Энни пыталась понять, почему Армин сидит с ней за одним столом. Места было предостаточно – на обед шли не все сразу, а кто как освободится. Самый подвижный пункт в их расписании. Поэтому Арлерт при желании мог сесть где угодно. Вон, например, в углу была Микаса и Саша – Браус что-то радостно рассказывала, активно размахивая руками. Вон там Жан – они с Марко буднично беседовали. Вон на худой конец какая Хистория – она уж любого рядом примет, можно не переживать. Но Армин сел рядом с Энни и явно что-то хотел сказать. Постоянно смотрел на неё, пока она не перехватывала взгляд, и вздрагивал, утыкаясь носом в тарелку. Еда, кстати, у него почти кончилась, а остатки чая не убеждали. Арлерт тут для чего-то, и Энни это не нравилось.
— Энни, — наконец сказал Армин, когда капли чая окончательно иссякли как оправдание. — Подойдёшь на задний двор дальних казарм после тренировки?
Леонхарт нахмурилась, не в силах подавить подступающее раздражение. Выглядело так, словно Арлерт собирался признаться в любви. Специально же начал говорить, когда все стеклись к Жану в центр, чтоб послушать что-то. В трескотне столовских разговоров уловить тихий взволнованный голос Армина трудно – и он об этом прекрасно знал. Рядом тем более никого, а перекинуться парой дежурных фраз не преступление. Идеальный план.
Энни хотелось возразить и высказать что-нибудь грубое, чтоб Арлерт аж отпрянул в ужасе, но слов не находилось. Все они какие-то недостаточно резкие и, кажется, половина вообще не возьмёт Армина. Не потому, что он оплот уверенности, а скорее наоборот – он улыбнётся как-то слегка виновато или вообще в ответ обезоружит чем-нибудь. Кто его знает, что в этой светлой голове.
Пока Леонхарт соображала, как бы отмазаться, Армин вообще исчез. Выскользнул из душного зала, куда начали приходить кадеты. Вон уже был слышен громкий голос Эрена, а значит в ответ разорётся и Жан. Ещё большего шума Энни бы не выдержала.
После обеда была уборка и различные поручения, а потом тренировка. Спарринги проходили по-обычному уныло. Энни с какой-то грустью думала обо всех этих ребятах, которые так неуклюже дрались и смеялись. В настоящем сражении это стоило бы перелома, вывернутой шеи или смерти. А тут они со смехом падали, становились в нелепые позы и били не в полную силу. Шадис болел – дисциплина плыла безбожно.
Они же дети, думала Энни. Ну, конечно, кто-то видел титанов, но в основном вся эта толпа – незрячие дети, выросшие на какой-то сказке про армию. Никакой войны они никогда не видели, вот и тренировались так легкомысленно. Её собственный партнер, какая-то невзрачная девица, вообще боялась двигаться, зажималась и била словно деревянная кукла. Она, наверно, боялась Энни, но вообще-то её бить тоже не хотелось. Хватало пары ударов вполсилы, чтоб раз за разом сбивать её с ног.
Перед ужином были иногда крупицы свободного времени, в которые многим хотелось побыть детьми без масок кадет. Энни и это бесило – им таких свободных минут не выделяли. Даже случайно они в расписание не просачивались, а тут раза два в неделю случалось. Как-то кулаки сами сжимались и хотелось бить в полную силу – чтоб просто знали те же лишения, что и она.
Но раз уж пару минут образовались, то можно было пойти и отшить Армина. По пути Энни думала о том, как будет выглядеть его нелепое признание – а что это именно оно Леонхарт уже не сомневалась ни секунды. Все сценарии были преувеличенно ненатуральными. В одних Армин был героем-романтиком, в других – мямлей сильнее прежнего. Ни в одном из них Энни не могла для себя прощупать ниточку того настоящего Армина, которого видела каждый день. На пару секунд Леонхарт вообще задумалась, видит ли Арлерта хоть чуть-чуть. Казалось, он так умело прячется за другими, что даже не поймешь, каков он на самом деле. Раздражение только усиливалось, кулаки сжимались.
Солнце приятно садилось за горизонт и освещало всё в тёплых тонах. По пути Энни видела флиртующую парочку, и в этих лучах они выглядели такими ненастоящими. Сошли с постановочного фотоснимка для открытки. Жуткое ощущение накатило следом – вдруг через пару недель она затопчет их своими собственными ногами? В памяти они так и останутся такой вот открыткой в тёплых летних лучах.
Армин действительно ждал и нервничал, оглядываясь по сторонам. В нём угадывался какой-то азарт, а в глазах стоял блеск. Щёки раскраснелись, и он казался неожиданно красивым до неприличия. Такой мальчишка с какой-то тайной, которому хочется поверить. Энни на пару секунд выпала из реальности, смотря на Арлерта. Потом он её заметил и поманил рукой за угол сложенных брёвен. Очевидно, казарм будет больше, но пока стащили только материал.
Энни послушно пошла следом. Раздражение чуть отступило, но пришло беспокойство. Понять, почему стало волнительно, было сложно. Наверно из-за тех секунд, когда она любовалась Армином. Всё же дико именно им любоваться. Но в отличии от той парочки он не был похож на картинку с открытки – нет, наоборот, полон жизни.
— Ну? — грубо кинула Энни, завернув за угол.
Армин сидел на корточках и обернулся, вновь поманив рукой.
Энни уже почти придумала колкость, но стоило ей подойти и сесть рядом, как она увидела истинную причину.
Армин рукой игрался с котёнком. Тот как самый настоящий зверь кусал пальцы со всей кровожадностью, но выходило смешно. Челюсти едва смыкались на коже, а все усилия уходили на очередной бросок и нападение. Армин рассмеялся от новой атаки и погладил котёнка по голове. Тот довольно прищурился, забыв о своей дикости и кровожадности, и вновь начал кусаться.
— Откуда он здесь?
Бешенство было плохой перспективой соседства с животным – и его приносили как раз мелкие звери, если судить по рассказам прошлых лет. Да и блох заодно. Частые бани спасли от одного, запрет подкармливать даже самую милую белочку – от другого. Энни сначала даже удивлялась, как здешние добились такого, что минимизировали все эти неприятности. Почему-то подозревала Шадиса со стальной хваткой во всём этом – если не напрямую, то частично точно.
— Не знаю, — сказал Армин. — Но он один. Вряд ли кошка родила одного. Видимо, случайно попал и пора искать дыру или других котят.
— Думаю, скрыть такое сложно, — скептически заметила Энни.
— Ну, все помнят, как Саша из лесу притащила ежа, так что…
Армин слабо улыбнулся. Абсолютно точно невозможно скрыть котёнка в месте, где когда-то напортачила Саша.
— И что с ним делать? — Энни аккуратно занесла руку над котёнком и тот настороженно замер.
Армин улыбнулся. Котёнок чуть привстал, принюхался к ладони и потом лизнул. Прикосновение мягкой тёплой шерсти следом почему-то казалось таким приятным, что невозможно было сдержать улыбку. Энни погладила шкодливый комочек. Котёнок тут же принялся играть с её рукой.
— Думаю, лучше вынести за территорию незаметно, — сказал Арлерт. — Он тут всего пару дней. Жалобно мяукал, поэтому и нашёл.
— Почему сразу не попытался вернуть его природе?
Армин смущенно повёл плечами.
— Я захотел о нём тебе рассказать.
Энни поморщилась. Опять стало не по себе. Она перевела взгляд на Армина. Против копившегося внутри раздражения у Арлерта была лишь спокойная улыбка. В ней неожиданно вообще не было смущения или ликования, просто наслаждение моментом. Он улыбнулся чуть шире, когда котёнок неожиданно обхватил лапами всю руку.
— Почему мне? — всё же спросила Энни.
— Мне показалось, ты любишь животных.
Леонхарт высвободила руку и убрала её. Котёнок растерянно озирался, словно лишился товарища.
— Саша тоже, — сказала она холодно.
— Ну да, и ей Конни показал. Как и Жану, — пожал плечами Армин.
Теперь он принялся играть, а потом нахмурился, словно что-то вспомнил. Потом обернулся за кружкой – она оказывается стояла возле него – и поставил перед носом котёнка. Тот принюхался и жадно принялся есть содержимое. Энни пригляделась и поняла, что это кусок хлеба, замоченный в обеденной похлебке.
— И ты веришь, что они сохранят эту тайну? — удивилась Энни – вполне искренне.
— Конечно, — спокойно ответил Армин и посмотрел на Энни.
— А я сохраню?
— Конечно.
— Слишком сильно ты в меня веришь.
— А мне нельзя?
Котёнок перевернул кружку и пытался в неё залезть. Размеры в принципе ещё позволяли.
— Жан показал Микасе. А Микаса – Эрену.
Энни не хотела смотреть на Армина.
— А Имир – Хистории, — закончил Армин.
Энни не хотелось знать, какой смысл в этих цепочках. Они завершались все равно одним.
— А ты – мне, — подытожила Энни. — Но как-то не вяжется.
— Ну, ты жалеешь разве?
Котёнок потёрся о её руку, и Энни погладила его. Смешной, тёмно-коричневый, с полосами и забавными жёлтыми глазами он казался словно из другого мира. Там нет войн, стен, островов с дьяволами и вообще ничего. Только размякший в остатках похлёбки хлеб и тёплые руки.
— Вообще-то котов едят, если совсем ничего нет.
— Я знаю, — сказал Армин. — Но ты думаешь, мы его съедим?
Отвечать не хотелось.
— Мне тоже надо кому-то показать? Это задание? — всё же резко оскалилась Леонхарт.
Армина не проняло.
— Да нет, — он покачал головой. — Это же делают из-за внутреннего желания – я хочу показать тебе милое, вот, смотри. Только с тобой хочу поделиться, вот и показываю. Как Жан – Микасе. Как Микаса – Эрену. Как Имир – Хистории. Как Конни – Саше и увязавшемуся Жану.
— Как ты – мне.
— Ну да, — Армин наконец чуть покраснел. — Не знаю почему. Просто подумал о тебе первой, когда увидел его.
— А тебе кто показал? — почему-то спросила Энни.
Ей захотелось узнать, кто это. Одновременно в этом любопытстве было что-то злое, словно никто не имел право показывать Армину этого несчастного котёнка. Энни бы сама показала – если бы знала. Хотя эта мысль тут же как-то встревожила и взволновала изнутри, подступив волной то ли смятения, то ли смущения.
— Никто, — улыбнулся Армин. — Я сам нашёл. А потом смотрел, как люди его друг другу показывают. Интересно это.
Волнение охватило всё внутри, не давая мыслям как-то оформиться в слова.
— Тебе, наверно, покажет, Бертольд, он сюда вчера забредал.
Энни чуть сжала губы.
— А ты ещё кому-то покажешь?
Хотелось украсть это – оставить себе привилегию. Больше никому – только ей одной.
— Вряд ли, — пожал плечами Армин. — А что?
— Не знаю, — сказала Энни. — Мне бы не хотелось.
Вырвалось как-то само. Но слова были верные, хотя почему так их хотелось сказать – неясно.
Армин улыбнулся.
— Я подумал, что тебя это порадует. Ты мрачнее обычного, а почему – не знаю. Скоро же вообще выпуск!
На одну мучительную вечную секунду внутри появилось яростное желание рассказать ему всё от начала до конца. Признаться как на духу непонятно для чего. Это не про покаяние – просто не держать в себе и всё. Наверно тогда это красивое лицо исказиться ужасом, и больше Армин ей так улыбнётся. И секунда закончилась тишиной.
— Да, он милый, — признала Энни тихо, но так и не поняла, кто этот «он».
Обратно они шли молча. Как-то не сговариваясь решили не прятаться и не разделяться. Эти пару минут тоже наполнились внутри Леонхарт чем-то приятным, но одновременно тревожным. Уже у столовой Энни тихо сказала:
— Спасибо.
Армин кивнул, улыбнулся и поднёс палец к губам. В Леонхарт что-то встрепенулось неожиданной нежностью, и захотелось как-то физически её выразить. И казалось, что лишь одна форма в достаточной мере это может – поцелуи. Армин скрылся за дверьми, а Энни так и стояла посреди этого нахлынувшего необъяснимого желания. Почему-то разозлилась на себя за него и одновременно разочаровалась, что не смогла, не успела.
Бертольд подошёл и нервно помахал рукой.
— Энни, слушай, — начал он тихо, хотя никого рядом не было.
— М?
— Я… Подойдёшь после ужина к брёвнам за дальними казармами…
— Нет, — отрезала Леонхарт. — Я устала, прости.
Бертольд поник. Энни зашла в душную громкую столовую, пытаясь не думать об этом вечере.