Табуретка уныло скрипела по белому кафелю, грязно-зелёные стены обшарпанной кухоньки общежития давили серой сыростью со всех сторон.
Молодой усатый студент, качаясь на скользкой холодной табуретке, читал вчерашнюю газету и пил пустой жиденький чай. Неподходящий по размеру не ГОСТовский стакан со сбитыми краями звонко стучал по стенкам подстаканника.
Студент (Ю. Грачёв, журфак, второй курс) читал статью мелким шрифтом с кричащим заголовком "НЕ ЗАЩИЩЁН — ЗНАЧИТ БЕЗЗАЩИТЕН".
В статье очень интересно и увлекательно рассказывалось о пользе мытья рук советской водой (которая не в их пример лучше какой-нибудь там американской, хотя бы тем, что она есть на территории СССР) и мыльно-пильными принадлежностями.
Студентик выделял красным карандашиком элементы гипноза, изрядно измочалив этим газету.
Газета была не его — макулатуру ему отдавал мальчишка из соседнего квартала, отчего газеты были тонкими. Проговаривали, отец мальчика печатает деньги, доставая из листа середнюю его часть.
Не его, студентинино, это дело.
Его дело — учиться журналистике. Он, Юрий Грачёв, станет великим журналистом. И без этого газетного гипноза, ей-богу!
Остывший чай доконал и так уже треснувший стакан, а ведь ему всего-то хотелось увидеть мир.
Чай медленно выбирался через вензеля на подстаканнике, и медленно сползал на босую ногу уже истерящего студента.
Избитый газетой чай обиженно уполз на плитку, а потом в коридор, в комнатах которого мирно издыхали от похмелья студенты — суббота же.
Юра не пил. Ему и так хватало.
Иногда ему казалось, что он — единственный из собратьев-коллег, кто видит.
Всё-таки детство в родном городе сделало своё дело.
Он умел общаться с хтоническими сущностями Катамарановска и не только, что значительно затрудняло и одновременно облегчало его жизнь.
Коллеги считали его свихнувшимся.
Взаимно.
Зато его никто не трогал.
Он мог учиться.
Он был лучшим.
Он вёл потрясающие всю Москву репортажи.
Его трижды отчисляли за свободомыслие.
Он нашёл элементы гипноза в газетах.
Чайник закипел, просигнализировав криком гагарки.
Несколько тонущих чаинок закружились в холодном кипятке.
Игорь-хтонь.
Серёга-робот.
Ричард-тьфу-ты-миллионер-чёртов-алкоголик-как-он-там-умер-уже-наверно.
Пол уходил из-под ног — спать надо больше — но Юра его постоянно догонял и обгонял.
Стоять не получалось.
Наступило редкое время, тот предрассветный час, когда пространство исчерает.
Жаль сахару нет, чай пустой.
А денег не осталось.
С деревьев падали редкие капли прошедшего дождя.
Учиться оставалось год.
Гениальные репортажи больше не потрясают Москвы, в аккуратных радиоактивных коробках они переправляются на телевидение Катамарановска, где плёнку крутят почти круглые сутки.
Юра там известен.
А Ричард Сапогов в роли директора девятого канала (раньше там ещё показывали мультики) ему не знаком.
Юре обещают, что его встретят с цветами.
По столу в общажной кухоньке пробежал девятилапый таракан