В туалете — темно и сыро, пахнет сигаретным дымом и спиртом, и вообще не самая приятная обстановка, хотя от подобного места большего и не ждёшь. Общий туалет в основном используют для пьянок или небольших сборов, и он очень часто оказывается пустынным в своем неприятном и темном состоянии. Его в такие моменты занимает любой сброд, решивший найти уединённое место недалеко от комнаты.
Король рассматривает себя в затертом и немного побитом зеркале, пребывая в полу-усталом после бессонной ночи настроении.
Сколько он смотрит в это чёртово зеркало, из года в год, ничего как будто не меняется.
Кучерявые волосы, смуглая кожа, темные очки. Он снимает их, будто надеется увидеть что-то другое.
Его встречает взгляд светлых глаз, при тусклом освещении они кажутся абсолютно белыми и сливаются с цветом белков. Его глаза выделяются на фоне его лица, особенно за счёт этих просто невероятных синяков под глазами.
Если верить выражению "глаза — зеркало души", то у Эрета вместо души лишь ее эфемерный остаток.
Он не помнит почему они стали такими, но он помнит как однажды проснулся, посмотрел в зеркало и увидел это.
( Он помнит, как однажды посмотрел самому себе в глаза, и чуть не уничтожил зеркало. В тот момент его спасла Ники, что оказалась в их комнате и услышала его крик. )
А ещё есть корона. Небольшой, едва различимый силуэт над его головой, как нимб, как ореол. Печать. Символ, что однажды стал с ним ассоциироваться.
Он готов был сделать что угодно, лишь бы она пропала.
Сон отдал ему её. Сон водрузил ее на голову Безглазого, и больше его никогда не называли Безглазым, при том что глаза его были такими же пустыми.
Просто все видели это.
Все знали кому он этим обязан.
"Его воля" говорили они, и он хотел бы, чтобы "его воля" была совсем другой.
На кой черт он на это согласился?
Теперь эта корона с ним до конца времён. Будет давить на голову, будет порождать осуждение. Ему будут дарить настоящие короны из бумаги и проволок, лишь бы избавиться от неприятного ощущения видения того чего нет.
Король никогда не любил зеркала. Он не ненавидел свою внешность (по крайней мере недостаточно, чтобы отказаться хоть иногда глядеться на себя) он просто чувствовал их свойства и магию.
Он знает парня, у которого в отражении самые настоящие рога.
Он знает воспитателя, крутящегося у зеркала так, словно пытается разглядеть свои крылья.
Он знает девушек, что бьют любые зеркала что увидят.
Он знает людей, которые вообще никогда не отражаются ни в каких поверхностях.
Король не знает, это способность его глаз или нет, и всё таки, он бы хотел чтобы её не существовало.
Потому что так, по крайней мере, жилось бы спокойнее.
Бьётся дверь об стену, стучат ботинки, и Король вздрагивает слыша голоса. Точнее, голос. Хотя человека определенно два.
Он разворачивается и смотрит на вошедших. Это Сон и, как ни странно, Мега, который жутко быстро жестикулировал отвечая на какой-то заданный до этого вопрос. Король залипает на эти действия — мало существует людей которые бы не восхищались быстротой Меги.
Он не решает испытывать судьбу и ловить их взгляды, он просто бьёт по колесам и вылетает в открытую дверь, закрывая ее за собой. Он почти уверен, что Сон посмотрел ему вслед, и от этого у него на душе остаётся неприятный осадок.
. . .
Он помнит, как пришел однажды в эту комнату. Тут не было ни Фанди, ни Ники, это была слишком большая комната для трёх человек. Трёх, потому что её прошлые обитатели покинули её, лишь поминая что Филза когда-то вообще тут жил. Об ушедших обычно не говорили, но почему-то все всегда верили что он вернётся. Особенные личности так же ожидали и возвращения Техноблейда, хотя о нем на определенный период времени не говорили совсем. Сказки о богах и воинах не в счёт, конечно.
—Добро пожаловать в Л'Мэнбург, брат!
Он был ещё нормальным ребенком. У него не было ни пустых глаз, ни короны, никто не знал о его маленьких особенностях, да и он сам не знал каким же все таки образом он оказался в этом доме интернате.
Он был нормальным. Он считал себя нормальным с головы до пят, он любил вспоминать наружность, и он хотел туда вернуться.
Может, именно поэтому они с Золой так и не стали братьями.
Они были друзьями, и Он хотел, чтобы они были друзьями. Близкое общение, доверие, поручения без долгов.
Это все ещё было не то же самое что у Золы и Гремлина. Не то же самое, что у Золы и Грозы. Это было другое. И он понимал, он просто принимал этот факт.
( Он завидовал, но отрицал. Он понимал, что во многом расходится с их политикой, понимал что он новый, понимал, что возможно есть куча просто личных вещей почему Зола назвал его "братом" лишь один раз за все время. Но он очень хотел попасть в их семью. )
И, возможно, когда Сон пришел к нему, он хотел принятия.
Хоть от кого-нибудь, на самом деле. Он был изгоем не только в своей группе, насколько он знал другие тоже относились к нему сдержанней.
Он просто хотел чтобы кто-то отнёсся к нему так же, как и он к ним.
Сон мог дать ему это. Он мог дать ему это!
Если бы Эрет знал, что после он станет исключением в цепочке побед Дрима, он бы ни за что на свете не соглашался.
Два в одном. Утром на тебе появляется клеймо, видное или нет.
А после, днём ли, вечером ли, ночью, может, через неделю происходила вторая часть, и тут уже зависит от твоего желания.
Ему не повезло ни с первым, ни со вторым. Он готов был проклинать Сна всеми возможными ему способами, если бы не услышал однажды каким нервным и напуганным он был когда узнал как все в итоге прошло. Он в жизни его таким не слышал. И вряд-ли вообще кто-либо его таким слышал.
Когда он попал в могильник — родной его могильник, любимое место — он понял сразу несколько вещей. Ему нравился могильник тем, что он позволял разуму очиститься и прийти в порядок, что все становилось маленькой паутинкой взаимосвязей в которой он легко мог ориентироваться. Даже в этом мнении он был исключителен.
Первое, что он понял, что все это привело к противоположности того что он хотел изначально.
Он хотел принятия. Теперь он изгой совсем, совсем и навсегда, и все будут это видеть, все будут помнить, и таким образом он заслужил лишь очередную кличку и чужое недоверие, даже скорее презрение.
Второе, Дому плевать на то инвалид ты или нет. Он приехал сюда нормальным, обычным ребенком, и остался абсолютно таким же, он остался обыкновенным, и Дом не открыл ему своих дверей. Не нужно быть инвалидом чтобы Дом нашептал тебе на ухо его секреты. Нужно быть кем-то другим. И им Он не был.
У него другие взгляды. Он не оторван от Наружности, он всегда с теплотой вспоминал свои школьные годы; он не придерживается общего мнения о Могильнике, продолжая навещать пауков; он не поддерживал революцию против Сна, и как итог он сам пришел и сел на колени перед ним.
Третье, что он понял, это то что его никогда не должно было здесь быть.
Этого никогда не должно было быть.
Он выедет из Могильника, в коляске и в солнцезащитных очках, и вернётся в Л'Мэнбург, в котором его больше никто не принимает.
Когда сюда придет Фанди, он тут же увидит в нем ребенка, недовольного политикой Золы, но все ещё принадлежащего Дому, и он ничего не сделает кроме как примется за его воспитание вместо Уилбура.
Когда сюда придет Ники, он приедет в Кофейник и будет долго с ней болтать, видя в ней силу и мощь неподвластную никому, даже Золе, и он ничего не сделает когда тот попытается эту силу укротить, кроме предложения Ники укрытия.
Когда сюда придет Таббо, они останутся в комнате одни ночью, и Таббо расскажет о том что никогда не был фазаном. И он ничего не сделает, кроме того что расскажет, что никогда не был жителем Дома.
Кстати о. . .
. . .
—Э-ээй! Ты где?
Ещё щёлкают по носу и одновременно отбирают очки. Он вздрагивает и, наконец, приходит в себя.
Точно. Таббо, шутка, шахматная партия, ход Таббо на котором он слишком долго думал. Король слишком быстро предается воспоминаниям. Ужасная привычка.
—Да, сейчас.
Он двигает повелителя на г3, и смотрит как Таббо надевает его очки, рассматривая доску. Выглядит странно, но уместно, потому что уже давно очевидно кто в этой партии выиграет. Очки ему велики, но он ставит их максимально далеко, что, наверное, его ресницы сейчас касаются стекол.
Красавица на е5. Повелитель на г2. Красавица на ф4. Шах и Мат.
Король падает куда-то в одеяла и подушки, пока мальчик празднует свою победу.
Весь мир кажется слишком светлым без очков, но ему слишком лень отбирать их у ребенка. Он может пережить это.
Когда он снова возвращается к доске, Таббо уже строит новые рядки фигур.
—Напомни, как они все называются?
—Башня, — он указывает на крайнюю фигуру, — Конь, Красавица, Покровительница, Повелитель, Красавица-Конь-Башня соответственно и Болванки.
—Хм.
Таббо ещё немного рассматривает доску, а после немного наклоняет голову в вопросительном жесте.
—Почему вы назвали их так?
—Не я их называл, в душе не ебу.
Он пожимает плечами, тоже переводя взгляд на доску.
И действительно, чего они их так назвали?
—Ну, никто больше кроме вас так фигуры не зовёт. А это-
Мальчик хмурится, а после стряхивает головой. Король узнает этот жест. Классическо-Музыкантское "Я не должен думать об этом". Сейчас он видит, что эти двое во многом похожи. Хм.
—У меня раньше кличка "Пешка" была.
—Пешка?
Он пытается вспомнить что именно называют пешкой. Он долго привыкал к другим названиям, и сейчас уже с новыми знаниями ему сложно найти нужную фигуру. Благо, Таббо сам указывает на первый ряд его белой шеренги. Болванки.
Он прикидывает, как бы Таббо все звали "Болванкой", и ему становится до глубины души неприятно.
Король изгибает бровь, показывая что готов слушать "весёлый" рассказ, и Таббо на этот жест фыркает.
—Я просто много играл в шахматы. И, ну, я часто был вторым в чужих проектах. Так меня и прозвали. Добиваюсь всего напролом, просто обменный материал.
Эта история звучит. . . Неприятно. Она из тех, которая настолько обычная и правдивая, что тебе тошно. Тут нету никаких тайн или мифов, только чужое отношение.
—Это не самая хорошая кличка.
—Ага. Вот я и не сержусь на Музыканта в отличии от остальных. Он не начал меня звать абы как когда я ему не сказал ничего, просто взял и новое имя придумал! Мне нравится что у моей клички нету никакой предыстории.
—Да, Музыкант хороший выдумщик. Но кличку тебе все же сменить надо.
—Вы с этим можете не торопиться. Буду просто. . . Болванкой.
Таббо крутит фигуру между пальцев, и Король обещает себе, что если хоть кто-нибудь посмеет назвать этого ребенка "Пешкой" или "Болванкой", он просто встанет против всех законов физики с коляски и врежет этому человеку по лицу.