Трудяга целует, Клюква говорит "нет".
Они спят вместе на общей кровати, Клюква позволяет обнимать его во сне. Трудяга читает вслух, долго подбирая интонацию под каждого персонажа, потому что все книги на Брайле Клюква уже прочел. Трудяга заполучает две булочки во время завтрака, потому что Клюква, видите ли, теперь питается святым духом своей богини. Он окончательно ебнулся со своей богиней, но этого Трудяга не озвучивает. Просто долго думает.
Трудяга садится около чужих ног, Клюква говорит "нет".
Клюква пишет на Стене размашисто и криво, Трудяга поправляет буквы, чтобы их было возможно прочесть. Клюква загнанно шепчет молитвы по ночам, Трудяга вытирает чужие слезы и меняет повязку на глазах. Он долго смотрит в пустые глазницы, выискивая в них остатки того мальчишки, что не знал о чертовой богине.
Трудяга расстегивает пуговицу, Клюква говорит "нет".
Клюква говорит "нет" не дослушивая. Он заглядывает в чужую черепную коробку и больно кусает, оставляя синяки. Клюква говорит "нет" всегда, но оставляет много следов и смертельно обижается, стоит Трудяге уйти дольше, чем на час. Трудяга учит таблицы по химии и строгие законы физики, когда Клюква спит, привычно отворачивает лампу от других. Рука на его талии все реже, заспанное "доброе утро" никогда больше.
Трудяга мягко забирает из его руки стакан с остро пахнущим пойлом, Клюква говорит “отдай”.
Клюква не алкаш, подобно Жирафу и Картежнику, но меры не знает. Клюква смеется невпопад, говорит в стену и Трудяга мягко отворачивает его к остальным. Клюква знает, что Трудяга знает, что тот говорит в стену нарочно. Ему просто нравится ощущение чужих ладоней на плечах.
Клюква говорит "пошли со мной, я покажу тебе нашу богиню", Трудяга говорит "да".
Клюква кладет мятую сотню на барную стойку, которая, вообще-то, когда-то давно была партой. Кто-то из прошлого выпуска собрал ее из нескольких парт и разрисовал, сделав новым произведением искусства. Рисунки подстерлись от времени, неуважительные вандалы писали, рисовали и царапали поверх них надписи, приняв за еще одну Стену. Картежник забирает купюру, ставит на ее место Лунную Дорогу и смотрит на Трудягу пронзительно и настороженно из-под капюшона темно-синей толстовки, Трудяга неуверенно кивает ему в ответ.
Клюква говорит “пей” и Трудяга и выпивает маслянистую жидкость в фарфоровой чашке залпом.
На той стороне Клюква красноглаз, остроух и еще более кусач, чем где-либо. Он мягко пропевает молитву, голос его отражается от светлых стен. Трудяга оглядывается, видит свой собственный длинный белый хвост. Жутко кружилась голова, хотелось упасть на пол. Где-то вдалеке бьет молния. Идя с Клюквой за руку от европейских зданий в сторону испанской виллы он не помнит, чтобы шел дождь.
"Мне нужна твоя рука" – просит Клюква, Трудяга говорит "да".
Кровь стекает на алтарь, он смотрит на собственную руку, на собственные обнаженные вены. Вдоль, а не поперек, он знает, что делает. Клюква точно ебнулся.
Трудяга не знает, как оказался в Могильнике, однако рука противно ныла. Еще противным был Паук, что-то спрашивающий, но от него юноша лишь отмахивается.
Нет, Трудяга еще помнил того мальчишку в толстенных очках, что носился с томиком Библии. Еще помнил того мальчишку с короткой стрижкой под горшок, еще не загуливающего в бестиарий раз в месяц ради идеальной пепельной шевелюры. Еще помнит те карие, почти черные глаза, что еще не вытекли. Помнит, как Клюква увидел свою богиню в ту проклятую ночь, когда все старшие исчезли. Помнит, как тот выколол глаза месяц спустя, в агонии шепча про День Единой Борьбы.
Хватит.
Того Клюквы больше нет. Тот Клюква был ласков и дружелюбен, тот Клюква не звал с собой в Изнанку. Тот Клюква обижался, стоило Трудяге уйти в Наружность, не сказав ему. У того Клюквы хотя бы были глаза.
Этот Клюква готов положить его на алтарь, подобно агнцу, к ногам своей богини.
Трудяга не больше не пытается целовать, Клюква говорит "пожалуйста".
Красная полоска немного подпортила жизнь. Теперь нужно появляться в Могильнике чаще, чем раз в месяц и воспитатели следят пристальнее. Кролику приходится выходить в Наружность одному. Сигареты все такие же противные, он больше не пытается закурить снова.
Трудяга не устраивается около чужих колен, Клюква говорит "я соскучился".
Спустя время рука перестает противно ныть, а Клюква становится мрачен до отвращения. "Я кое-что готовлю, дорогой" – говорит он и скрывается в темноте коридора. Трудяга чувствует ладонь на животе сквозь сон ближе к утру, это становится нормой.
Клюква говорит "приближается страшное, пойдем со мной. Останемся там", Трудяга говорит "нет".
Помню, как читал это в первый раз. Я рыдал как сучка и бил пол от того насколько это было чувственно
До сих пор такие эмоции от прочтения. Наверное, один из моих самых любимых из наших разгонов по Дому