки.

      Побег, слежка, погоня за выстрелившим человеком. Одновременно с этим сцена заполнялась другими танцорами, в прямом смысле в унисон кружа. Бегущий второй герой показывался между тёмными улицами, преодолевая преграды в виде столкнувшихся с друг другом машинами, бордюр, перегородок. За ним спешили люди из органов охраны общественного порядка, по его стопам также сталкиваясь с небольшими барьерами. Мелодия становилась всё более тяжёлой — не давала сделать мелкий вдох. Глаза, следящие за каждой деталью, не упускали возможности посмотреть всякий кадр, вовсе не моргая.

      Прошлись мурашки по спине. Бегущего героя начали окружать почти что со всех сторон. Он, схитрив, начал и свою игру: представился тем, кем на самом деле есть. Специально для того, чтобы ему не верили, хоть и это являлось правдой. Так, в любом случае окажется победителем. Сдаётся, присев на колени с поднятыми руками, всматриваясь в направленные на него стволы. Вместе с этим, по другую сторону главные танцоры опять-таки остались дуэтом вместе с залом. Танцовщица, встав впереди, осталась в позе, дожидаясь партнёра рядом. И, когда он подпрыгнул, зритель словно смотрел происходящее в замедленном кадре. Балерин, что ясно по кадру, приземляется совсем не туда, где предполагалось. Вместо этого, якобы случайно падает на…

      — Юджи-кун!..

      Издаётся крик одновременно с двух сторон: из маленького телевизора, от героини, которой сломали ногу; и от смотрящего кино подростка на диване. Мужчина, что внезапно окликнул юношу, и этим самым напугал, лишь прикрыл уши. Ждал, когда тот придёт в себя. Но ему пришлось лицезреть ещё и то, как по лицу парня ударил спящий до этой внезапности плюшевый медведь. Ошарашенно потирая щёку, пультом от телевизора меняя громкость на минимум, пострадавший с детской обидой посмотрел на мужчину сзади себя. Плюшевая игрушка обратно уснула, поскольку вернулся контроль. Итадори Юджи, как было понятно, учился совладать со своими способностями мага.

      — Вы меня напугали, учитель, — констатировал факт юнец, являясь немного недовольным от того, что его отвлекли от просмотра фильма с любимой актрисой, — Но, всё же. Ваш визит внезапен. Что-то стряслось? — он поменялся в лице, вновь превратившись в того доброго паренька, который недолго злится на других, продолжая и дальше с ними дружить.

      А ведь верно — стряслось ли чего? По правде говоря, никаких проблем не возникло: Итадори, как и до этого, считают мёртвым. По поводу остального мало чего изменилось, и это хорошо. Но, всё же. Своеобразное чутьё Годжо подсказывало ему, что стоит запастись силами на всякий случай, поскольку ощущение вражды в его сторону не утихает и по сей день. Вроде бы, обычное дело, верно? А разница-то есть — в отличие от других проклятий во время схваток, кто-то явно считает должным желать ему смерти, и этот кто-то необычайно силён. Силён, жесток, и… разумен. Очевидно, этим существом является недавно возродившийся и удачно контролируемый Итадори, как не удивительно, Король Проклятий. Сатору предпочитает просто называть его по имени, иначе официальное обращение к проклятью звучит слишком пафосно. К тому же, таким неуважением, как он считает, можно удачно сыграть на нервах Рёмену.

      Стоит заметить, Сукуна в последнее время редко показывается; вообще кой-когда проявляет себя, встревая в разговор или вовсе напоминая о своём существовании. Конечно, вообще забыть о нём не получится — не в каждом же веке предоставляется шанс жить одним временем с сильнейшим проклятием. Но, такая тишина с его стороны немного, как бы правильно это выразить, настораживает. «В тихом омуте черти водятся», да? И этим же омутом управляет существо, что похуже Дьявола.

      Итадори принялся вновь за просмотр фильма, иногда с опаской поглядывая на медведя в своих руках. Дело в том, что на экране происходила сцена с проведением хирургической операции, и от такого зрелища парень начал волноваться чуть больше. В отличие от него, Годжо не сильно следил за происходящим, больше обращая внимание на его попытки контролировать ситуацию — сегодня, если считать вместе с этим ударом ранее, получил по лицу лишь три раза, что очень похвально. Стоит упомянуть, что сам фильм является триллером, и иногда могут проскакивать тяжелые моменты. К тому же, главную роль играет любимая актриса Юджи, Дженнифер Лоуренс. В общем, то ещё испытание. Но откуда взялся этот диск, явно предназначенный для более взрослой аудитории?.. Неважно.

      Директор Яга, к удивлению, в кои-то веки «пожалел» Годжо: у него появились несколько свободных часов. Теперь прежде, чем в очередной раз отправиться в командировку, он может свободно растрачивать своё время, как того захочет. Но слова «не позорься хотя бы сегодня» были немного бранными, что ли. Так и ощущается такая родительская опека, от которой может не хило получить по своей физиономии. Сейчас же, и сам не замечая этого, Сатору уже вместе со своим учеником смотрел фильм. Ну, это и к лучшему.

      Оба мага неотрывно смотрят за происходящим на экране: происходит диалог между главной героиней и её родственниками; раскрытые правды и причины травмы; актёрская игра недоверия; и, наконец, решение убедиться в этой ситуации лично. Пока героиня в фильме со стороны наблюдала за своими недоброжелателями, Годжо посмотрел в сторону Юджи, следя за его реакцией. Мужчина прекрасно помнил дальнейшие происходящие сцены в фильме, потому ему было интересно, как на них отреагирует сам подросток. Как итог, поначалу парень немного скривился, увидев эротический момент, а после как с облегчением, вроде бы, смотрел дальше. А через несколько секунд вовсе был ошарашен, удивившись действиям актрисы. На такую изменчивость на лице подростка маг усмехнулся, подавив свой смешок. Но, всё-таки волнуясь за психику ученика, взял пульт от телевизора, дабы перемотать несколько кадров вперёд.

      — Сенсей, ну я же не маленький! — недовольно отозвался Итадори, поскольку знал, что если мужчина совершает такие выходки, то дальше на экране будут происходить вещи весьма деликатного характера.

      А это, между прочим, убивает весь настрой от фильма. Итадори, между делом, не какой-то там развратник — лишь слегка любознательный паренёк.

      — Но-но, Юджи-кун, — насмешливо протараторил Годжо, отрицательно качнув головой, — Я, как твой учитель, должен заботится о тебе во всяком плане. Включая даже твои видения насчёт того, какие именно фильмы смотреть. Да и, признаюсь, твоя любимая Лоуренс весьма неудачно сыграла здесь. Что уж сказать о её предательстве к… — из-за привычки мужчина хотел закончить свою фразу, но его рот заткнули, вплотную прижав к губам медведя.

      — В который раз прошу Вас не спойлерить!

      Видеть разозлённое и одновременно смирившееся лицо ученика та ещё забава. Всё же, прислушался к его так называемой просьбе. Вообще даже странно то, что проклятая игрушка так и не проснулась. Вроде подросток разозлился, но тут и умело контролирует свою силу. Надолго ли?

      Они продолжили смотреть фильм. Юджи, на всякий случай, спрятал пульт в надёжнейшем месте, куда подальше от учителя — он с самого начала решил не перематывать скучные или занудные моменты в фильме, довольствуясь абсолютно всеми сценами. То, что звук остался таким же, не было большой проблемой. Учитель Годжо этой ночью был более или менее «послушным», потому не сильно доставлял проблем. Уж за это Итадори был искренне благодарен. Словами, конечно же, не сказал, но обещал себе попозже это сделать.

      Сатору же, наблюдая за этим ребячеством, иногда допускал себе мысль о том, какой же на самом деле удивительный его ученик. Что не пробивает бетонные стены, так сущее проклятье способен контролировать. К тому же, усмиряет он своего соседа в своём теле очень умело. Так и не скажешь, что до того самого дня был обычным школьником. Вот уж действительно — один на десяти тысячах. И если учесть, что одному повезло выжить, то другому теперь приходится, грубо говоря, ужиться с таким уникальным сосудом. С оптимизмом Итадори и желанием Двуликого совершить геноцид может случиться настоящий взрыв. Это если серьёзно — в глазах Годжо их отношения иногда кажутся настоящим цирком. Умора, да и только.

      Сукуна, понятное дело, представляет собой весьма опасное и пугающее создание. Но и видеть его недовольные звучания по поводу всяких ситуаций из щеки или ладоней своего сосуда стоит приличных зрелищ. Помнится, когда Юджи как только, так сказать, восстал из мертвых, во время переодеваний свой голос подал и Сукуна. Подросток, видимо, был обижен на него за недавнюю выходку, потому дружелюбно попросил у доктора Сёко помаду — в телефоне Сатору до сих пор есть куча фотографий с накрашенными губами слегка охреневшего проклятья. После того случая вообще не появился ни разу. Обиделся, пожалуй.

      Шутки шутками, а свою бдительность ни на секунду нельзя ослабить. Ощущение какого-то тайного заговора уже вторую неделю не даёт покоя. И источником этого пристального наблюдения является Итадори. Точнее, это исходит от того, кто внутри него. «Сильнейший» готов поклясться, что так званый Король в его теле подготавливает план мести, озлобленно и в предвкушении потирая ладони. Представляет Рёмена именно в таком положении, при это ещё и хихикая как некий чёрт, и мага пробивает на смех — Юджи, видимо, привык к таким перепадам настроения учителя, потому особо не отвлекается от просмотра фильма, где героиня уже вовсю расхаживает в красном одеянии.

      Теперь, серьёзно. Что так повлияло на могучего, казалось бы Короля Проклятий, что ни слухом, ни духом? Конечно, намекал о своём присутствии своим же ртом, что весьма специфично, но всё равно. Такое поведение, ну, слишком уж необычное. Даже пугающее. Замышляет чего-то, верно ведь?.. В голове сразу возникает дивный вопрос: «А всегда ли Сукуна был таким?». Понятное дело, имеется ввиду то время, когда Рёмен ещё был человеком. Жестоким, лицемерным, опасным и через чур хитрым, но всё же человеком. Став проклятьем, всё пошло по наклонной, но не об этом. Годжо, чёрт его дери, действительно стало интересно прошлое Двуликого как… личности? С одной стороны, довольно любопытно, каким он на самом деле был. Или кем же является сейчас, не беря во внимание его скептичность. А с другой стороны — что за трындец происходил с этим чудом всего мира магии, что стал таким? Вдруг, Сукуна на самом деле был таким себе сострадательным добряком? Верится, но с подозрением. А если, по наличию этих, можно предположить, татуировок вёл преступную жизнь и был серийным убийцей? Ха-ха, и сомневаться не стоит. Может, представить то, что изначально был добрым человеком, который и мухи не обидит, но маги — которых он искренне ненавидит, кстати говоря — уничтожили что-то дорогое для него? Или принудили к таким действиям, после которого и стал таким? Вовсе насильно превратили в такое чудовище?.. Всё, мысли достигли до космоса, не имея никакой связи с хозяином. Годжо даже прикинул, что они, он и Сукуна, в каком-то смысле даже похожи. Самоирония, что сказать.

      Сатору так и дальше бы философствовал о чужой жизни в своей голове, пока не заметил заостряющейся обстановку внутри фильма. Если кратко — происходили прелюдии, которые вскоре перерастают в откровенную постельную сцену.

      Прикинув удивлённого Итадори, решил притвориться, как всегда, дурачком:

      — Хей, Юджи-кун!

      Но не было никакой ответной реакции от ученика. Мужчина было решил, что тот не расслышал, раз настолько был поглощён фильмом, но вместо этого…

А~бра~ксас

      «Погодите, в смысле открыть ворота?!»

      Резко повернув голову в сторону Итадори, увидел знакомые татуировки на лице и хитрый взгляд — красный цвет радужки в тёмном помещении, где единственным источником света был лишь свет от телевизора, казался более опасным. Двуликий собственной персоной объявился, расслабившись на диване как некий хозяин всего живого, крепко сжимая в своей ладони голову медведя. Игрушка никак не реагировала — поистине стала мёртвой. Проклятый дух, в отличие от остальных разов, сейчас не усмехался, и даже не ехидно посматривал на мага. Лишь внимательно наблюдал, так и говоря своим видом: «Двинешься — поплатишься за это». Годжо бы и правда задействовал что-то, дабы вновь победить, в чём он был отлично уверен. Но Итадори теперь проглотил чуть больше, чем один палец, и это весомая причина не делать поспешных действий.

      Сукуна странный. Сейчас, когда перед ним тот, кого бы хотел уложить силой в первую очередь, он только и делает, что бездействует. Признаться честно, будь на его месте, Годжо бы не маялся долго — запросто уничтожит надоевшую букашку. Хотя, кто его знает? Годжо Сатору не является нечистью, или тем же Королём Проклятий, потому можно лишь предполагать, насколько же опасным был бы в таком образе. Но, не об этом. Сейчас больше привлекает мирное, якобы спокойствие со стороны Двуликого. Всё глаза не спускает с мага, демонюга. Ему, вообще-то, немного неловко с этого: он ведь привык быть предметом обожания только девушек, между прочим, а не каких-то там тысячелетних проклятий.

      Молчаливый собеседник наконец-то отвёл взгляд, с не особым интересом посмотрев на телевизор, сосчитав это явление то ещё чертовщиной. Он вскинул бровь, увидев на экране моменты немного мерзкого или даже слишком интимного характера. Но несмотря на его безразличное поведение ко всему, было понятно: он изучает Сатору. Явно ожидает от него что-то, чего и сам маг не сможет предвидеть. Так, без задних мыслей. В случае чего, возьмёт вверх над ним. Кто кого — точно неизвестно. Остаётся лишь рискнуть.

      Ещё одно: Юджи никак не возвращается в своё привычное состояние, не берёт контроль над собственным телом. Более того, не подаёт никаких признаков того, что сам он в сознании, так сказать. Это точно дело рук Двуликого!.. Сукуна, видимо, пошарил в его мозгах, раз сейчас является чуть ли не свободным, наконец-то усмехнувшись, когда заметил озадаченность на лице мага.

      Годжо допускал в своей голове самое худшее развитие событий, которое напрямую может сотворить этот проклятый чёрт в дальнейшем. Как только Рёмен вновь посмотрел на Сатору, в своё удовольствие наслаждаясь его взволнованностью — проклятье добилось того, за чем пришел сюда, завладев сосудом на одну минуту — то в, то же мгновенье произошло необъяснимое. По крайней мере, маг точно требовал разъяснений, какого лешего тут происходит: стоило ему захотеть мирно спросить Двуликого по поводу Итадори, или, в случае отказа чуть ли не насильно выбить из него информацию, как на него уже глядел сам Юджи. Метки на лице словно испарились, и лишь плюшевый медведь остался таким же неподвижным, этим удивив свою «боксерскую грушу». Подросток шокировано моргал, сначала проверив состояние игрушки, и уже после переключившись на учителя. Учитель, к слову, подбирал слова и обдумывал событие, произошедшее секунды назад.

      — Годжо-сан? Что с Вами? Вы какой-то… ну, неестественный, что ли, — подросток выглядел так, словно не помнил то, что происходило только что, — А? Я что, уснул?! — но, похоже, его это не особо волновало, поскольку размышлял, сколько минут экранного времени он пропустил.

      Юджи даже не сразу заметил, что медведь после таких бурных эмоций вообще не ожил, грубо говоря. С таким проявлением чувств игрушка явно причитала бы ему за это, но никакой реакции на это. Стоило бы обратиться с этим к директору — он точно издалека ощутил своей магией, что что-то неладное происходит — но чуть позже. Сейчас есть одно дело куда поинтереснее.

      Годжо, по правде говоря, от такого своеобразного прикола от Двуликого был скорее не ошеломлен, а действительно разгневан. И не пойми из-за чего именно: то ли подумал, что над ним поглумились, обвели вокруг пальца, так сказать, или же просто оставили в дураках. Сукуна хоть бы словом обмолвился, раз уж неожиданно объявился. Нет же! Угрюмо молчал, сидел, и смотрел так, словно Великого Его обозвали самым ужасным и уродливым чудовищем на всём белом свете. Конечно, было желание так и обозвать его, но как-то не особо хотелось разгребать обломки дома после их дружеского, якобы рукопашного мордобоя. Ладно, Бог с ним, как бы это противоречиво не звучало. Но разве можно оставить всё вот так просто?

      Спрашивать у Итадори, ощущает ли он какие-то изменения внутри себя, весьма бессмысленно. Не то что не помнит, так вообще не понял, что Сукуна овладел им на целую минуту без его ведома. Так ведь? Это, конечно, странно до абсурда. Но Сатору уверен, этому уже есть своё объяснение. Остаётся лишь убедиться в своей догадке.

      Рёмен, будь он неладен, заключил с Итадори сделку. Контракт. Этакий договор, где преимущество явно побольше лишь у одной стороны. Худшая версия для всего происходящего. Во-первых, Сукуна тот ещё авантюрист, потому с легкостью может зубы заговаривать в угоду себе. Во-вторых, Юджи хоть и не так-то легко обдурить, понять суть и все пункты контракта не мог из-за, к примеру, незнания. Умалчивать не запрещалось ведь. И, наконец, в-третьих, они оба точно достигли какого-то компромисса. Хотя бы взять в расчёт этот феномен с минутой, забывчивостью Итадори, и удивительным нежеланием Рёмена не уничтожать всё тут и там. Вот и всему своё объяснение. Плевать, соответствует ли догадкам Годжо. Фиг поймёшь, кто именно попался на эту удочку.

      Магу надо, как и подобает, разобраться в этом лично. Как и какими способами не сильно важно. Затягивать со своим решением не стоит, потому надо как-то «поболтать по душам» с Королём Проклятий, и вынудить его проговориться. В контракте не особо верится, что есть пункт о разглашении, а значит есть свобода действий. Что ж, как там говорилось в первых минутах фильма? Ни пуха, и чёрт с ним!

      — Так, Юджи-кун, а ну-ка встань! — хлопнув в ладоши, проявляя уверенность в своих действиях, Годжо немедля встал, корпусом повернувшись к подростку. — Ну, что? Давай-давай, у меня к тебе просьба есть!

      — Эм, ладно. Вы сегодня слишком уж странный, — Юджи по привычке встал вместе с медведем, но вспомнив о его поврежденной функциональности, бросил на диван. — Так что за просьба, Годжо-сенсей?

      Обдумывая со скоростью света варианты событий в своей голове, и оценив разницу в росте его и подростка, кое-что приметив, Сатору резко произнёс:

      — Поменяешься ещё разок с Двуликим?

      Удивлённо моргая, и неприятно для себя вспоминая собственное разорванное сердце и дыру в грудной клетке, Юджи не сразу ответил.

      — А Вам зачем? И в смысле, «ещё разок»?

      С уст Итадори эти слова звучали так, словно нужно разрешение, дабы опасную собаку в виде Короля Проклятий выпустили на улицу погулять, а не что-то иное, более серьёзное. Похоже, юноша действительно нашёл способ ужиться с проклятьем внутри себя.

      — У меня есть к нему разговор. Личный. И не бойся, я позабочусь об общей безопасности. Если что, я подам тебе сигнал, дабы ты смог обратно поменяться с ним, — немного нависнув над подростком, при себе странно и даже пугающе улыбнулся. — Или ты мне не доверяешь?

      — Сенсей, уж ваши подколы сейчас не к чему!.. Ладно, я понял, — поначалу занервничав, ибо учитель вновь попытался взять его на слабо, Юджи захотел выполнить его просьбу, но лишь удивлённо пожал плечами. — Э, Годжо-сан… Не знаю, как это: телепатические или тупо по ощущениям, но Сукуна мне кое-что говорит в голове. Если без оскорблений в Вашу сторону, то он отказывается меняться. Не хочет, говорит… Это как понимать? Розыгрыш?

      От такой откровенности Годжо захотелось засмеяться. Только уже шокированный взгляд ученика приостановил его от такого проявления своей эмоции. Но всё же слегка тихо хохотнул.

      — Хочется верить, что это всё же розыгрыш, Юджи-кун, — с надеждой произнёс маг, намереваясь кое-что провернуть, — Видимо, Двуликому есть что скрывать, — то ли загадочно, то ли по известным фактам выговорил, намекая на причудливость проклятья, — Ну, или просто не хочет марать свои руки. Да, именно так! — Годжо специально завуалировал свои слова так, дабы только Сукуна понял, что его считают жалким трусом.

      Юджи, как ожидалось, лишь непонятно моргал, резко схватившись обеими руками за голову. Выглядело так, словно ему очень больно, и в приступах болезненности пытался как-то улучшить своё состояние. Было понятно, что это Рёмен так реагирует на насмешки в свою сторону.

      — Да чтоб тебя! — недовольно и громко сказал Юджи, поражаясь перепадам настроения своего проклятия, когда тот по чутью всё же согласился поменяться.

      Около две секунды, Юджи отпустил свои руки, скрестив в недовольном жесте, и вновь объявился Сукуна. Тоже недовольный, и слишком уж озлобленный. Именно такой реакции и пытался добиться Сатору — ибо нефиг изображать из себя невидимку, как говорится.

      — Опа, всё же поддался своему товарищу-сосуду!

      На такой скрытый контекст с признаками дружелюбия и издёвок Король не обратил внимание, в своей привычной манере лишь цокнув. Весь этот момент он держал свои веки закрытыми, дабы не видеть эту нахальную рожу. С одной стороны ему хотелось вновь испробовать свои силы, раз уж у него сейчас полная свобода действий без контракта, но вот с другой — Сукуна прекрасно понимал, что этот причудливый маг так просто от него не отстанет. Так и будет капать на мозги, мягко говоря. Потому, всё же посмотрел на него исподлобья, а после изогнул бровь в притворном удивлении, увидев полную серьёзность на лице мага. Не улыбается и не хихикает, что само по себе странно. Да, за такой промежуток времени он понял, каков этот «кислый фрукт», Годжо Сатору.

      — Ну, и? Чего тебе, маг? — на последнем слове Сукуна понизил тон голоса, показывая, как ему неприятны такие личности, как он.

      «Ух, какой недовольный. А ведь минуту и несколько секунд назад изображал из себя крутого неприступного старикана» — в голове Годжо промелькнули незначительные мысли, при себе спросив, каким бы был Двуликий, будь он дряхлым дедулей с тростью в руке и больной спиной. К тому же, ворчащий на всё и всех. Так и представляя эту картину, Сатору захотелось засмеяться, но всё держал свою роль холодного и серьёзного собеседника.

      — Меня заинтересовало твоё затишье. Перед «бурей», позволь узнать? — сначала он вёл простой диалог, спрашивая так, словно уже знал ответы на свои вопросы, но это так кажется, — Сукуна, друг мой, сам ведь говорил: маги тебе конкретно надоели. Так вот, если хочешь, чтобы я отстал от тебя… ненадолго… то сделай меня довольным и колись. Говори, что задумал, а? — говорить незамысловатыми словами вошло у него в привычку, потому с серьёзной интонации перешёл на угрожающую.

      Хотя, по правде говоря, на такую угрозу от этого мелкого шкета, у которого самооценки хоть отбавляй, Сукуна чхать хотел. Хмыкнул, посчитав это детской забавой. Но ему всё равно не нравилось вскидывать голову и смотреть на эту почти двухметровую шпалу. Эх, поскорее бы найти оставшиеся пальцы, и переплюнуть всех. В прямом смысле этого слова.

      — А то что, маг? — Рёмен увидел, как тот вздрогнул, когда на его слова среагировали не так, как того хотелось бы, из-за чего вновь довольно хмыкнул. — Вновь будешь лапать меня, после только защищаясь?

      Самоиронично спросив, намекая на их первую и пока что единственную схватку, Двуликий теперь сложил руки в карманы толстовки. Так и давал понять, что весь этот разговор для него — та ещё потеха на проклятую душу. Тем более, отвечать что-либо напрямую и не планирует.

      — Для начала по имени обратился бы хоть. Только фамилию мою упоминаешь, а сам вроде намного старше меня. Ну, более старый, как бы…

      — Обойдёшься!

      И после этого Годжо наконец-то сам усмехнулся. Сукуна сразу догадался, что попал на его мелкую уловку, потому и недовольно цокнул языком. Но пока он размышлял, как бы оторвать язык этому невоспитанному гаденышу, до Сатору допёрли последние сказанные слова собеседника.

      Будь он не ладен, с его-то энтузиазмом — у мага в тот же час возникли безумные мысли. Не будь повязки, было бы отчётливо видно, как его глаза заблестели. Та идея, что пришла ему в голову, любой здравомыслящий человек посчитает настоящей дикостью. Или, либо настоящим проявлением храбрости, либо, в его случае, очередной показухи собственной неадекватности.

      — Ну, как хочешь, Сукуна. Лапать так лапать, сам напросился.

      Не успел Сукуна произнести «а?», «чего ты удумал?» и «совсем больной на голову?!», как его крепко взяли в охапку, обнимая. Поначалу Годжо держал Рёмена в воздухе, дабы последить за реакцией. Как и ожидалось: ощутил от проклятья привычную жажду крови. На этот раз он, естественно, желал, дабы пролилась кровь кого-то конкретного. Маг даже определил это за большой честью, раз уж сам Король Проклятий нацелил на его персону свои, так сказать, острые зубы.

      Его очи так и наливаются кровью, одним лишь выражением лица, давая понять, как Двуликий в любую секунду готов обматерить на древнем японском языке. Сатору использовал технику, потому хватка была очень крепкой. Можно сказать, непреодолимой для такого, как он, в данный момент. В приступах гнева также попытался выбить ему челюсть головой, поскольку уже был одного роста с ним, хоть ноги и обвисают. Но, хрен там. Безнадежное тело безнадежного мелкого пацана, из-за которого и все эти проблемы!

      Внезапно, что не есть хорошо, у Сатору возникла ещё одна идея. Куда гораздо безумнее первой. Сначала удостоверившись, что Рёмен не задумал что-то непростительное, и попытался кое-как собраться с мыслями, вдруг немного ослабил хватку. Руки не убрал, позволил ему прикоснуться ступнями земли, а затем сам немного наклонился. После произошло то, что и нелепой случайностью трудно назвать. Неизведанное неизведанному, так сказать.

      Годжо Сатору поцеловал Короля Проклятий. Именно так. Точнее, целует, замирая, совсем не собираясь отстраниться. «Хм, холодные. Точно как лёд» — невинно, казалось бы, мысленно рассуждал маг, пока у второго тем временем в голове происходил настоящий мозговой апокалипсис. Или, выражаясь более лаконично, внутренний штурм эмоций и ощущений. Естественно, в плохом смысле. Сукуна знал, что маги бывают безмозглыми, но этот — полное исключение из правил. К слову, на его практике длинной в несколько эпох впервые кто-то лично проявляет инициативу, а не он сам. Это могло бы быть интересно, но… нет. Омерзительно, и только.

      Рёмен пытался хоть как-то отстраниться, с нынешними силами-то: высвободиться из этих своеобразных объятий, физической силой сбить мага с ног, своими губами сжать его в конце-то концов, как бы это нелепо не выглядело. Его раздражало, что сейчас он действительно бессилен. Одна сила с контролем над телом сосуда, и всё. К тому же, шум от телевизора ещё больше накалял обстановку — хотелось рвать, метать, кишки этому Годжо выпотрошить. Неужели этот слюнтяй с повязкой действительно думает, что от такой выходки Двуликий так легко расколется? Ну-ну, пусть постарается хотя бы заставить подумать об этом… А губы всё не отстраняет, от странной ситуации улыбаясь сквозь поцелуй. Ну не выродок ли?

      По-видимому, прошло не слишком много времени, пока этот прилипала всё ещё целует его. Сукуна лишь предполагает, поскольку точное время не считал — занят «другим», так сказать. Но всё же одно изменение есть: не так сильно бунтует, как минуту назад, если не больше. Лишь в рассуждениях решает, как будет убивать мерзавца, придумывая самые жестокие варианты. И какими только оскорблениями не посылал мага, иногда придумывая собственные. Дошло даже до того, что Двуликий вовсе в упор смотрел прямо на Годжо, так и намереваясь испепелить взглядом. Картина вовсе не романтическая, скорее ужасная. Абсолютно всё происходит так, как того Сатору и хотел. Сам он в каком-то смысле получает удовольствие, видя мучения проклятья, а Рёмен только то и терпит, ощущая негативные эмоции.

      Проходит ещё некоторый промежуток времени. Рёмен, лишь исподлобья посматривая на мага, притворяется спокойным. В душе, конечно, всё наоборот, но и пришло время самому действовать. Точнее, Двуликий решил на этот раз поддаться — тем более, это всего-то прикосновение устами, действие которых люди привыкли называть пылким поцелуем. Пылким-то да, прям голову хочется снести. Не свою, чужую… Годжо, в силу таких мелких изменений, теперь держал его за кисти. Поначалу даже отстранился на секунду, но это было совсем незаметно. Неощутимо, как для Двуликого.

      Сейчас прошло куда меньше времени, чем до этого, но огромная перемена всё же случилась: Сукуна вовсе перестал дёргаться, пытаясь понять, что предпримет Годжо дальше — прекратит, на что Король больше всего надеется, или же пойдёт на более смелые решения. Королю хотелось усмехнуться, ибо его вторая догадка была верна. Маг, будь он неладен, отпустил правую кисть, прикоснувшись к затылку проклятья. То ли для того, чтобы не мог сорвать поцелуй, то ли для удобства Рёмена, дабы шея не болела. Чёрт его знает. Как бы там не было, обоим теперь действительно начало это нравится. Кому более, кому менее, но первым прекращать это никто не собирался. Сатору ещё решил проявить некую нежность, не сильно сжимая чужие губы, а больше вкладывая в этот поцелуй некую вражескую притворную любовь. Звучит так себе, да.

      Однако, когда обстановка приобретала странную атмосферу, и прошло уже половина фильма, Годжо по-своему стих. Уже не так сильно «держал планку», выражаясь понятными словами. Не целовал принудительно, и не требовал взаимности от угрюмого партнёра, грубо говоря. Причиной всему то, что теперь Сукуна держал в своей руке его кисть, второй рукой прикасаясь к его лопаткам. И всё выглядело так, словно он, по-видимому, был не против этого. Скорее даже «за», был в каком-то смысле рад такому стечению обстоятельств. Скорее всего, именно это мага и насторожило… Кое-как внезапно ощутил холодок по спине, понимая, что Двуликий надавливает рукой на спину, дабы они больше сократили расстояние. «А не было ли это плохой идеей, проверить Рёмена на наличие таких чувств?».

      Замечая, как всё начало приобретать неожиданные обороты, в которых он теперь не особо играет важную роль, Годжо не сильно начал сопротивляться. Целоваться с Двуликим, конечно, не прекратил, но и не слишком уверенно шёл ему навстречу. Видимо, Король Проклятий добивался того, дабы их тела были вплотную к друг другу — маг совсем не хочет знать причину для этого. А поскольку тот желаемого не получил, непрямым движением крепко схватился за его волосы, этим и заставляя наклоняться ниже; хоть какой-то плюс от этой разницы в росте. И, говоря о таких дерзких решениях, Сатору уже сам начал неловко тянуть его за рукава от себя. Да, роли в каком-то смысле поменялись, и теперь Сукуна открыто показывал свой, так сказать, опыт обольщения. Но магу на это немного всё равно… Всё потому, что тот начал углублять поцелуй, требуя большего!

      Двуликий целовался так, словно является профессионалом в этом деле. Стоит признать, Годжо не такой уж идеальный во всём, раз уж проклятье куда опытнее и напористее в таких интимных вещах. Быстро сориентировался и пошёл в бой, чёрт побери. И, как бы глупо это не было, но ему и в мыслях не приходила идея о том, чтобы просто оградить от себя проклятье своей техникой. Продул, честно говоря.

      Но когда Сатору ощутил, как его ухо что-то лизнуло — непременно Сукуна задействовал свои фокусы в этом — то, резко прекратив поцелуй и выпрямившись, оттолкнул того на два шага. Двуликий с большим удовольствием смотрел на такое дивное явление, как смущенный до чёртиков Годжо Сатору. Уверен, он первый, кто увидел его таким. Что ж, это стоило того, дабы не скрутить ему шею не заметно, а просто поиграть по его правилам.

      Прикрывая своё ухо, недовольно смотря на Двуликого, который раззадоренный показывал свою ладонь, откуда вылезал язык, Годжо возмущённо и сдержанно произнёс:

      — Ты выбрал грязный ход, Сукуна.

      Сукуна принял это заявление как за комплимент, усмехнувшись.

      — Грязный ход? По-твоему, это грязно? Действительно так думаешь, маг? — проклятье вновь приблизилось к нему, вызывающими движениями положив свои руки на его плечи, — Вроде эпохи меняются, а маги всё такие же… простофили, — резко надавив на него, заставив присесть на диван, хоть это и казалось невозможным, теперь Сукуна смотрел на него сверху-вниз. — Хочешь, я покажу что-то более мерзкое, чем это? Хотя… мне плевать на твоё мнение. Всё равно истину всего этого познаешь не через слова, а действия. Готовься, Годжо.

      Согласно своим словам, Рёмен теперь заставил его лечь, сверху нависая над ним. Годжо верил, что он не сделает того, о чём подумал. Но Сукуна, как всегда, вопреки всему всё же присел на него, коленями сжимая его бёдра. Даже захотел порвать верхнюю одежду — на этот раз не свою, а мага. Бог знает, что он действительно бы сделал, не остановив его Сатору.

      — Всё-всё, на этот раз победа за тобой, Двуликий. Долой строить из себя… ну, ловеласа, — Годжо сказал это в своей привычной весёлой манере, словно это не он несколько секунд назад и слова путного не мог сказать, — И, блин… Я же пошутил. Признаюсь, ты явно что-то задумал, и мне захотелось узнать, что именно. Но, видимо, это лишь моя фантазия, ха-ха, — однако, маг немного нервно посмеялся в конце, этим и выдав себя с потрохами.

      — Ну, а я не шучу, в отличие от тебя. Если уж ты побудил меня на эти действия, то будь готов отвечать за них. Да и твои фантазии вполне могут стать реальностью… Устроить тебе пору соития с самим Королём Проклятий, м? — Сукуна был настроен серьёзно, на этот раз взаправду говоря то, о чём задумал, — Я и не один раз докажу тебе, Годжо Сатору, что твои поцелуи лишь детские шалости. А сейчас… — как и задумал ранее, он начал рвать одежду на теле Годжо.

      Неизвестно, когда это Двуликий из режима бессердечного убийцы перешёл в этакого страстно-сексуального мужчину — не стоит думать, что Годжо так считал! — но этому всему настало время прекратиться. Пока Сукуна бесцеремонно справлялся с его одеждой, своими ногтями поцарапав кожу мужчине через футболку, «всесильный-этот-раз-не-особо» резко произнёс имя Итадори. Даже повторился, более громко.

      Понимая, что его сознание притупляется, Двуликий не слишком рассердился такому предательскому поступку. Так дальше и усмехался, наклоняясь к магу.

      — Не думай, что на этом всё будет окончено, маг. Мальчишка не помешает мне продолжить задуманное. Уж я-то тебе это обещаю.

      Закрывая веки, на его лице начали исчезать метки, и теперь вместо Короля был Юджи. Медленно моргая, удивлённо стал смотреть на учителя, который, кхм, каким-то образом был под ним и прикрывал своё лицо. Хвала всем Богам, что Итадори был, по сути, подростком с чистыми мыслями, потому не посчитал эту позу за что-то непростительное или извращённое. Но всё же был удивлён, поскольку одежда учителя была немного порвана, и его кожа, как ему казалось, ранена.

      — Годжо-сан? Вы в порядке? — поначалу Юджи хотел удостовериться, что мужчина вообще был разумен после встречи с Рёменом, знает ведь его. — Сукуна… Он что-то натворил? Вы ранены… И это странно.

      Годжо долго не затягивал с ответом.

      — Мы всего-то подрались, а я решил уравнять наши силы, если можно так сказать… Но, по его словам, наш «бой» ещё не завершён. Поэтому, хочу попросить тебя об одолжении, — резко убрав ладони с лица, и пристав, сказал настолько серьёзным тоном, насколько смог: — Пообещай мне, Юджи-кун, что ты никогда не поменяешься с ним опять, насколько бы сильно я не просил. Даже если буду пьян в дрова, даже если захочу совершить суицид, или, что хуже, позавтракать с ним десертом… Никогда. Слышишь?! Никогда! Пообещай мне!

      — А, э… О-обещаю?

      А пока Итадори утешал Годжо, который непонятными словами жаловался на странные вещи, мол, «меня чуть не трахнул Двуликий», сам Сукуна в своём мире довольствовался таким исходом. Кто его знает, правда ли он задумывал о вовлечении Годжо в своих делах, или он вновь взял его на слабо. А может, он вновь «откроет врата», и закончит начатое? Но принял решение оставить это на потом, а то ещё задаст этому магу душевную травму на всю жизнь. Всё же, Королю Проклятий такая смелость со стороны мага симпатизирует, потому готов в любой момент повторить, но уже по своей инициативе. Он, как известно, куда больше способов знает, как получать со всего сполна — уж с Годжо непременно устроит давящий погром. Скорее всего, надо будет заключить ещё один контракт, дабы времени было куда больше, чем какая-то там одна минута.

      И лишь Юджи был недоволен всей этой ситуацией — опять не дали досмотреть кино, ёлы-палы.