Чанбин рассыпается на мелкие песчинки всегда, когда просыпается и видит перед глазами феликсовы плечи с привычной россыпью ярких веснушек. Со любит по утрам долго не вылезать из постели, вновь проверяя количество этих ярких пятен, которые вечерами выцеловывает, пальцами обводит. Чтобы ни на одну меньше, потому что веснушки — это красиво и безумно мило.
Чанбин вдруг думает, что нет ничего красивее Феликса по утрам. С его заспанными глазами, недовольным лицом и растрёпанными светлыми волосами, в которых так и хочется запустить пальцы, он бывает самым прекрасным, и потому удивительным, человеком на планете. Поэтому парень является вдохновением для вечно хмурого Со. Всюду того преследует образ милого австралийского ангела, с которым его судьба свела в самом обычном торговом центре под Рождество.
Как наваждение Феликс находился в его мыслях, до этого занятых только музыкой. Из головы нельзя было выкинуть его улыбку, когда он брал с полки милого плюшевого зайца, его удивительно глубокий и томный голос, которым он звал своего друга и озорной блеск в глазах, когда тот самый друг вышел из-за стеллажей с несколькими книгами в руках.
Тогда Чанбин одновременно воспарил и был растоптан, потому что банально влюбился в того, кого видел всего раз и того, кто уже был занят. Одно мгновение стало его точкой невозврата, отправной точкой его новой жизни, наполненной одним только незнакомцем из торгового центра, самым чудесным человеком во всей вселенной. Потому что нельзя быть таким прекрасным — это просто не поддаётся законам природы. Однако этот самый человек дарил улыбки, взгляды и касания другому, не Чанбину. От этого было больно, потому что Со понимал, что больше никогда не сможет жить без того чтобы вспоминать веснушчатого парня.
С Чанбином никогда не происходило чего-то подобного. Да, были мелкие романы, длившиеся недолго, однако никогда его мысли не были заполнены одним человеком. Но он был с ним с момента пробуждения, во время долгих пар, в студии и в кофейне за углом, где варят лучший, по мнению Со, холодный американо. Все мысли и чувства Чанбина вели исключительно к ярким веснушкам на переносице и скулах парнишки из магазина рождественских подарков.
Чанбин покупал подарок для Джисона, а вселенная сама предоставила ему подарок в виде самого прекрасного своего создания.
В текстах Со никогда не присутствовала любовь. Вместо неё были мечты, стремления, цели и вечное рвение к вершине. Однако надо было видеть лицо Джисона, когда он взял один из черновиков Чанбина и прочитал о блеске в глазах и яркой улыбке. Тогда, казалось, Хан чуть не умер от недостатка воздуха, когда понял, что хён «втюрился» как в дешёвой дораме. До этого, казалось, Чанбин не знал такого понятия, как любовь.
Чанбин не задумывался о том, что будет дальше. Не в смысле карьеры, а в смысле банальной привязанности к людям, которой почти не имел. Был Джисон, единственный друг и соратник, деливший с ним одно дело и одну волю. Порой делил и стакан кофе, но это уже лирика. Он был единственным человеком, к которому Чанбин был привязан. Но ведь Хан не вечен, и ушёл бы когда-нибудь, оставшись лишь в совместно записанных треках и на фотографиях в галерее.
Он, Чанбин, любит одиночество, но не хочет быть один. В том смысле, что ему нужно плечо рядом, ни которое можно опереться, и которое, в случае чего, может опереться на него. Чанбин не хочет думать о том, что Джисон исчезнет, однако сам себе признаётся в том, что боится того дня, когда их пути разойдутся.
Так что мысли о том, с кем связать свою жизнь, легким шлейфом следовали за Чанбином, куда бы он ни отправился.
Эти мысли не были навязчивыми, как мысли о незнакомце из центра, однако Чанбин ловил себя на них и не был этому рад. А кто будет рад тому, что начал смотреть на милые парочки, прижимающиеся друг к другу, с завистью, представляя на их месте себя и незнакомца?
Джисон не дурак, всё понимает и поэтому решает выбить из головы Чанбина эту романтическую дурь и ведёт того на вечеринку к одному своему знакомому, чтобы развеяться и отвлечься. И оказывается, что Джисон всё-таки дурак.
Кто ожидает, что там, у чёртового Хван Хёнджина, будет этот самый веснушчатый парень, от разглядывания которого Чанбин еле отрывается, когда Джисон протягивает бутылку дешёвого тёмного пива. Дерьмо полное, но Чанбин благодарно кивает, открывает его и осушает залпом полбутылки, лишь чтобы не смотреть больше на того, кто в начале вечера представляется Феликсом.
Это имя ему чертовски подходит, думает Чанбин и выходит на лоджию с той же бутылкой пива. Даже куртку не надевает, поэтому морозный зимний ветер тут же проникает под футболку и заставляет поёжиться. Однако Со плевать, он делает очередной глоток, смотрит с высоты двенадцатого этажа на проезжающие внизу машины и представляет, какие ощущения будут, если он прыгнет. Не потому что сам хочет, а потому что человек творческий.
Поэтому вздрагивает, когда за спиной дверь на лоджию вновь открывается, но не смотрит, потому что не хочет. Огни города, растянувшегося внизу, привлекают намного больше. В тот момент бы взять записную книжку с черновиками и начать строчить, но этого Чанбин тоже не хочет. Он вообще в тот момент ничего не хочет.
Глубокий голос, который Чанбин так и не успел забыть, однако, отвлекает и заставляет его развернуться лицом к новоприбывшему. Феликс спрашивает, не замёрз ли он и не хочет ли присоединиться к остальным, что решили сыграть в покер на крышки из-под пива.
Чанбин отрицательно мотает головой, не в силах ответить, потому что веснушки на лице, в этот раз не очень удачно замазанные тональником, привлекают внимание сильнее, чем город за спиной.
Чанбину кажется, что он тонет. Тонет не как обычно влюблённые люди, в глазах, а в веснушках, да ещё и захлёбывается. И даже не зовёт на помощь, потому что никто не придёт его спасать. Потому что он лишь маленькая песчинка в огромной пустыне, лишь обычный человек у которого есть только амбиции. Кому он нужен?
Феликс не уходит, получив ответ, а присоединяется, опираясь на раму окна лоджии и смотрит вперёд. Чанбин отрывается от его лица и пытается узнать, что привлекло внимание Ли, но не видит ничего, кроме однотипных многоэтажек Сеула.
Они стоят так, и Чанбин не замечает холода, который должен был дойти до его костей. Не замечает также и времени. Замечает только Феликса рядом.
А тот внезапно начинает говорить. И говорит много, рассказывает об Австралии, о лучшем друге Кристофере, в котором Бин внезапно для себя узнаёт того второго парня из торгового центра, о сложностях в университете. Потом внезапно начинает вспоминать австралийское море, широкое и бездонное.
Феликс говорит много, и Чанбин заслушивается, кивает невпопад, иногда усмехается и впитывает в себя каждое слово Феликса. Потому что влюбляется вновь, только теперь не только в улыбку и веснушки, но и в то, какой Ли всё-таки глубокий человек. Глубокий, как-то самое австралийское море, про которое тот рассказывает. Как его голос, который набатом звучит в ушах Со. А ещё Чанбин не смотрит на огни, на многоэтажки, а смотрит только на чарующий профиль Феликса и думает о том, какой же он красивый.
И хочет, чтобы это продолжалось вечно.
Феликс замолкает и продолжает смотреть вперёд, а позже поворачивается к Чанбину, который так и не отрывается от его лица. И Чанбин начинает говорить сам.
О музыке и своих целях, о Джисоне, о холодном американо и о городе. О том, как любит растворяться в быстром течении людей, как любит наблюдать, а после переводить свои наблюдения и выводы на бумагу в виде строчек для будущих треков. У Чанбина никогда не бывает бардака в голове, поэтому слова идут сами собой.
И вот он замолкает, потому что высказался. О влюблённости умолчал, конечно, не дурак ведь.
Чанбин окончательно пропал. Он пропал в глазах Феликса, что смотрели с блеском, который, казалось, никогда не покидал эти два карих омута, в которых раствориться запросто можно.
Феликс говорит, что Чанбин уже замёрз, берёт того за запястье и ведёт в зал, где все уже сменили пивные крышки на одежду. Хёнджин сидит в одних трусах и веселится, а Джисон, на удивление, ещё сохранил на себе штаны.
Чанбину, однако, плевать. Он чувствует, как учащается сердцебиение от того что Феликс держит его за запястье до сих пор и не спешит отпускать. Чанбин сглатывает и видит, что Феликс поворачивается к нему лицом, смотрит сначала на руки, а потом в глаза Чанбину. Конечно, держит так, что можно сразу понять, что что-то с сердцебиением не так.
Чанбин кивает на вопрос о том, в порядке ли он, и второй рукой размыкает пальцы Феликса. Пусть и не хочет того. Сам улыбается натянуто и садится рядом с Джисоном, что протягивает ещё бутылку с пивом и не спрашивает ничего, хоть и кидает заинтересованный взгляд на Феликса, что в замешательстве садится рядом с Хёнджином.
Хван обиженно смотрит на Ли, спрашивает, почему тот ушёл, но Феликс качает головой и смотрит на Чанбина. Прямо в глаза. И сразу же отводит взгляд.
Игра сменяется, и теперь место в круге освобождается, оставляя только одинокую бутылку в центре. Чанбин не знает, чья идея была сыграть в бутылочку, но почему-то не отказывается. Джисон смотрит подозрительно, но тоже остается в кругу. С ними ещё Хёнджин, почему-то Феликс и ещё люди, которых Чанбин не знает и не помнит.
Первым крутит Хёнджин, как хозяин квартиры, и горлышко указывает на одну из немногих девушек в компании. Та улыбается насмешливо, потому что знает, что Хёнджин — гей. Хван дует и без того пухлые губы, но перегибается к ней через одного из парней и оставляет на губах поцелуй.
Часть людей смеётся и улюлюкает Хёнджину, девушка тоже, но тянется к бутылке и раскручивает её. В этот раз горлышко показывает на Джисона, который сидит на другой стороне круга. Оба, и он и девушка, подмигивают друг другу, поднимаются и их губы встречаются прямо над чёртовой бутылкой. Поцелуй затягивается, девушка запускает пальцы в шевелюру Хана, и ни тот, ни другой, не хотят прерываться, соревнуются в том, кто прервётся первый.
Чанбин знает, что Джисон тоже гей, они даже встречались около месяца, но остались друзьями, потому что не готовы выносить заскоки друг друга в таком плане. Однако сейчас Джисона явно ведет азарт, от чего Чанбин не выдерживает, ухмыляется и пихает того пяткой в так удачно подставленный зад. Хан отвлекается, теряет равновесие и чуть ли не падает на девушку. Та усмехается, садится на своё место, удовлетворённая результатом, а Джисон бьёт Чанбина кулаком в плечо, чтобы повадно не было.
Джисону выпадает Феликс, и Чанбин напрягается, пусть и не показывает того. Чанбин, опять-таки, не дурак, понимает почему внутри всё сворачивается в клубок. И от этого всё ещё хуже, потому что от понимания на душе скребут кошки и реветь хочется белугой. Потому что всё-таки дурак и влюбился.
Джисон пихается снова, улыбается, шепчет на ухо, чтобы сдержался на этот раз, тянется к Феликсу. Тот приподнимается на коленях, чуть наклоняется, чтобы было удобнее и делает это с такой грацией, которой Хёнджину, танцору с великим стажем, долго учиться бы пришлось. Чанбин сглатывает снова и взгляд не отводит, хотя хотелось бы.
Феликс быстрее целует Джисона, но медленно завлекает, оттягивает губу Хана и легонько улыбается в поцелуй. Пытается уйти, но Джисон настигает и берёт своё, потому что никогда не любил так просто. Он кладёт руку на шею Феликса, заставляет прогнуться в спине и нависает сверху, кусая того за губы. Чанбин ведёт брови и губы свои поджимает, но молчит и не шевелится, глядя на то, как лучший друг целует «возлюбленного».
Разрывает поцелуй Феликс, от чего Джисон смеётся, но оба они рассаживаются по своим местам. Чанбин даже не смотрит на Хана, он смотрит на Феликса, который смотрит в ответ. Почему-то там больше нет того блеска, который Чанбин упоминал в своих текстах. Теперь там остался только лёгкий дурман алкоголя. И от этого Чанбин понимает, что теряется.
А ещё потому что бутылочка Феликса показывает точно на Чанбина.
Феликс видит, что Чанбин не двигается даже от ступора, поэтому встаёт и одним шагом преодолевает расстояние между ними. Чанбин продолжает смотреть в чуть расширенные зрачки, когда Феликс опускается на его колени, не обращает внимания на смех людей вокруг.
Весь его мир сжался, стал сосредоточен на одной точке — на лице Феликса. На его глазах, постепенно закрывающихся, на пухлых чёртовых губах, на веснушках, проступивших ещё сильнее из-за чуть стёртой тоналки. Ох уж эти чёртовы веснушки, преследовавшие Чанбина несколько недель до этого во снах.
Феликсовы губы накрывают губы Чанбина и тот чувствует, как на кожу обрушилась волна мурашек. Сердце в груди вновь забилось как отчаянное, давая понять, что ещё чуть-чуть и оно выскочит из груди. Однако в голове Чанбина с щелчком выключились все мысли, сознание растворилось в бушующем урагане. Чанбин начинает отвечать на поцелуй, обхватывая нижнюю губу Феликса. Тот прижимается ещё ближе, кладёт руки на плечи и чуть приподнимается на колени, чтобы сесть удобнее.
Чанбин кладёт руки на феликсову талию и медленно сжимает их, срывая с губ Ли рваный выдох. Чанбин целует, растворяется в Феликсе с головой, пытается прорваться в ту глубину, что углядел раньше, на лоджии, и проникает языком в приоткрытый рот.
Если это был очередной сон, то Чанбин не хотел просыпаться. Он вновь и вновь тонул в Феликсе без надежды на спасение. Даже при том, что мысли путаются, не складываются в общую картинку, а голова от этого напряжения пухнет, Чанбину плевать.
Феликс вновь отстраняется первым, но не уходит, а прижимается к чанбиновому лбу своим, восстанавливает дыхание и смотрит. Смотрит глубоко в глаза, и Чанбин видит, как в зрачках Феликса вновь появляется блеск, на этот раз вперемешку с алкогольным дурманом. И от этого накрывает ещё сильнее, поэтому Чанбин прижимается к губам Феликса ещё раз, но только на мгновение, чтобы потом вновь отстраниться.
— Нихуя вы тут устроили, парни, — слышен голос Хёнджина.
Будто на клавишу «без звука» на пульте нажали, и звук включился, и стало понятно, что происходит на экране. А на экране идёт фильм «Виражи судьбы Со Чанбина».
Феликс, тот самый Феликс, у которого улыбка самая красивая, глаза огнём горят от вида мягких игрушек и веснушки милейшие по всему лицу, сидит у Чанбина на коленях и смотрит прямо в глаза. А потом улыбается, и у Со воздух из легких вышибает, и он, не думая, скидывает Феликса на пол рядом.
Народ вокруг опять смеётся, Хан рядом вообще на полу валяется тушкой и слёзы вытирает. Чанбин закрывает глаза, медленно набирает воздух в лёгкие и после выдыхает так же медленно.
— Прости, — говорит он Феликсу, потирающему поясницу.
— Забей.
Чанбин крутит бутылочку, целует попавшегося парня совсем быстро, а после выходит из игры и вновь идёт на лоджию, прихватив ещё одну бутылку пива. На этот раз куртку надевает, чтобы не замёрзнуть, хотя после таких эмоциональных русских горок теперь замёрзнешь, скорее сопреешь.
На этот раз огни не гипнотизируют, а мысли раз за разом возвращаются к поцелую. Феликс явно был пьян, пусть и выпил всего немного, а значит, не контролировал себя и свои действия. И это совсем не гарантирует, что он чувствует к Чанбину то же самое, что и Чанбин к нему. Это их первая встреча для Ли, пусть он и высказался обо всём. Может, просто нужен был собеседник, которому можно всё было вылить без лишней пыли, а потом не встречаться больше никогда.
Чанбин вздыхает, делает глоток пива и запрокидывает голову назад. Он потерял контроль над собой как подросток в пубертате, и сам разочаровался в себе.
— Почему ты сбежал, хён? — сзади раздаётся голос Феликса, и Чанбин улыбается сам себе.
Он точно попал.
— Не сбежал, а пошёл проветриться, — отвечает Чанбин, стараясь не показать бушующие эмоции. — Это разные вещи.
— Конечно, — в голосе Феликса проскальзывает усмешка, и он подходит ближе, смотрит опять в даль, на бетонные джунгли Сеула.
— Двадцать третье декабря, торговый центр, — резко говорит Чанбин. — Мы видимся не впервые.
Чанбин сам не знает, зачем говорит это, допивает пиво и ставит на пол рядом с той, которую пил в прошлый раз, когда они с Феликсом тут стояли. Просто захотелось. Смотрит в глаза Феликса, который чуть выше. В его глазах все те же блики озорные и дурман. И Чанбин не выдерживает и приближается, не боясь спугнуть.
Феликс отвечает сразу же, наклоняется только чуть ниже. Чанбин целует всё так же, не сдерживаясь, и прикусывает верхнюю губу младшего, от чего тот шипит, но не прерывается.
Чуть после они обмениваются номерами и договариваются о встрече. Потом начинают встречаться, ещё позже съезжаются.
И Чанбин не знает, как жил вообще без своего самого милого солнышка во вселенной. Потому что такой храбрый Феликс только когда пьяный, в другое время он самый чудесный человек на Земле, который мило смущается, когда Чанбин решает взять его за руку.
Чанбин всегда просыпается раньше, считает веснушки и любит.
Феликс бурчит что-то неразборчивое, переворачивается на другой бок и встречается взглядами с Чанбином. Тот понимает, что скрываться нет смысла, желает доброго утра и целует медленно, нежно.
Чанбин рассыпается на мелкие песчинки, потому что всё ещё не понимает, как такое чудо, как Феликс, может достаться такому, как Чанбин. Он всё ещё — обычный человек у которого есть только амбиции. Но зато теперь у него есть ещё и Феликс, который любит его, а это значит, что есть у Чанбина и что-то необычное.