Неудовлетворенность ворочалась под кожей, словно зверь. Зверь из дёгтя, тяжелый, засасывающий в себя, как болото, ухитряющийся тем не менее сжирать изнутри.
Чуя со вздохом перекатился на бок и зажал одеяло между ног. Кожа не зудела, а скорее фантомно свербела, словно каждый дюйм, каждая клеточка требовали внимания. Прикосновения ладони. Легкого нажатия. Царапанья коротких ногтей.
Чуя прикусил уголок подушки, закрыл глаза и запустил руку в штаны. Член ткнулся в ладонь мокрой головкой с готовностью, которую Накахара сам от себя не ожидал.
Показательно.
Перевернувшись еще немного, ближе к положению на животе, Чуя закрыл глаза и принялся ласкать сам себя. Погладил головку большим пальцем, надавил на уретру, пощекотал уздечку, вздрагивая и шумно втягивая загустевший воздух носом.
Внимания хотелось так, что коленки разъезжались и бедра сводило. Хотелось лечь на живот, прогнуться в спине — что он и сделал — и развести руками ягодицы. Хотелось… Стыдного. Странного. Пальцев в заднице, хлюпанья смазки, потом — болезненно-сладкого вторжения. Чтобы крупная головка тянула мышцы. Чтобы член входил медленно, преодолевая сопротивление. Чтобы чужие пальцы слегка постучали ему по промежности, заставляя дрожать. Чтобы прохладная узкая ладонь сгребла звенящие от возбуждения яйца и слегка сжала, оттягивая.
Кулак энергично задвигался по члену, хотя Чуя почти не ощущал удовольствия от собственных действий.
Хотелось внимания. Чтобы ногти процарапали спину, оставляя красно-розовые полосы на коже. Чтобы рот накрыл шею и зубы сжались, засасывая кожу. Оставляя следы от зубов. Прихватывая загривок до острой боли и искр из глаз, до слез и беспомощности.
От мысли, что его отметят, укусят, оставят засос, внутри все сладко дрогнуло.
Чуя шумно выдохнул, выгибаясь и проезжаясь мокрой головкой по простыне. Челюсть сводило — он тоже хотел кусаться.
Хотелось тянуть тренированные мышцы до предела; разводя колени и бедра до онемения, до ломоты, распластываясь лягушонком по постели. Униженно и сладко предлагая себя.
Хотелось, чтобы вцепившиеся в подушку руки накрыли чужие, вжимая в ткань, переплетая пальцы.
Хотелось, чтобы его качало вперед и назад каждым толчком. Чтобы жар чужого тела заставил взмокнуть.
Чтобы он кончил на члене без рук, извиваясь и скуля, вертя бедрами, как шлюшка.
Чтобы, выходя, его слегка шлепнули по заднице и мокрая головка мазнула спермой по коже ягодиц — словно оставляя росчерк на память.
Накахара глухо застонал и мелко задрожал, кончая, выжимая себя до капли. Губами хватая воздух и глухо постанывая.
Пока все не было кончено.
Затекшее плечо ныло, и он бездумно распластался на кровати, об подушку вытирая взмокший лоб. Волосы липли к лицу, лезли в глаза.
Чуя засопел в подушку.
Низ живота ныл.
Задница была до обидного не растраханной.
Внимания и ласки хотелось все с той же невыносимой силой.
Накахара поерзал.
Под животом было мокро. Голый зад обдувался всеми ветрами.
Уши прижгло стыдом.
Чуя завел руку за спину и с досадой, граничащей со злобой, потрогал себя между ягодиц, кончиками пальцев обводя туго сжатый анус.
Чья-то узкая ладонь широким жестом неожиданно огладила его ягодицу. Вдоль хребта прокатилась колкая щекотка возбуждения, в животе потяжелело, дыхание сперло: чужая ласка делала с ним страшное.
Накахара обернулся, бросая короткий взгляд через плечо, демонстрируя свое полыхающее лицо.
— Скумбрия?..
Дазай сжал пальцы на мягкой коже и усмехнулся.
— Соскучился?..
(01.12.2019.)