Страшно.
Лес — не место для девушек знатного рода, и холод — не их стихия. Не должны они шататься по чаще с верным конем, краем глаза ловя белесые, несуществующие тени.
Не должны. А она здесь.
Что-то в спину дышит, оставляет на лопатках следы, проводит по позвоночнику — она крепче под уздцы коня берет и идёт быстрее, и быстрее, и быстрее, чувствуя как за ноги что-то хватает, как ветки бьют по плечам, стараясь ее остановить.
Уже не идёт: бежит. На лету почти вскакивает в седло, и кричит «пошел!», что все птицы пугаются, и мчаться они так быстро что в глазах уже все окончательно размывается.
Не важно куда. Лишь бы не здесь.
А ей страшно, так страшно что в голове уже церковный хор панихиду поёт, а сама она почти на рыдания срывается, потому что что-то все ещё за ней гонится, и она не знает что это, и она совсем не хочет знать.
Впереди — белый силуэт. Она тянется к нему, почти на коня ложась, и молится: лишь бы выбралась. Лишь бы хорошо все было. Лишь бы жива осталась.
А потом вспышка. А потом свет, голубое небо и зелёная трава. Потом — тепло. И тишина.
Она слёзы непролитые смаргивает, и на землю снова возвращается.
Осталось всё нечистое за стенами из дерева и мха. Оно осталось во тьме, за спиною, оно боится яркого солнца.
А было ли оно? Или это лишь ее рассудок распадающийся, из-за травмы и одиночества решивший себе монстров придумать?
Она видит палатку в центре поляны, и оттуда на неё мужик смотрит, слишком понимающе для видящего сумасшедшую.
— Вы вовремя выбрались.
Значит, все было.
Она подходит к лагерю, совсем маленькому, в нем едва ли человека четыре. Загашенный костёр, почти пустые мешки с мясом, порванная одежда.
Рядом с ними она выглядит как богиня, в своем малиновом платье и со сверкающей короной.
— Далеки ли торговцы, мужик?
Он показывает в сторону другого края широкой поляны.
— Совсем нет, да только ничего у них не выторговать. Денег то нет у нас. Все мы тут беглые.
Кто-то кладёт ей руку на плечо, и она не оглядывается.
Монеты звенят, падая наземь пред лицами людей.
— Пойдёмте к торговцу. Вы обязательно заслужите свою еду. Вы понесёте прекрасную службу.
И никто ничего не спрашивает.
Примечание
Мне больше не нравится эта зарисовка. . .