вселенные в сердцах

— Что несет в себе завтрашний день? Безбрежный покой или вечную тень? Мрак ли таится в опасном тумане или же… — Минхен останавливается, глубоко задумываясь.


Его взгляд падает элегантно одетого незнакомца, стоящего у фонаря на улице и ищущего отчаянным взглядом кого-то вдали, затаивая дыхание. Ли видит, как парень сжимает тонкие губы и разочарованно смотрит себе под ноги, сдаваясь. Однако в следующую секунду слышится тонкий женский голос, кричащий что-то из другого конца улицы.


Парень поднимает глаза, и он, похожий на пламенное рассветное солнце, загорается, наконец находя кого-то. Он моментально срывается с места и бежит вперед, исчезая из поля зрения Минхена.


Одно мгновение, но то, как полностью изменилось его лицо, дух, взгляд после встречи девушки, удивило Ли. Словно бы по щелчку пальцев внутри юноши что-то перевернулось и окатило его с головы до ног.


— Или же твои прекрасные глаза издали манят, — шепчет Минхен и быстро записывает слова в маленький красный блокнотик в своих руках. Чернила капают на пол, и он чертыхается, но не останавливается.


— Какой же ты все же безнадежный романтик, — изрекает Енхо, поправляя свой вельветовый коричневый пиджак.


Минхен не находит это льстивым, но он все равно спокойно улыбается и смотрит на своего лучшего друга, стоящего напротив шкафа. Со Енхо был одет по последнему писку моды, однако не без интересного винтажного штриха.


— Ты у дедушки взял эту рубашку? — беззлобно язвит Минхен.


— Вообще-то, да, — удивительно равнодушно отвечает парень, резко оборачиваясь.


Причудливые манжеты, сборки белоснежной ткани ложились на его кисти и грудь, завершая его образ. На нем еще был одет жилет, пиджак и брюки в один цвет и черные лакированные туфли.


— Я пошел, надеюсь, меня оценят по достоинству, — Енхо надевает свой любимый браслет, сплетенный его младшей сестрой, таким образом завершая свой «великолепный и неповторимый» образ, как он любил называть так каждый свой прикид.


— Удачи, — успевает сказать Минхен, когда дверь их общей квартиры закрывается, а его друг спешно отправляется на пересдачу.


На коленях парня лежит красный блокнот, на страницах которого таятся самые сокровенные мысли владельца. Минхен вздыхает, взъерошивает волосы и позволяет закатным оранжевым лучам скрывающегося солнца ласкать его.


Ли никогда не признавал себя одухотворенной и романтической натурой, хотя и отрицать свою поэтическую любовь ко Вселенной и ее загадкам он не мог. Он знал, глубоко внутри себя чувствовал, что где-то там есть волшебство, не поддающееся объяснениям науки. Возможно, в другой жизни есть место чуду, сказкам и судьбоносным встречам. Но в этой он пока подобного не переживал.


Однако вместе с этим Минхен оставался верен образованию. Он сидел над учебниками дни напролет, поддерживал идеальную посещаемость и сдавал любые экзамены на отлично, иногда зная материал лучше профессора (из-за чего однажды ему пришлось притвориться дурачком, чтобы ему поставили зачет, а не выгнали из аудитории). Просто Ли любил эту жизнь.


— Мне нравится процесс, — отвечает Минхен, беседуя с Чон Юно — известным благодаря своей внешности и прекрасному голосу студенту с литературного направления.


— Хочешь сказать, тебе так сильно нравится биться над этими задачами, непонятными вопросами и формулами? — удивленно с долей тайного восхищения спрашивает Юно, слабо улыбаясь.


— Да, — пожимая плечами, кивает Ли и окидывает комнату взглядом, посмеиваясь.


Было шумно. Там и тут болтали между собой молодые парни, образованные и начитанные. Слышались жаркие дискуссии и выразительное чтение собственных произведений, вероятно, имевших потенциал в будущем стать публичными.


Желтоватый свет лампочек освещал комнату, шторы были задернуты, а полка, изначально предназначенная для книг, была наполнена кучей различных тетрадок и рукописей. Казалось бы, по самому помещению летали феи слова, разносящие невероятные идеи и амбиции. Вдохновение и смелость, дающие возможность осуществить желаемое — их рук дело. Юно называл их «пушинками», ведь они, наверняка, оказались бы размером с крохотную, почти прозрачную пыльцу, имевшую огромное значение.


Некоторые парни стояли, другие сидели на диване, которых было немного. Впрочем, как и участников клуба. Чон Юно — основатель литературного кружка, предназначенного для пылких и решительных сердец и расчетливых умов, способных взобраться на вершины искусства.


Они собирались по вечерам пятницы. Большинство участников были с литературного факультета, то есть одногруппниками Юно, или же актерского — просто его знакомые. Только Енхо и Минхен являлись студентами, изучающими высшую математику, физику и астрономию, которые никак не вязались с творчеством. Однако это не значило, что они не умели писать или сочинять.


— Я без понятия, как Минхену дается эта рифма — это удивительно для меня, потому что я могу придумывать только прозу, — говорит Енхо, удобнее усаживаясь на диване.


— Талант и любовь, — таинственно говорит Тэен и опускает глаза к полу, скрывая усмешку.


— Действительно, это и есть движущая сила поэзии, — соглашается с ним Чон, обаятельно улыбаясь.


— Как же вы не поймете, что романтизм остался в прошлом веке, это уже не актуально, — тихо пробурчав себе под нос, закатывает глаза Чону, сидящий в другом конце комнаты.


Внезапно за две секунды, будто бы несущая раздор черная кошка перебежала комнату, атмосфера абсолютно меняется. Тэен, Джемин и Минхен вскакивают с мест, готовясь к жаркому спору с Чону, Доеном и Ютой — они больше всего любили реализм в произведениях и активно его поддерживали. Огонь литературы вспыхивает между ними, обдавая алым жаром их решительные лица.


— Так, так, никаких драк, я еще не отошел от прошлого раза, — тихо, но твердо говорит Чон и продолжает. — Минхен, предлагаю начать тебе сегодня первым.


Все поворачиваются к Ли. Он затаивает свое дыхание и от удивления резко закашливается. Ему впервые предлагали начать чтение своих произведений вслух. Именно ради этого и создался клуб — чтобы можно было с кем обсудить собственные работы и получить здоровую критику, за соблюдением которой следил Юно, не допуская грубости или неуважения по отношению к другому.


— Хорошо, — сглатывает Минхен, становясь перед всеми.


Когда Ли думает о своих стихотворениях, то ему слышится бушующий океан, покрытый тонким слоем льда — его бесконечная умиротворенность и романтическая печаль, смешанная с таинственным знанием, которому суждено остаться неизвестным. Работы Минхена отдавали этим невероятно неуловимо странным привкусом: смесью расчетливой рациональности и горящей страстью.


Удивительно, но всегда, абсолютно каждый раз, в его работах присутствовало наваждение воды, водной стихии, бури и катастрофы, дарящей скрытое в ней спасение. Это было волшебно. Тихий, ничем не примечательный хриплый голос Минхена превращался в тягучую песню, стоило ему начать читать свои стихотворения.

РЕКЛАМА






Как такое чудо могло появиться на душе у обыкновенного астрофизика?


Минхен, немного подрагивающими от предвкушения и волнения руками мнет в руках лист. На самом он ему абсолютно не нужен. Поэтому внезапно бумага летит вниз — к блестящим туфлям Ли, падая на пол, и он начинает, прокашливаясь.


«В тумане дневном

Я вижу зарю,

Но в ней нет тебя,

И все оказывается пустым.


Я одинокий, как колос,

Один во всей пыли,

Ты — смысл жизни.

Ты — звезды, планеты и космос.


Ты — все вселенные,

В тебе их секреты и таинства.

Заветные слова на моих губах (не произнесены),

И все равно ты их слышишь.»


Тишина. На лицах парней постепенно появляется изумление и удовольствие. Первым начинает хлопать Юно — громко и медленно, растягивая и тем самым показывая, что он признает красоту слов Минхена.


Енхо смотрит на Минхена с удивлением и содрогающимся в восторге сердцем, когда тихо спрашивает:


— Кто же мог заставить самого астрофизика сравнить человека со вселенными?


Однако это слышит вся комната. Юно не подает виду, но по его спине пробегают мурашки — сила любви Минхена и в правду поражает своей сюрреалистичностью, словно бы она не была предназначена для обычного мира и человека.


Юта и Тэен одновременно тихо присвистывают и смеются, пока остальные громко обсуждают стихотворение Ли, уверяя его, что оно было великолепным.


— Думаю, сейчас самое время, чтобы объявить о том, что мы с Чон Юно договорились написать краткое эссе на тему: «Каждый ли молодой человек, прочитавший Оскара Уальда, сидит в шкафу?», — вдруг встает с места Чону и хлопает в ладоши, торжественно оглядывая всех собравшихся.


Енхо моментально краснеет и начинает смеяться безудержно громко. Остальные неловко смотрят друг на друга и пытаются скрыть улыбки, пока Со и Ли багровеют от смеха и сгибаются пополам.


— Мне кажется, ответ очевиден, — в полголоса говорит Тэен.


— Конечно, ты же мне первый посоветовал его книги! — отвечает Чону, смеясь.


Юно внимательно всматривается, а на его губах легкая улыбка и несоразмерно огромное озорство в глазах. Его руки скрещены, атмосфера вокруг него похожа на воздушный водоворот, спиралью заматывающий в загадочность и желанность. Глаза Чона пристально удушающи и в то же время необыкновенно дразнящи, без лишних усилий смущая парня.


— Стоит отметить, что я ни о чем не жалею, — уверенно отвечает Тэен, и Енхо в немом респекте застывает на месте, а на губах Минхена растягивается ухмылка, смешанная с восторгом во взгляде.


В Тэене плещется смелость и грубая легкомысленность, вызывающая восхищение. Чон хмыкает себе под нос и прокашливается.


— Итак, пусть Юта дальше читает, — решает Юно, оглядывая всех.


Накамото встает, неряшливо поправляя свои длинные прямые волосы, спадающие ему на глаза и губы. Он уверенно проходится взглядом по парням, зная, что несмотря на его слабый словарный запас (он становился лучше с каждым днем), его мысли ценились и даже находили отклик в мировоззрении некоторых.


Он переехал в Корею пару лет назад, чтобы стать студентом, не ожидая, что сможет стать местным сердцеедом для многих молодых людей в университете и составить большую конкуренцию лучшим ученикам. Его упорство и желание стать лучше вели его вперед, сшибая с пути всех, кто были слабее или менее амбициозней.


Он хорошо дружил с Енхо, изредка общаясь с Минхеном, хотя, удивительно, эти встречи становились поворотными для них обоих.


— На самом деле, я не готовился, но последнее время у меня в голове все вертится одна фраза: «Чистое искусство — это преступление». Чем больше я размышляю над ней, тем ближе к сердцу мне становится ее смысл. Ведь действительно кому сейчас дело до «чистого искусства», когда слышится ветер перемен? Люди взволнованы революцией, а не этими дурацкими пустыми переживаниями человека, о неужели! познавшего, что такое рефлексия. Я считаю, такое мышление низким, никак не высоким и духовным. Оно основано на чувствах, которые, наверное, имели место быть только в прошлом. Сейчас же людям необходимо поддерживать дух революции, а не «чистое искусство», потому что даже бездействие любого человека имеет значение, поэтому на данный момент нет времени для анализа своей тонкой духовной организации.


Юта кивает сам себе и направляет свой взгляд на громко вздохнувшего Юно.


— Так и знал, что он заговорит об этом, — Доен хмыкает и пересекается взглядом с Накамото, бросая ему вызов.


Однако тот сдержанно молчит, мысленно спуская всех своих черных змей под шкирку парню.


— Думаю, ты прав, — Юно закидывает ногу на ногу, медленно начиная говорить. — Однако только в рамках времени и очень ограниченных рамок действительности. «Чистое искусство» — плод настоящих и высших чувств человека; это то, что дает нам возможность творить. Даже во время военных действий человек не может остановить свои мысли, если таковые появятся.


Чон начинает говорить еле слышным шепотом, доходящим до самого сердца и сознания парней:


— Все эти политики повернуты на революции, политике и войне. Думаешь, они счастливы? Они не знают, что такое искусство — в любом его проявлении. Это мы можем его создавать и ощущать, но не они. Поэтому не думаю, что поэтов, пропагандирующих свои политические взгляды можно назвать такими. Скорее, ораторами и пешками правительства.


— Юно! — одергивает его Тэен, взволнованно взглядывая ему в глаза. Секунда раздается скрежетом закованной свободы, криком задержанного в неволе слова и искрой разгорающейся влюбленности.


Чон пересекается взглядом с Тэеном, внезапно смягчаясь и расслабляясь вновь. Он обратно закидывает ногу на ногу и скрещивает руки, возвращаясь к позиции наблюдателя.


Минхен тревожно проходится взглядом по всем участникам и замечает скованность. Не стоило поднимать вопрос «чистого искусства», ведь последнее о чем хотелось говорить — это право на мысли.


Вдруг он пересекается взглядом с Енхо, который напоминает бедного и уставшего кота. Со глазами показывает на дверь, на что Ли незаметно кивает.


— Мы, наверное, пойдем уже, — объявляет Енхо и спешно выходит, заставляя Минхена быстро попрощаться со всеми и выскочить на прохладную улицу за ним.


Воздух обжигает своим холодом, гладкими прикосновениями оставляя алый румянец на лице. Клубы дыма образуются после каждого выдоха и полностью окутывают двух парней, помещая их обоих в вакуум застывшего в моменте времени.


— Чего ты встал, Минхен?! Пойдем быстрее, — Енхо оборачивается и мгновенно скрывается в тумане.


Енхо протягивает горячий черный чай Минхену, сам отпивая крепкий кофе.


За окном маленькими штрихами очерчивает асфальт дождь, капли падают на светящие фонари и на зонты прохожих. Тучи похожи на грозные надломленные брови древнегреческого бога морей — Посейдона, разочаровавшегося в таящейся мощи глубины океана, который он сам и породил.


Гроза оглушительно кричит вдали, словно вместо их обоих.


— Как-то совсем на душе гадко в последние дни, — сопит Енхо, облокачиваясь ладонью о стол и наблюдая за свирепеющей погодой за окном.

РЕКЛАМА





Тишина помещается на тарелке между ними — маленькая, почти незаметная за собственными мыслями.


— Я скоро к морю съезжу, — тихо говорит Минхен, не смея перебивать плач дождя.


Енхо кивает и снова возвращается к своим переживаниям. В такие моменты Ли словно видел самого себя — настолько они были похожи, погружаясь в свои размышления.


Минхен щелкает лампочкой, проходит в спальню и ложится спать. Вместо милых овечек он считает истеричные удары грозы, разбивающие пополам громоздкий небосвод, на котором нет и единого светлого местечка. Его всепоглощающая темнота пугает Ли, и он, не замечая, засыпает, окутанный мрачностью ночи и ливня.


***



— Думаю, уже можно выезжать, — Тэиль бодро хлопает по отполированному капоту и улыбается Минхену.


В легких оседает густой дым, сигарета тлеет в руках, и парень кидает ее на асфальт, притаптывая. Минхен взъерошивает волосы, которые все равно позже падают на его очки (невероятно уродливые, но выглядящие удивительно нормально на Ли).


Новый день — новые ощущения.


Духота переднего сиденья, редкие скрипы руля и легкий влажный ветер, запрыгивавший в машину с улицы и этим кричащий о том, насколько погода прекрасна. Она была не слишком ярко-радостной, но и не удручающе-грустной, скорее, той самой серединой, где даже малого прохладного солнца достаточно, чтобы почувствовать счастье и задуматься о прекрасности момента.


Наверное, именно ради таких минут Минхен и жил. Он дышал ими, все представлял волшебность и исключительность утреннего тумана и машины Тэиля, когда только они вдвоем отправлялись далеко от привычного места, чтобы встретиться с близкими. Можно было ли назвать это место, имеющее для Ли особенное значение, родным, совсем как мать или отца?


— Встретимся вечером, как обычно. Не забудь взять из багажника еды, — напоминает парень, нажимая на тормоз и останавливаясь у привычного места.


Тэиль откидывается на сидение и переводит отстраненный, но вместе с тем и восхищенный взгляд на пейзаж впереди. Его рука тянется к крепкой сигарете. Скрежет серой зажигалки, свечение маленького огонька, и дым воздушным ручьем течет по воздуху вверх. Тэиль любил курить именно за рулем, никак не во время остановок.


Минхен берет в руки маленький ланч, состоящий из риса и криво нарезанных бутербродов — лучшее, что мог сделать холостой Тэиль для студента.


— Спасибо, — искренне благодарит его Ли и уходит, отправляясь вниз по лестнице, спускаясь к набережной.


Слышится как машина трогается с места и стремительно разгоняется, скрываясь за деревьями, домами и густым полуденным туманом.


Море — настоящая буря, застывшая в своем безграничном спокойствии. Минхен всегда удивлялся его милосердию. Сколько же зла причинили люди этой настоящей загадке на Земле, проводя сокрушительные, беспощадные и, боже, кровопролитные бойни на нем. Кровь — крик агрессии и отчаяния, только доказывающее Минхену, насколько же он был далек от войны. Ему никогда не была приятна история, несмотря на его очевидный потенциал в ее изучении, потому что в ней запечатлено чрезмерно огромное количество жестокостей.


И сейчас оно перед ним — расстилается от одного бесконечно тянущегося края до другого. Минхен ахает в удивлении и, сам не замечая, улыбается — несильно, но искренне.


Волны двигаются вперед и назад, совсем как в кресле-качалке, напевая тихую мелодию в виде шуршания воды себе под нос. Она двигалась очаровывающе и умиротворенно, внушая Минхену удивительное ощущение спокойствия, которое нигде нельзя было найти, кроме как у этого берега.


Ли стелет себе одеяло и садится, доставая книгу. Так и проходил его «день у моря» — единственный день, когда у него выдавалась возможность провести больше часа наедине с морем, являющимся для него самым близким другом, прекрасной музой и особенным местом, куда хотелось возвращаться. Для него это было его маленькой традицией, которую не получалось проводить регулярно, но выходило ее поддерживать.


Так-то ничего удивительного не происходило: Минхен читал книги, иногда вслух, смакуя каждое слово, похожее на красивую блестящую ракушку, и очень редко Ли засыпал, убаюкиваемый мелодией моря.


Само присутствие моря рядом внушало Минхену необъяснимое, но неосязаемо четкое чувство защищенности и свободы, одухотворенности и волшебного понимания, насколько же мир мал и сколько всего предстоит людям узнать о нем.


Наверное, поэтому Минхен стал астрофизиком.


Внезапно огромная ракушка с необычно розоватым отливом почти прилетает к ногам Ли. Тот испуганно вздрагивает и смотрит по сторонам, и, не находя никого, тянется к ней. По сравнению с другими, эта ракушка поразительно большая — размером с ладонь самого парня.


Она начинает медленно открываться, еще больше пугая Минхена. Он не может отвести взгляда, завороженно наблюдая за ней.


Внутри оказывается…тяжелая жемчужина, поверхность которой оплетали золотые нити, сверкающие, кажется, даже в тени. Минхен пораженно ахает и аккуратно берет драгоценность. Неужели такие узоры могли были быть созданы самой природой, а не умелой человеческой рукой?


Приглядевшись, Ли видит тончайшие развилки, следующие из золотых линий. Это сложная запутанная картина, складывающаяся…в подсолнух? Стоит Минхену посмотреть на жемчужину немного издалека, как вдруг узоры расцветают в солнечный цветок. Что за чудо?


Подсолнух смотрит вверх, прямо на мягко-яркое солнце над Минхеном. Лучи света, отражающиеся от жемчужины, тянутся к огромной звезде, словно желая соприкоснуться. Ли завороженно наблюдает за тонкими линиями, рассматривает и не может поверить в настоящее.


Загадка — наиболее точное слово, чтобы описать этот подарок, полученный от моря. Как такое может произойти? Минхен даже не уверен, есть ли в мире человек, способный расписать жемчужину золотом. Более того, расписать настолько искусно и волшебно.


Тем временем солнце скрывалось за появившимися рассеянными облаками, но жемчужный подсолнух оставался в своем положении, в ожидании. Море беспокойно качалось, к берегу протягивая длинные невысокие волны. Ли прячет драгоценность в белый платок и кладет ее во внутренний карман пиджака, откуда она бы точно не выпала — драгоценность за пару мгновений стала для Минхена чем-то сокровенным и значимым.


Вопросы сильным ветром кружились в голове, не находя ответов.


И, кажется, собирался дождь: облака, сгущаясь, преобразовывались в мрачные, предзнаменующие опасность, тучи. Было в них что-то пугающее, и в тоже время завораживающее.


Гром!


Тонкая молния пронизывает воздух, раскаляя все вокруг и разрезая реальность сокрушительной мощью своего эха. Минхен испуганно вздрагивает, а перед глазами проскальзывает, как двадцать пятый кадр, схожесть молнии с ветвями золотистого подсолнуха.


Разрушительная сила.


Он мгновенно подрывается с места, упаковывая свои вещи, понимая, что каждая секунда на счету — ливень, а может быть и гроза, не подождет, пока Ли Минхен укроется в сухом месте. Первые капли попадают ему прямо на нос, стекая на тонкие губы парня, пока он кладет книгу в сумку. Плед комком летит туда же, подминая под собой все вещи.

РЕКЛАМА





И вот Ли бежит по лестнице наверх, перепрыгивая сразу две ступени. Ливень забирается ему под пиджак, щекочет шею, словно надсмехаясь над его недогадливостью, и невесомо проходится вниз по спине.


Двери кафе громко закрываются за ним — перед Минхеном целая толпа людей, некоторые из которых насквозь мокрые, а другие, сухие, сидят за столиками и с волнением наблюдают за разбушевавшейся стихией. Музыка вместе с ароматом свежего кофе распространяется между людьми и их негромкими восклицаниями. Ли проходит вглубь толпы и облокачивается о стену в самом углу заведения — все стулья уже были заняты.


Парень тянется к сумке и ловко достает увесистую книгу, с трудом вспоминая страницу, на которой он остановился. Увидев завернутый уголок, Минхен нежно выпрямляет его и увлекается чтением. Буквы принимают формы, абзацы — целые действия, а с первого взгляды обыкновенные страницы становятся объемным настоящим местом.


Все же не зря он носил с собой всегда две книги: художественную и научную, чтобы в зависимости от настроения у него был выбор. Скорее всего, именно так и уживалось в Минхене романтическое и точное.


— Ужасная погода, да? — ненавязчиво спрашивает его парень, пересекаясь взглядом с немного растерянным, внезапно оторванным от чтения Ли.


Глаза парня темные — настолько, что зрачка почти не видно, — смотрят по-доброму пронзительно и изучающе. У него темные волосы и густые брови, его легкое черное пальто расстегнуто, поэтому можно увидеть белоснежную рубашку и в серую клетку жилет. На вид парень казался довольно приличным, образованным молодым человеком, вероятно, все еще являющимся студентом.


— А мне нравится, — тихо отвечает Минхен, закрывая книгу.


— Интересно, — улыбается незнакомец. — у меня после подобной погоды всегда простуда.


— Если так подумать, то мне тоже нездоровится, и все же она мне нравится, — Ли внимательно осматривает парня напротив, пытаясь понять, откуда же мог быть его акцент. Речь студента была простой, и сам он на пару секунд задумывался, разбирая слова Минхена.


— Ли Минхен, студент Сеульского университета, — он первый протягивает руку.


— Цянь Кун, только переехал из Китая, — объяснение парня помогает понять Ли, что с Куном нужно выбирать слова попроще.


— Что заставило тебя сюда приехать?


— Студент по обмену, я геолог, — новый знакомый открывается Минхену с другой стороны.


Они продолжают свой разговор, немного рассказывая каждый о себе, делясь интересными обычаями и находя различия между родными странами и культурами. Кун оказывается очень приятным человеком. Минхен бы описал его политой землей, из которой через несколько месяцев должны были вырасти красивые и полезные цветы.


— На самом деле, я с тобой заговорил только потому, что увидел с Бальзаком в руках. Я тоже очень люблю читать такие книги, — улыбается Кун.


— Вот почему… — неловко фыркает Минхен, немного краснея, ведь Бальзака он неохотно читал только тогда, когда тот случайно попадался под руку. — Я люблю художественную литературу.


— Еще меня очень восхищают книги про подводные миры, — отчего-то шепчет Кун, кажется, сам себе, но поднимает взгляд, надеясь найти понимание в глазах Минхена.


И он понимает. Ведь сам часто думает, представляет целые города, как было нарисовано в книге, в которых живут морские существа: русалки, русалы, тритоны. Он слышал, как люди порицают эту ересь, с отвращением отрицая реальность подобного. Енхо такой же, поэтому, услышав, что Минхен верит в них, сильно удивился и негодовал.


Однако сейчас они с Куном смотрят друг другу в глаза, и все читается с одного мгновения. В черных глазах напротив искрой проскакивает радость, и Минхен шутит:


— Значит, мы на одной волне, — они вместе смеются, впервые за долгое время найдя единомышленника.


— Я совсем недавно прочитал, что такая погода может означать неконтролируемую ярость тритона, потому что море почти черное, а тучи сгустились за доли секунд, — Кун поворачивается к окну.


На улице море сходит с ума, волнами дотягиваясь до верхней ступени лестницы, пугая этим всех людей и проезжающих мимо редких машин. Подобная буря вводила в панику и страх, ведь случалась всегда случайно и крайне крушительно для города. Однако только если уровень воды все же превышал все лестницы, ведущие к морю.


Последняя ступень — граница, за которой стоит хаос. Темно-синяя, беспощадная волна то отступает, то накрывает ее, устрашающе издеваясь над людьми. Вода моря качалась, очаровывая своей пугающей темнотой и непроглядностью.


Космос без звезд поселился на Земле, распластался по нему и пытается узаконить неведомое ему пространство. Не нужно, неправильно, невозможно.


— Гнев тритона? — удивляется Минхен. В книге, которую он читал, они упоминались только в сравнении с русалами, и то мало.


— Да, они очень могущественны и спокойны, поэтому даже само море волнуется вместе с тритоном. Интересно, что заставило его гневиться?


Ракушка в сумке незаметно переворачивается, укрываясь под другой книгой.


— Где ты это прочитал? — спрашивает Минхен, желая самому увидеть строки с этой информацией.


— Вот, — Кун достает из сумки небольшую синюю книгу и протягивает корейцу. — Можешь забрать, у меня есть абсолютно такая же. Разве что я оставлял небольшие пометки, надеюсь, тебе не помешают.


— Спасибо, — Минхен благодарит Цяня, внутри себя сильно радуясь и не замечая, с каким восторгом блестят его глаза, вызывая у Куна добрую усмешку.


Внезапно слышится долгий гудок автомобиля, практически непрекращающийся на протяжении десяти секунд. Одна машина стоит под ливнем на улице рядом с кафе. Еще один гудок, больше напоминающий крик, и люди в заведении начинают ворчать и ругаться.


Минхен выглядывает из-за плеча Куна и шокировано узнает знакомую ему машину.


— Тэиль! — восклицает он. — Кун, мне было очень приятно с тобой познакомиться, но мне пора идти, к сожалению. Спасибо за наш разговор, надеюсь, мы еще когда-нибудь пересечемся.


Они прощаются друг с другом, и Минхен бежит к машине, за пару мгновений промокая, быстро открывает дверь и буквально залетает в салон.


— Наконец-то услышал, — улыбается Тэиль и давит на газ, разгоняясь и уезжая.


Дождь гулко стучит по автомобилю, где приятно тепло и свободно в сравнении с наполненным кафе.


— Мама сказала мне скорее уезжать, иначе ночью будет тяжело и опасно ехать, ливень ведь только усиливается.


Минхен кивает и откидывается на спинку кресла. Он закрывает глаза, слыша дождь и видя на обратной стороне век светящийся золотом подсолнух.


***



Горячий черный чай обжигает язык Минхена, и тот шипит, раздраженно кладя кружку на стол. Он простудился. Впрочем, это было ожидаемо, ведь и Тэиль тоже заболел: холодный ливень преследовал их еще долго, пока они не доехали до дома.


Ли накрывается одеялом и берет в руки новую книгу, подаренную китайцем. Енхо сидел в своей комнате за учебниками, изредка отвлекаясь, проверяя, как себя чувствует Минхен.

РЕКЛАМА





— Ты выпил чаю? — Со приоткрывает дверь и оглядывает лежащего парня.


— Пью, — бурчит Минхен и вздыхает, мучимый ужасной головной болью и раздраженностью глаз.


Енхо подходит, — каждый его шаг отдается тихим гулом паркета, настолько у них в квартире было тихо, — и аккуратно кладет на лоб Ли холодное полотенце. Ли благодарно кивает и закрывает глаза, откидываясь на подушку.


— Отдохни, не думай об учебе, — Енхо закрывает дверь, незаметно оставляя пару конфеток на тумбочке Минхена.


Ли переводит взгляд на листья, срывающиеся с деревьев на улице — осень раскрывалась во всей своей чудаковатой очаровательности и мрачности. Однако больший интерес у Минхена вызывала таинственная книга. Игнорируя легкое головокружение, парень берет ее в руки.


На первых страницах есть некоторые надписи, из которых лишь пара не на китайском, а на знакомом ему языке: «Сны имеют значение»; «14.08.1950»; «Есть ли в Корее русалки вообще?»; «В море Х больше всего русалов и русалок». Кажется, Кун много размышлял над этими вопросами и словами, настолько долго, что в каком-то месте тонкие линии ручки прерываются, наверное, не поспевая за ходом мысли молодого студента.


Минхен открывает первую страницу первой главы и начинает читать.


«…Также стоит упомянуть, что русалы, русалки и тритоны различаются. Русалами считают морских существ, не достигших какого-либо статуса (в силу своего возраста или же иных обстоятельств), в то время как тритоны — это могущественные слуги Императора Морского царства, следующие законам царства и следящие за их исполнением. Они будут описаны подробнее в следующих главах. Русалками же являются прекрасные, вечно юные цветущие морские существа, с которыми чаще всего и контактировало человечество в виде моряков (стоит обратить внимание на их внешнюю схожесть с сиренами, но абсолютное различие в намерениях по отношению к людям)»


Минхен устало трет свои глаза, кашляя. Большую часть информации первой главы он знал, но чем дальше он читал, тем больше деталей он узнавал. И это заставляло его задуматься — откуда же человек узнает о морском мире?


Он мечтал сам удостовериться в правдивости написанного. Такие книги, как эта, вероятно издавались в ограниченных тиражах и после передавались из рук в руки, поэтому Минхен был удивлен своему везению.


— Юно отменил собрание, сказал, что сессия, и им всем не до этого, — Енхо снимает с себя пальто и садится на стул напротив Ли, резко прерывая его чтение. — Ты что читаешь?


Минхен нервно кашляет и порывается быстро закрыть книгу, но проницательный взгляд его лучшего друга хуже грубой силы и вспыльчивости, ведь он успевает заметить название.


— Опять про своих русалок? — он закатывает глаза и улыбается.


— Да, это уникальный экземпляр, и это чистая удача, что я получил ее, — Минхен смотрит в глаза Енхо, у которого слегка влажные волосы и покрасневшие от холода щеки.


— Опять что-ли у какого-то подозрительного старика купил? — дразнит друга Енхо, вспоминая действительно жуткий случай из прошлого.


— Нет! Хватит его вспоминать, умоляю. Я познакомился с парнем из Китая, когда ездил с Тэилем, мы с ним разговорились, и он подарил мне эту книгу.


— Так теперь подозрительный парень-китаец, понятно, — смеется Енхо, получая крепкий, но шутливый удар в плечо от Минхена.


— Еще вот смотри, — Ли протягивает ту самую ракушку, не замечая, как его взгляд резко меняется, становясь восхищенно-мягким.


От этой ракушки исходил нежное переливающееся белым свечение, обволакивающее и тянущее куда-то далеко, вглубь. Она была особенной. От нее исходил почти что неуловимый аромат морского бриза, свободы и таинственности. Это было волшебно, казалось, неземная вещь была в руках у Енхо, внимательно-удивленно рассматривающего находку.


— Откуда? Неужели тоже от того парня? — шокировано спрашивает Енхо, с трепетом держа драгоценность.


— Нет, я нашел ее на берегу у моря. Ты увидел подсолнух?


— Да! Это невероятно, Минхен, такое вообще реально?


— Видимо, да, — пожимает плечами Ли и улыбается Енхо.


— Невероятно… — выдыхает Со, и Минхен кивает, ухмыляясь.


— Может тебе стоит почаще к морю ездить? — Джонни восхищен: ракушкой, связью Минхена с морем и этой волшебной случайностью.


— Если бы только был кто мог меня отвезти.


— Это мы посмотрим, — хитро тянет Енхо, явно намекая на скорое появление необходимой возможности.


Этой ночью Минхену снились странные сны. Он видел силуэт красивейшего парня, раздетого по пояс (что только и было видно Ли) и поющего неземной мелодичности песни. Все до единого они были о разбитом сердце, несчастной любви и жестокой судьбе. Они рассказывали на незнакомом, но отчего-то понятном для Минхена языке о своей грустной истории. Парень плакал, и его слезы были…


Ли просыпается резко, звеняще и неожиданно берется за листок бумаги и перо, криво записывая важные строчки. Они штормом крутились в его голове, разжигая опаснейший и противоречивый огонь.


«Мои слезы горячие,

И я узнал это только тогда,

Когда твоя слеза:

Драгоценная, тревожная, нежная

Упала на мою ладонь,

Обжигая своим холодом.»


Что-то внутри Минхена чувствовалось до пугающего безумия правильно, но сломано. Это было сложно объяснить, но казалось, словно пустой и ноющий, давно желаемый быть найденным кусок этого

что-то

занял свое пустующее место в груди Ли. Дыхание его, сбитое от шока и адреналина, ощущалось как покачивание ночных волн — самых спокойных и цепляющих. Какое-то чувство окутывало парня, заставляя сердце биться чаще, а мысли спутываться.


— Ты проснулся? Отлично, на днях уезжает из города парень один, он может тебя до моря твоего подбросить. Видишь, какой папа Со надежный? — самолюбиво смеется Енхо, улыбаясь и смотря на растрепанного и сонного Минхена.


— Спасибо, — бурчит Ли и натягивает обратно на себя одеяло.


Енхо ворчит себе немного под нос и тихо закрывает дверь, включая чайник в кухне, чтобы заварить ужасно горький черный кофе и стереть со своих губ не менее горькие чужие поцелуи.


***



Море… Минхен мог часами о нем рассказывать, может даже писать, сочинять, рисовать: все, что могло бы ему помочь передать таящуюся силу в воде. Однако даже всего этого не было бы достаточно — Ли уверен.


И вот он снова здесь, любуется волнами, читает книгу и чувствует себя принадлежащим настоящему, воде и звездам. На этот раз он взял с собой ракушку, которая сегодня необыкновенно ярко сияла, а вместе с тем и подсолнух, у которого, кажется, появилось пару новых лепестков.


Все же, насколько человек мог быть един с морем, настолько Минхен и был. Он принадлежал ему. Каждая его клетка, мысль и идея отдавались воде, и он плыл по умеренному течению, всецело ему доверяясь.


Вечер наступил незаметно — огромное солнце, которое словно бы слетало с ладони, скрылось алыми лентами за линией горизонта, и Минхен отложил книгу, слушая музыку волн. Он был один.

РЕКЛАМА





Вдруг, издалека, но и одновременно совершенно близко, будто за его спиной, послышалась туманная, воздушная мелодия. Минхен на локтях привстал, настораживаясь. Он вглядывался в темноту, но ничего не мог найти.


Вскоре послышались слова. Знакомые Ли. Они звучали трепетно, почти так же, как представлял в своей голове студент. Это были его стихи, облаченные в прекрасную музыку.


«Небесный свод склонился надо мной,

Пророчет он мне вещий сон.»


Минхен мгновенно узнал эти строки. Они были написаны еще несколько лет назад, хотя, как это не было удивительно, и прямо здесь, на этом самом берегу. Тогда он был новеньким первокурсником, которому только открылся мир, и постоянная боязнь за следующий день преследовала его.


Ли поднимает, медленным шагами подходит к причалу, находящемся недалеко от него. Он шепчет следующие слова вместе с медовым, горячим и тягучим голосом:


«Страшное будущее видится мне,

Оно мне не нравится, тошнит от него.»


Они слетают с его губ легко, с нотой приятной и тоскливой ностальгии — тех воспоминаний, которые привели его к тому, что у него есть сейчас. Минхен на секунду закрывает глаза, заслушиваясь завораживающей мелодией между словами. Голос словно рисовал по белому полотну сознания Минхена, заставляя представлять определенно неопределенные цвета, смешивающиеся и создавающие поток сводяших с ума чувств.


«Поэтому я решаюсь изменить его»


Волны, необыкновенно взбушевавшиеся и оттого огромные, бьются о деревянные ножки причала, совсем немного обрызгивая Минхена. Он стоит, будто бы в середине самого моря, в середине самой неизвестности, окутанный магией и темнотой.


Мелодия продолжается, льется, очаровывая своей меланхоличностью и силой. Голос немного дрожит, прерывается, но не останавливается, зазывая к себе, маня студента.


— Кто ты? — Минхен не может точно сказать, вслух ли он спросил или нет — внутренне смешалось со внешним от волнения.


— Хэчан, — и также Ли не может понять, было это вслух или же он сам себе все придумывает.


— У тебя волшебный голос, — выдыхает Минхен, которому в голову ничего кроме этого не приходит. Он бы никогда в жизни не догадался, насколько красиво могут звучать его произведения.


— У тебя волшебные стихотворения, — в голосе можно различить заигрывающие ноты, заставляющие Минхена покраснеть.


— Спасибо…


Ветер смахивает челку со лба студента и распахивает его пиджак, заставляя в ту же секунду неуклюже поправить свой неисправимый внешний вид и, — случайно, — достать из кармана брюк ракушку.


— Так ты ее получил? — радостно-облегченно.


— Что?


— Ракушку, жемчужину, подсолнух, — голос сам себя прерывает, прерывисто быстро перечисляя.


— Да, — Минхен кивает в пустоту и продолжает. — Она невероятно красивая, спасибо.


Они оба замолкают, позволяя морю заполнить их разговор шелестом своих волн, свистом ветра и редкими солеными каплями.


— И все же, кто ты? Покажешь себя? — интересуется Минхен, ведь любопытство почти что съедало его, не давая возможности насладиться доверительной тишиной.


— Может быть, если ты подойдешь поближе…


Ли, как игрушка, ведомая кукловодом, делает шаг к краю, без всяких раздумий. Он даже немного наклоняется к воде, как вдруг получается огромный и холодный всплеск в лицо.


— Ой! — он пятится назад, вытирая лицо рукавами. — Но ты!..


— Я сказал «может быть», — лукаво отвечают ему, смеясь. И Минхен застывает, оконечивает, каменеет от избытка эмоций. Смех был хриплый, но ясный, плавный и мелодичный, заставляющий дыхание Ли сбиться.


— Ты знаешь меня, а я тебя нет, — ворчит Минхен, собираясь и вновь подходя к краю и смягчая свой голос, понижая его на тон, из-за он становится глубже, приятней и проникновенней. — Хэчан, пожалуйста.


Хэчан молчит некоторое время. Море странно успокаивается, словно находясь в раздумьях.


Подсолнух.


Волшебный и очаровывающий, похожий на свою мелодию, голос, звезды, да неважно на что: Хэчан был неописуем. Минхен от удивления застывает на месте, пялясь на выплывшего русала.


У него были розовые пухлые губы, сверкающие таинством карие глаза и медовая мягкая кожа, освещаемая нежным светом восходящей луны. Взгляд Хэчана искрился любопытством, азартом и какой-то неуловимой ноткой грусти, непонятной Минхену. Плечи русала были похожи на плечи древнегреческих богинь, а его шея была тонкой и изящной, но вместе с тем весь его силуэт и образ казались такими юношескими, источающими ту самую мальчишескую молодость, которая впоследствии всегда вырастала в грациозную мужественность.


Он был идеален.


— Теперь мы знакомы, — говорит Хэчан.


Минхен понимает — больше ничего не будет прежним.


Под водой видно янтарного цвета полупрозрачный длинный хвост русала, восхищающий и вызывающий мурашки у Ли.


Его жизнь раскололась, как после колоссального цунами, сшибшего все на своем пути и перевернувшем каждую песчинку.


Глаза Хэчана блестели красивее любой драгоценности, губы его были прекрасней любой вишни и короткие темные волосы, спадавшие ему на брови, были похожи на облако. Минхен рассматривал каждую деталь в его лице. Отчего-то на сердце зарождалось огромное голубое морское пламя, поднимающееся из самых глубин его сердца. Он не противостоял, наоборот, больше окунался, не прерывая взгляда с русалом.


Хэчан смотрел ему в глаза, и его взгляд был неземной, такой полный и непередаваемый, и Минхен не мог отвести от него взгляда, а глаза русала, казалось, наполнялись слезами.


Русалы… плачут?


— Пожалуйста, сохрани мой подарок. Мне пора, и тебе, скорее всего, тоже, — его слова ударили молнией завороженного Минхена.


— До встречи, Марк.


Уплыл.


Студент остался стоять на месте, переживающий сбивающие с толку эмоции. Еще немного, и он бы заплакал, но вдруг послышался громкий и долгий сигнал автомобиля.


Кажется, пора обратно домой.


***



Жемчужина обжигала ладонь Минхена, почти что пылая в его пальцах. За последнюю минуту она резко приобрела багровый оттенок закатного солнца, исполняющего свой лучший час. Оно красными огнями посылало немые крики Минхена, заставляя сердце того испуганно биться чаще. Парень не понимал, что происходило.


— Что-то случилось?


Енхо из-за спины Ли наклоняется и завороженно рассматривает знакомую ему вещь. Он заметил взволнованно приподнятые плечи своего друга, а затем насторожился, когда тот не реагировал на вопросы Енхо.


Минхен сидел за своим рабочим столом и, не двигаясь, разглядывал драгоценность. Он словно был зачарован и помещен в плотный вакуум, отделяющий его от всего мира. Обыкновенного.


Жемчужина сильно отличалась от своего первоначального состояния. Помимо багроватового свечения, сам подсолнух приобрел множество новых витиеватых белых линий, ползущих по стеблям вверх к листьям.


— Она горячая, — шепчет Минхен и аккуратно, как зеницу ока, протягивает драгоценность Енхо в руки.


— Действительно. Может на солнце простояла?

РЕКЛАМА





— Она была в ящике все это время, завернутая в платок, — голос Минхена холодный, скованный и озадаченный.


— Минхен, ты думал о том, чтобы продать ее поскорее, она точно стоит много денег. Если она испортится, то толку от нее не будет, — раздумывает Енхо, но внезапно замолкает, столкнувшись с яростно-обиженным взглядом друга.


— Ни за что.


Енхо удивленно смотрит на друга и садится на рядом стоящую кровать, ладонями упираясь в матрас. Он изучает Минхена, и одна маленькая, однако значительная деталь, раскрывается ему: Ли ожидает.


На жемчужине медленно и аккуратно вырисовывается слово.


Енхо открывает рот, чтобы высказать свое предположение, как вдруг его перебивают с неожиданным откровением.


— Я познамился с ним. Это его подарок. Хэчана.


— Хэчан? Какое необычное имя, наверное, иностранец, — удивляется Енхо.


— Он русал, — Минхен замолкает, и тишина сгустком неверия и противоречивой искренности повисает в воздухе, забираясь им обоим в легкие тугим комком.


— Ты с ума сошел, да? — переспрашивает Енхо, хмурясь испуганно и раздражительно одновременно.


— Это правда. Я встретил его, когда в последний раз ездил к морю. Он признался, что это он мне подкинул эту жемчужину и попросил ее сохранить. Я не уверен, не уверен…


Минхен теряется в испуге и шоке, пока Енхо пытается осознать навалившуюся информацию.


— Хочешь сказать, что подводный мир существует?


— Получается, что так, — Минхен стихает к концу, вслух не смея признаться себе в этом, но в глубине души веря всем сердцем.


— Какого черта… — после долгого молчания шепчет Енхо.


«я буду ждать тебя у моря»


Минхен ошарашенно пялится на надпись и на Енхо, пересекаясь с таким же выражением лица, как у него. Она повторяется эхом, тысячами прошедших век, волнами моря у себя в голове.


— Я, конечно, понимаю, что тут не время для шуток, но, кажется, тебе только что назначили первое свидание в жизни и это русал.


Минхен слабо улыбается и бьет друга в плечо. Енхо смеется и отмечает, что он профессионал во свиданиях.


— Но не в любви, — добавляет он себе сам себе под нос, и Минхен его не слышит.


Жемчужина постепенно возвращается к розовому отливу, а надпись меркнет и исчезает. Магия, появившаяся в комнате вместе с посланием, тонкой свечой гаснет и тушит следом все улики произошедшего.


— Сможешь найти кого-нибудь, с кем я могу на день приехать к морю?


Енхо поднимает взгляд на своего друга, лучшего, надежного и схожем по близости на родного брата, хотя такового у него никогда не существовало, и кивает.


Глаза Минхена загораются искрой радости и надеждой, а также предвкушением предстоящей встречи. На груди разливалось бесконечное тепло, но Ли не придавал этому сильное значение, возвращаясь к прежней рутине.


***



— Ты пришел.


Его голос — нечто невообразимо волшебное, настолько правильно-неправильное для настоящего мира, что хочется плакать от осознания. Он шелковистый, медовый, завлекающий своей трезвой сладостью и мелодичностью. Голос Хэчана был музыкой — той самой, которую играют в Венеции в музыкальных залах, той самой, которую можно услышать на улицах Нового Орлеана, той самой, что пленила сердца каждого человека и находила отклик у каждого.


И Минхену хочется ответить «А как я мог не?», но отчего-то он молчит, внимательно рассматривая черты лица русала. Словно они ему и не снились с того дня почти каждую ночь, прожженные в памяти вплоть до мелочей.


— Знаешь, если бы ты жил за границей, то твоим именем было бы Марк, — глаза Хэчана отливают таинственностью и чем-то, что заставляет сердце Минхена сжаться и забиться сильнее.


— Марк? — удивленно переспрашивает, впервые слыша подобное имя.


— Да. Оно тебе подходит — Марк, — русал хихикает и подплывает поближе, почти незаметно, хотя атмосфера мгновенно электризуется.


Минхен, скрестив ноги, сидит на самом краю причала, и волны насмешливо обрызгивают его, как бы предупреждая «отойди подальше, не суйся так далеко, разве тебе нравится промокать?», однако Ли все равно, ведь иначе…


Иначе он слишком далеко от Хэчана, который сам близко не желает подплывать к человеку. Их разговор ведом только русалом, но, если присмотреться, то Минхен горит им не меньше, чем сам Хэчан.


— Оно необычное, — задумывается Минхен, невесомо прикладывая руку к подбородку.


— Как и ты сам.


Ухмылка на лице Хэчана мимолетная, но сводящая с ума и цунами сбивающая Минхена с толку. Ли смущался, даже немного боялся поведения русала. И вместе с тем, ему хотелось большего.


— Это ты необычный. Особенный.


Голос Минхена немного дрожит. Луна всходит над ними, освещая дорожку, появляющуюся за спиной Хэчана, чье лицо было тяжело разглядеть.


Вдруг Ли чувствует перемену в настроении русала.


— Это потому что я не человек.


И эта фраза ощущается абсолютно неправильной. Умом Минхену хочется кивнуть, ведь да, это так, Хэчан — русал. Он — не принадлежащая настоящему (минхеновскому) миру частичка, о существовании которой многие и не догадывались. Ведь Ли наверняка и возвращается к русалу из корыстного желания узнать побольше про этот мир и убедиться самому в его реальности.


Однако сердцем ему хотелось оборвать его, грубо перебить и сказать что-то очевидно глупое.


Может быть, Минхену не место в науке, раз он настолько ведом чувствами.


— Потому что это ты. Хэчан.


Волна с силой надвигается на берег, сбрасывается на него и оттекает обратно, опечаленная и разозленная одновременно. Она может быть сокрушительной, но не представляет никакого вреда, пока там нет людей. А может, пока там есть один определенный человек.


***



Голубым пламенем горящий образ под обратной стороной век. Выключенная лампа, незаправленная кровать и стакан остывшего кофе. Минхен, закрыв глаза, вслушивается в свое тихое дыхание и вникает все дальше в свои мысли. Они похожи на темный, обманчиво спокойный океан, желающий взорваться штормом.


Хэчан.


Казалось, между ними ничего не произошло, однако Минхен не мог перестать думать о нем. Русал, он был русалом. У него был волшебный, безумно красивый хвост. Шоколадные, мерцающие как жемчужины, глаза, тонкие пальцы (Ли успел разглядеть), нежный овал лица и мягкие, как лепестки цветов, розовые губы. Такая красота казалось невероятной.


И отчего-то Ли был уверен, что он не запомнил бы каждую родинку на лице любого русала. Хэчановски же он запомнил с первого взгляда: одна немного ниже его глаза, другая около виска, а еще одна на складке между губой и щекой. Была родинки, которых Минхену бесконечно сильно хотелось

коснуться

: на его шее, прямо на адамовом яблоке и ниже ключицы, застывшей как маленькая звезда в небе. Определенно, хэчаноское тело было небосводом со своими звездами и невероятной красотой.


Минхену хотелось бы увидеть и других русалов. Но еще больше — снова встретиться с Хэчаном. Взглянуть ему в глаза, рассмотреть в них игривую хитринку и ум, а также бесконечную печаль — ему непонятную и загадочную.

РЕКЛАМА





Они виделись пару раз. За последние два месяца Минхен приежал к нему два раза в неделю, иногда отдавая свои последние деньги на билет. Каждая их встреча сопровождалась долгими, наполненными искренностью и теплотой разговорами. Они захватывали Минхена.


Марка.


Хэчан называл его Марком, не иначе. Однажды он сказал:


— На самом деле, мне кажется, тебе бы следовало родиться не здесь, а где-нибудь в другом месте, может, более свободном и…


Тогда Хэчан не договорил, замолкнув и отвернувшись от Минхена. Он нырнул под воду, взмахнув хвостом так, чтобы капли долетели до причала, но не до человека. Сделав круг, он сразу же поднял глаза на Минхена, его ресницы блестели под лучами луны и собравшие капельки воды так, словно это были слезы. Марк тогда затаил дыхание, не отводя взгляда от русала, и, казалось, говорил с ним с помощью глаз.


И сейчас, у себя в комнате, Минхен перерывает полностью библиотеку своих воспоминаний, проигрывая по новой прожитые моменты. В них было что-то…


Хэчан говорил и своей семье, о своем мире, и своем доме. Иногда между его бровей появлялась тонкая линия стоило ему нахмуриться, иногда его губы сжимались, а еще чаще он отводил глаза, наблюдая за покачивающейся поверхностью моря.


Один раз их руки соприкоснулись. Случайно. Пальцы русала были холодные, немного меньше минхеновских и приятные. Минхену хотелось бы переплести их пальцы, сжать ладонь парня и притянуть к себе, но сам русал в ту же секунду мягко отпрянул. (другая его рука сжалась в кулак под водой)


Минхену хотелось каждую секунду сорваться к Хэчану. Увидеться, поговорить с ним, понаблюдать за ним. Побыть рядом. Он знал, что неважно когда придет Минхен — с предупреждением, постучав по жемчужине три раза, или же без — русал всегда будет там. Или приплывет через пару минут, часов, но обязательно появится.


С каких пор для Минхена встречи с русалом стали повседневностью и необходимостью?


Тем, без чего он неосознанно подавлен. Тем, после чего он светится и желает работать еще долгие дни.


Минхен все никак не мог забыть вопроса Юно:


— Ты влюбился? — парень подошел к нему после собрания, когда все уже собирались уходить.


— Нет, почему? — задает ответный вопрос Ли в недоумении.


— У тебя словно взгляд изменился. Скорее всего, мне показалось. Доброго вечера, Минхен, — улыбается Чон, кивая, и уходит.


Неужели он изменился? Неужели он… влюбился? В Хэчана? Но к чему тогда это приведет? Это же глупость. Минхен хмурится, тяжело вздыхая. Он бы хотел знать, были эти чувства простым интересом или же чем-то большим. Ведь раньше Минхен толком и не любил. Были девушки, которые казались симпатичным, но вскоре Ли возвращался к обычному равнодушию.


Один раз Минхену понравился и парень. Было страшно. Тогда ему сильно помог Енхо, случайно прознавший про этот интерес и сохранивший его в секрете, но вместе с тем открывший и свой — что он гей и совсем этого не стыдится.


Однако все проходило — и эта влюбленность прошла. Однако сейчас… казалось, словно что-то другое, более сильное, более судьбоносное было в чувствах Минхена. В глазах Хэчана скрывалось что-то, предназначенное не для одного столетия.


Наверное, Минхен сходил с ума, внушая себе это и заходя слишком далеко вместе со своими размышлениями.


Но он знал одно — прямо сейчас он безумно сильно хочет всретиться с Хэчаном.


— Ты уезжаешь? — удивленно спрашивает Енхо, непривычно бодрый и грустный для воскресного утра.


— Да. Я купил билет на поезд, так что доеду туда за полтора часа, — Минхен поправляет волосы перед зеркалом в коридоре. — Ты как? Выглядишь помятым.


Енхо выдавливает из себя ухмылку и задумчиво подпирает лоб правой рукой. Он закрывает глаза и делает глубокий вдох, стараясь успокоиться, хотя с легкостью можно было разглядеть беспокойство в движениях парня.


— Просто… всегда борись за свою любовь до конца, — Енхо почти шепчет дрогнувшим голосом. — И не упускай возможности остаться с ним, если таковой появится.


— Что-то случилось? — мгновенно догадывается Минхен — у него подкашиваются ноги, а руки начинают дрожать из-за волнения за друга, и он садится за стол напротив него.


— Тэн уезжает в Тайланд. Навсегда.


Минхен застывает. Давняя любовь, застывшая привязанность Енхо, — Читтапон Личайпорнкул, — которая изменила его с ног до головы. Их любовь была одной из тех, про которую пишут в романах, разве что в тех прописан счастливый конец, в то время как в реальной жизни этому не бывать.


— Как? Почему?


— Его мать и отец больше не могут обеспечивать его здесь, и ему нашли невесту, — слеза катится по щеке Енхо.


Он разбивается на кусочки перед Минхеном, ломается на радостные, проведенные с Тэном моменты. Минхен шокированно накрывает губы рукой, проглатывая ком в горле. В голове вихрем поднимаются кричащие мысли, требующие справедливости, счастья и любви для его лучшего друга.


Ли накрывает ладонью плечо Енхо, невесомо сжимая. Он рядом, он ничем не может помочь, но он всегда на стороне Со.


Резко парень стирает тыльной стороной ладони слезы и поднимает взгляд на Минхена.


— Ты, наверное, опоздаешь, если не пойдешь сейчас. Я как-нибудь справлюсь, беги.


Марк молча кивает, смотря себе под ноги. Ему было больно осознавать, что история любви Енхо заканчивается так.


Дверь закрывается за Минхеном, и Со в голос всхлипывает, закрывая лицо руками.


***



За окном проносится лес, затем дома, и только потом — красивейшее море, кажущееся бескрайним. Минхен любуется им, думая о проблемах Енхо, Хэчане и подводном мире. Столько всего происходит одновременно, и все со временем оказывается неизбежно трагичным. Будет ли их история с Хэчаном такой же?


Минхен нахмуривается, качая головой. Внезапно слышится объявлении о приезде поезда на станцию, нужную Марку, и тот спешит выйти из транспорта.


Жемчужина в кармане становится горячей, и вместе с тем приобретает оранжевый оттенок. Подсолнух светится, тянется к закатному солнцу, заставляя Ли мягко улыбнуться.


На берегу, как обычно, никого нет. Море спокойно, непоколебимо, и ветер лишь мягко развевает волосы студента.


— Я так и знал, что ты придешь, — Хэчан подплывает к причалу совсем близко, улыбаясь до безумия, до волшебства красиво и очаравательно.


Минхен не может не улыбнуться ему в ответ и почувствовать, как сердце начало биться учащенно.


— Привет.


— Привет, Марк, — они смотря друг на друга, и весь мир сужается до лица напротив.


— Как дорога была? — интересуется Хэчан, взмахивая своим хвостом так, чтобы пару привеливых капель приземлились на туфли Ли.


— Хорошая, я ехал поездом. Вид невероятный.


— Это хорошо, а то сегодня погода будет ужасная. Я опять чем-то своему отцу не понравился, и он ходит злой, — ворчит Хэчан, невинно улыбаясь.


— Надеюсь, не такой же шторм, как два месяца назад? — шутит Марк, присаживаясь у края причала.


— Нет, я же тебе ничего вроде бы не принес, — беспечно отвечает Хэчан, который прибывал в отличном настроении.

РЕКЛАМА





— Что? — удивленно уточняет Минхен.


Хэчан на секунду замирает, а потом его лицо вытягивается в понимании того, что он, возможно, сказал лишнего. Русал сжимает губы, озорливо и шаловливо смотря по сторонами, и ныряет под воду, когда Минхен разглядывает его краснеющие уши.


— Хэчан, а ну скажи! — Марк почти прыгает в воду за русалом, подбегая к краю причала.


Тот выплывает, виновато смотрит наверх на парня и руками разгоняет волны, рябью расползающимися по поверхностью моря.


— Она значит очень много, и все такие драгоценности хранятся у отца в секрете. Хотя, конечно, я знаю про все его тайные места, пароли и тому подобное, — Хэчан рассказывает, постепенно становясь серьезным. — Ты, может быть, уже догадался, что эта жемчужина связывает меня и тебя? Благодаря ей, я узнаю, когда ты собираешься сюда прийти, а ты всегда чувствуешь, когда я здесь. Это не совпадение, а работа этой жемчужины.


— Но мы же не были знакомы на тот момент, когда я ее нашел, — Минхен недоуменно отмечает.


Хэчан смущается: его щеки становятся красными, и плечи заметно напрягаются.


— Я давно за тобой наблюдал… ты очень часто приходил сюда, вот я тебя и заметил. Я слышал все твои стихи, твои откровения и секреты. Я понимаю, это некрасиво то, что я сделал, но… — Хэчану тяжело даются его слова, он делает частые паузы и запинки, говоря полушепотом. — Я влюбился в тебя очень сильно.


И Минхен замирает. И ему кажется, словно весь мир замирает вместе с речью Хэчана, словно вся вселенная дает ему пару секунд, чтобы осознать силу слов русала. Сердце, сошедшее с ума, бьется часто-часто, заставляя уши Марка покраснеть, а мысли рваться на маленькие клочки, не вяжущиеся друг с другом.


Цунами. Катастрофа. Спасение.


— Мне с самого детства твердили, что любовь между русалом и человеком невозможна, что в ней нет смысла, что она в любом случае принесет боль и трагедию в жизнь обоим…


— У нас все будет иначе, — перебивает его Марк, решительно (и с любовью, окрашенной печалью) смотря в глаза Хэчану.


Тот качает головой, и слезы падают в море, распадаясь на сверкающие золотые песчинки, как прах звезды, несущиеся ко дну.


— Нет. Это закономерность, а не легенда. Янян, мой лучший друг, стал человеком ради одного человека. Тот приехал из Китая к нему сюда, но у них ничего не вышло. Они пробыли вместе не больше месяца, и Кун заболел туберкулезом, а Янян покончил суицидом. Он не мог жить с мыслью о том, что ему придется похоронить Куна. Теперь я без понятия как, что будет с Куном. У него нет денег на лечение, он в чужой стране, совсем один, и у него есть только я…


У Хэчана начинается настоящая истерика: волны яростно и отчаянно сбрасываются на берег, легкий дождь начинает собираться в облаках, и холодный ветер проносится между ними.


Он подсолнухом горит посреди водного поля. Слезы его капают, продолжают падать, превращаясь в песчинки в воде, а сердце Минхена разбивается на золотые осколки.


Его красивые, волшебные, большие, круглые, цвета утреннего поцелуя глаза вбирают в себя столько грусти и мрака, а мягкие и хрупкие плечи дрожат. Минхен не может слышать эти всхлипы — эти всхлипа Хэчана, находящегося одного посреди огромного холодного моря и накрывающего свое лицо руками.


Он резко снимает с себя накидку и прыгает в воду, мгновенно оказываясь около Хэчана.


— Марк!


Русал обхватывает руками талию парня, пугаясь за возлюбленного. Минхен откидывает мокрые волосы назад и накрывает щеки Хэчана своими ладонями. Он убирает чужие слезы, — холодные до ужаса, — и порывается вперед и накрывает своими легкими поцелуями, ложащимися удивительно правильно на чужую кожу.


Хэчан оказывается вблизи еще более завораживающим, чем издалека. Его кожа на ощупь такая же шелковистая, мягкая и чистая, разве что холодная, но совсем не отталкивающая этим Минхена.


Пальцы Минхена накрывают шею русала и притягивают к себе. Он обнимает его и говорит:


— Мы справимся, Хэчан.


Русал сжимает Марка в объятиях, и Ли может ощутить, как жемчужина пламенно горит в кармане его брюк, а хвост Хэчана начинает ярко переливаться небесными оттенками, начиная от закатного розового и дневного голубого.


Хэчан немного освобождается из рук Минхена, но только чтобы притянуть его обратно и увлечь в мягкий, робкий и чувственный поцелуй. Его губы сминали минхеновские, опаляли и сводили с ума.


Минхен понял, почему Хэчан — это подсолнух.


Его поцелуи ощущались солнцем, лучом, создающим счастье и окрыляющую радость. Хотелось все больше и больше. Они, в этой почти что ледяной воде, казались горячим медом: сладким и тягучим. Поцелуй оставался на губах, и его все хотелось слизнуть.


В объятиях Хэчана было правильно. Его ладони идеально лежали на его талии, на его шее и на его щеках, его губы просто так, как нужно ложились на его. И что удивительно, Минхен бы никогда в такое не поверил, но в ледяной ночной воде ему было не холодно.


Потому что он был в руках Хэчана. Тот согревал его: поцелуями, прикосновениями, взглядом.


— Я хочу тебе верить, — шепчет русал, с печалью смотря в глаза напротив — красота в них плескалась, закованная как бесконечное море в оковы берегов.


Минхен молчит, лишь одними глазами говоря ему, почти что крича: «Я буду с тобой, и мы все переживем, ведь я больше не вижу своей дальнейшей жизни без тебя»


Вдруг Хэчан спрашивает, руками еле сжимая чужую талию и проникновенно смотря в глаза возлюбленному.


— Ты же тоже в меня влюбился, да?


— Мне кажется, ответ очевиден, — смущаясь, холодно говорит Минхен.


— Ну скажи, — просит Хэчан, слабо улыбаясь, и в его голосе слышатся знакомые и неизменные искринки — и Ли в них влюблен.


— Я влюблен в тебя. Я люблю тебя. Для меня это глупо — влюбиться так быстро и так сильно, но, к счастью, я достаточно умен, чтобы признаться себе в этом, — Минхен краснеет все сильнее, и ему становится ужасно жарко, а сердце начинает биться сильнее.


Хэчан тихо смеется и мягко кладет свою ладонь на грудь Марка, словно ощущая его сердцебиение. Внезапно волна накрывает берег — стремительно, но плавно, — и так же хэчановские губы накрывают минхеновские.


***



Люди, проходящие по улице, и не смогли бы сказать, что в комнате сидит человек, ведь единственным источником света являлась лампа, стоящая на столе над толстым и исписанным дневником Минхена. Она светила слабо, ровно столько, чтобы можно было различить тонкие буквы, выведенные на бумаге.


«11.12.1950


Я не оставлял записей в этом дневнике уже несколько недель. У меня совсем не было времени, потому что все дни заполнены учебой (усложняющейся с каждым днем, но вместе с тем и интересней, ведь я чувствую, что наконец подхожу к цели своего диплома), а также им. Точнее, ожиданием встречи с ним. В свободное время я не могу перестать думать о нем, навязчивые мысли преследуют меня, но, что удивительно, не отягощают.


Я прихожу к осознанию того, что я не хочу (и не смогу) жить без него. Он стал частью моей жизни. Дни без него кажутся вечностью, к познанию которой я стремился так долго и которую теперь я избегаю. Мама спрашивает меня, на что я трачу свои деньги, а я не могу ответить. Поэтому просто говорю, что покупаю кое-что важное, больше чем билет и больше чем обычная поездка.

РЕКЛАМА





Хэчан… Он дал мне имя Марк. Сказал, что Минхен звучит слишком приземленно. Думаю, будет справедливо дать и ему имя взамен. Оно звучит по-обычному, как мне и хотелось, и я уверен, что Хэчану не понравится.


Ли Донхек. Звучит как пропитавшееся дымом огромное солнце и как затонувший посреди ясного дня корабль. Может быть, моя интерпретация кажется слишком отчаянной, однако это то, как я чувствую. Отчего-то я считаю, что это имя мне еще понадобится. (недавно мне снился дурной и странный сон, однако, про который я не хочу вспоминать, тем более его описывать)


С каждым днем наша с ним связь усиливается. Я это чувствую. Он это чувствует. В начале я испугался, но, думаю, не все объяснимо человеческой наукой — иногда нужно довериться Вселенной. Дело в том, что мы можем ощущать и передавать эмоции, очень редко мысли, друг другу. К сожалению, пока мы не выяснили, как можно было бы вместе с этим переслать объяснение своих эмоций, но я рад и этому.


Никогда в жизни я не переживал подобного. Вся моя жизнь крутится вокруг Хэчана — он моя Вселенная, Галактика, Солнце. Хэчан — мое начало и мой конец, он мое время: прошлое, настоящее и будущее.


Иногда я размышляю о том, как Хэчан, скрывшись от меня, слушал мои стихотворения два года назад. Неужели он действительно влюбился в меня еще тогда? Впрочем, это объясняет мой бесконечный поток вдохновения. В тот этап моей жизни я был неуверенным и робким, не готовым к следующему дню.


Сейчас же я ощущаю свободу. Свободу, ведущую за собой безумную вседозволенность и власть, которая дарит все возможные дороги в жизни. И я осознаю, что это произошло только благодаря Хэчану.


Эта любовь и этот русал — мое все.»


Минхен выводит последние буквы и мгновенно хватается за рядом лежащую книгу, чтобы удостовериться в еле различимых словах. Там были ошибки и неясности, однако это не мешало понять смысл, а именно то, что сам Кун написал на предпоследней странице книги, которую он подарил Ли:


«Я нашел способ, с помощью которого можно попытаться воссоединиться со своим возлюбленным. Я не уверен в безопасности этого, но я попытаюсь — это будет опыт для последующих поколений.»


Ли снова прошибает холодный пот, даже при повторном прочтении записки. На следующей странице Кун подробно описал, что необходимо было сделать, чтобы достигнуть своей цели. Минхен понимал к чему это привело китайца — к неизлечимой болезни (однако было ли это так, или же врачи не смогли диагностировать что-либо другое?) Однако у Минхена не было выбора.


Он попытается сделать перевоплощение в русала. На самом деле его суть совпадала со всеми этапами перевоплощения русала в человека за исключением одного: люди не обладают волшебством. Прочитав план китайца, Минхен предположил, что, может быть, с помощью магии русала ритуал получится.


Наверное, Кун решил не сообщать о своих намерениях Яняну, заведомо зная, что тот откажется. Дело было в том, что русалы могли неограниченное количество раз перевоплощаться, соблюдая временные рамки в течение трех лет.


Больше никто и не выдерживал в чужом мире, в котором любимый человек (чаще всего русалы совершали ритуал ради этого) постоянно подвергался испытаниям судьбы, трудностям проклятия, наложенного на весь русаличьий род.


Минхен тяжело вздыхает, зажигая сигарету. Его поезд отъезжает через полчаса. Он совершенно ничего не сказал о своем плане Енхо, зная, что поступает эгоистично и жестоко со своим другом.


Внезапно жемчужина в кармане Ли нагревается настолько сильно, что прожигает карман его брюк. Она валится вниз к его ногам, катится по полу и от нее откалывается маленький осколок. Он светится золотым огнем, который плывет по комнате, приближаясь к лицу Минхена. Огонь тянется к рукам парня, но тот отмахивается и вскакивает с места.


Несмотря на боль, причиняемую почти что горящей драгоценностью, Ли окутывает ее в плотный платок и сует в сумку. Он одним движением вырывает листок из дневника и оставляет его на пустом столе. Минхен судорожно, не контролируя возникающую мелкую дрожь, пихает в сумку вещи и книги, которые нельзя было оставлять.


Он смотрится в зеркало в прихожей — в отражении он видит блеск остро думающих, решительных глаз, изгиб тонких розоватых губ и густые брови, хмурившиеся в размышлениях. Парень совсем не был похож на Минхена чуть большим полгода назад. В человеке в зеркале скрывалась уверенность и решительность, затаившееся в плечах, спокойность и рассудительность, бежавшие по линии челюсти, и готовность к риску и влюбленность, открывавшиеся во взгляде — открытом ко всему.


Минхен был готов.


Дверь тихой волной закрывается, и Ли представляется разрушительное цунами за его спиной, сжирающее его прошлое с каждым его шагом.