Люди часто думают о странных вещах. В какой-то степени даже регулярно. О том, как изменить ход независящих от них событий, например. Или о том, как по щелчку пальцев получить всё, что тебе будет угодно. И, может быть, даже о том, каково это - жить в одной комнате с человеком, которого всегда ненавидел.
Он ненавидел всё.
Открывать глаза утром и первым делом видеть этого человека. Слышать его голос. Терпеть замашки. Эту белую копну волос. Круги под глазами. Улыбку и взгляд, смотрящий сквозь. Безумные идеи, помятую футболку, беспорядок на его кровати и рабочем месте, факт самого присутствия, факт совместной работы, факт того, насколько сейчас всё зависит именно от этого, мать его, человека.
Всё. Абсолютно. Без исключений.
Это бесило.
В очередной раз убирать грязную посуду и слушать лекции по плану, длиной в четыре часа. В два ночи просыпаться от стука пальцев по клавиатуре, а после силком отправлять его спать, или за кофе, ведь в такие времена ходячее тело может доставить кучу проблем, которые повлияют абсолютно на всё и всех. Он мог бы врезать этому идиоту со всей дури, - мало ли для душевного спокойствия бы помогло - но ведь тот даже не станет отвечать.
И это, блять, тоже очень бесит.
А выпихнуть под зад незаконного жильца он не мог: чёткий порядок исполнения плана будет разрушен, времени уже не хватает. В конце концов, он не мог допустить, чтобы всё слилось в трубу. Какие в очередной раз чувства вызывает это, думаю, понятно.
И всё же, когда понимаешь, что видишь кого-то в последний раз - что-то внутри готово сломаться.
Оно становится таким, как будто отмечено этикеткой с надписью "fragile". Стоит лишь прикоснуться, пускай невесомо и на какое-то мгновение, - разобьётся. А осколки... осколки останутся совсем незаметными. Как пыль. Ты даже не сможешь попытаться их склеить.
Дата смерти обведена в календаре красным.
Всё уже решено.
Остаётся несколько месяцев. Потом всего один. За ним пару недель, одна. Какое-то количество дней. Уже завтра.
То, что он действительно ненавидел, то, что действительно его бесило, так это то, что чем дальше время шло, тем меньше всё это выводило его из себя, а он просто заставлял себя верить, что ничего не меняется изо дня в день.
Ведь дата смерти обведена в календаре. Красным.
Как будто собственной кровью.
На задворках сознания он понимал, что всё идёт к чёрту, но продолжал отрицать. Ещё тогда, когда после первого их незамысловатого диалога, во время отключения света, наконец-то заметил положительные эмоции в свою сторону во взгляде парня, и был доволен этим. Когда в голове промелькнула мысль обнять его, в то время, как разглядывал документы из-за плеча, которую он возненавидел всей душой. Сразу после того, как он начал считать нескучным жить рядом с таким человеком, что взбесило сильнее, чем всё до этого.
Он ненавидел это всё, но ненавидел ли? Да, безусловно. Но... разве так выглядит ненависть? Нет. Точно нет. Или да?
Всё это.. что-то гораздо запутаннее.
Ощущать столько противоположных чувств к одному и тому же человеку, по его мнению, едва ли это было чем-то нормальным. Возможно, что он попросту на голову больной. Да и разве не сделал уже достаточно, чтобы таким себя считать? Ироничный вышел бы финал сюжета. Вызывает нервный смех.
Дата, обведенная на календаре - уже завтрашний день.
Он проснулся посреди ночи. Стрелки на часах сосредоточились у единицы. Кажется, ничего необычного, но.. нет, всё же что-то было иначе. Сонная тишина нарушалась тиканьем часового механизма. Привычный звук, настолько же, насколько привычно моргание, и такой же незаметный, только.. сегодня он смешивался с чем-то посторонним, и это не был стук клавиатурных клавиш. Что-то другое. Парень прислушался. Скрежет. Тихий. Как если бы кто-то писал на бумаге, наверное? Стараясь не шуметь, он отвернулся от стены.
Размытая фигура сидела за столом. Размытая? А, точно. Он дотянулся до прикроватной тумбы, нашаривая очки. Вот, намного лучше. Силуэт приобрёл очертания. Кто-то, полностью обёрнутый в одеяло, в свете тусклой лампы писал на листочке бумаги.
«Кто-то.»
С ним живёт только один человек.
Можно было окликнуть, можно проигнорировать и снова уснуть, но... интересно, что он пишет? Ещё и.. в такой час? Любопытство брало верх.
Парень поднялся с кровати, стараясь передвигаться абсолютно бесшумно, вплоть до того, пока не оказался за спиной соседа.
- Маэда.. - Рука легла на плечо сидящего.
«Завещание» было единственным, что он успел рассмотреть из неаккуратно написанного на тетрадном листе - парень быстрым движением заслонил текст, а после скомкал бумагу в ладони, швырнув в стоящую рядом мусорку.
Маэда повернулся на стоящего. Поскольку одеялом он накрылся с головой, то в полутьме оставалось видно только лицо, измученное и неправильно безразличное. Казалось, что Коичи не спал несколько суток подряд, загоняя себя до предела возможностей.
- А, Маки... ты же вроде спал, или..?
- Спал. Какое-то время.
- А, хорошо. Но знаешь, лучше ложись обратно, утром тебе нельзя выглядеть как ходячий.. труп. - Запинание перед последним словом слышалось отчётливо; после он хотел добавить что-то ещё, однако не стал.
Глаза Маэды казались стеклянными, и хоть Таббелион мог уловить в них какую-то часть теплоты, но это заставляло внутренности переворачиваться. Хотелось верить, что всё это дурацкие игры освещения. Коичи высунул из одеяла руку, перехватывая его поудобнее, после чего без лишних звуков отодвинул стул. Его взгляд с грустью и раздражением прошелся по мусорному ведру, когда парень прошагал мимо, отступая к своей койке. Маэда скинул тапки на пол, с ногами залезая на кровать, и устроился спиной к стене, поплотнее кутаясь в ткань.
Таббелион остался стоять на месте, наблюдая.
- Не будешь ложиться?
Коичи слегка повернул голову в сторону зависшего на одном месте соседа. Казалось, что бодрствование Маки его только раздражает.
- А ты разве не буде— а. - Фраза прервалась на полуслове.
Точно. Он совсем забыл. Верно.
Ни один человек не станет спать, когда до его смерти осталось несколько часов.
Стрелки перешли отметку двенадцать.
Дата, обведенная красным в календаре - сегодняшний день.
Коичи Маэда умрёт сегодня. Время смерти - 5:05.
И всё, что у него осталось - ровно четыре часа, чтобы потратить последний кислород.
Но перед смертью не надышишься.
А может, надышаться здесь не мог как раз Таббелион?..
Маэда выглядел невозмутимым. Словно давно уже всё принял, но разве это было неправдой? Он ведь сам.. как же, блять, бесит. Маки ненавидит и это, и его. До глубины души, да так, что становится больно.
Не спрашивая разрешения, он обходит свою кровать, подходя к соседней, и садится у стенки, рядом с Коичи, почти вплотную. Парень сидит молча, уткнувшись лбом в свои колени. Таббелион тоже не может что-либо сказать. Он лишь обращает внимание на руку, выглядывающую из-под одеяла. Если сказать ничего не выходит, то.. нет, ему хочется бежать от этих мыслей. Они вызывают только скрип зубов.
Или это то, в чём ты так отчаянно себя убеждаешь, а?
Гадское чувство перемешивалось с желанием взять руку Маэды в свою. Было бы это.. хоть каким-то жестом поддержки? Пхх. Нет-нет. Да о какой поддержке вообще может идти речь? Сейчас? Особенно от него. Ему хотелось сжать чужую руку в своей, крепко, однако.. тц.
Он не заметил, как потянулся к ней, и едва успел вовремя одёрнуть себя.
Часы на стене продолжали отсчитывать минуты.
Осталось ещё три часа.
- Ты.. не боишься?
- М? - Коичи повернул голову наконец-то посмотрев на сидящего рядом.
- Не паникуешь, не проклинаешь всё на свете, не плачешь. Тебе и правда не страшно?
В ответ Таббелион получил только смех. Маэда смеялся так, словно ему рассказали анекдот про Петеньку и табуретку.
Маки и не понял, что заставило его поступить именно так, но через секунду лицо Коичи оказалось зажато между его ладоней.
Истерический смех затих, осталось недоумение. Таббелион не знал, что хотел сделать. Отпускать, впрочем, тоже не спешил. Было.. очень странно. Не так давно он хотел только одного – посильнее вмазать в это лицо, но теперь... первой мыслью в его голове было не уже привычное «я ненавижу тебя», но что-то совсем противоположное, и это убивало.
«Я люблю тебя» - было тем, что хотелось сказать.
Но он молчал, не убирая рук с теплых щек и задумчиво всматриваясь.
Всё было неправильно. Искажено и переломано. Конец пьесы известен заранее. Это ничем не поможет, ни к чему не приведёт. Эти слова сейчас бесполезны.
Он не может сказать «отменим план».
Он не может сказать «тебе не нужно делать этого».
Он не может сказать «давай всё бросим».
И он ненавидит себя за это.
А лучше бы продолжал ненавидеть кое-кого другого.
Жизнь.. играет слишком грязно.
Глаза Коичи абсолютно сухие, а Маки казалось, что сейчас расплачется уже он.
Молча, парень выпустил лицо Маэды из ладоней, переместив их на плечи, и потянул его на себя. Коичи потерял шаткое равновесие, падая в объятия человека, от которого ожидал подобного в последнюю очередь. Таббелион устало вздохнул, устраиваясь щекой на чужой макушке, правой рукой успокаивающе поглаживая парня по спине. Это было единственное. Единственное, что он мог сделать.
Даже если это ничем не поможет.
Неожиданно возвращаясь к теме, послышался приглушенный голос Коичи:
- Твой вопрос совсем идиотский, ха... - Он тихо шморгнул носом, выдавливая слова с трудом. - ..конечно же, мне страшно.. очень страшно..... любой человек боится своей смерти, даже тогда, когда сам хочет этого. Поэтому и я тоже. Я тоже.. боюсь. Но это не имеет никакого значения, знаешь? Это просто то, что будет правильно..
«Правильно».
Таббелион не мог ничего на это ответить. Мелкая дрожь в теле Маэды выдавала его с потрохами, какое бы невозмутимое лицо он не строил, потому Маки, на самом деле, знал ответ ещё задолго до того, как парень озвучил его сам. Он просто хотел, чтобы тот признал это. Ради самого себя же.
Часы же продолжали тикать.
Осталось меньше двух часов.
Они сидели, не сдвигаясь ни на миллиметр.
С того момента никто не проронил ни слова больше, но это даже помогало. Слышать сейчас что-то ещё банально не хотелось. Становилось тошно от любого упоминания чего бы то ни было. Любое слово, фраза, звук.. лишь напоминание о том, что у времени свой чёткий курс - идти вперёд. Изменить эту установку не сможет никто. И уж тем более не здесь и не сейчас.
А потому говорить что-то казалось пустой тратой.
Даже думать казалось тем же.
Но в головах и так уже ничего не осталось, кроме заполняющего пространство стука настенных часов.
Остался час.
Осталось пол.
Тик-так, тик-так, раздражающий звук.
Рассвет.
И время.
Таббелион не мог ничего сделать - таково его место в этой псевдопрофессиональной постановке. Да если бы и смог, то наверняка умер сам.
Хорошая концовка.. она просто не была прописана изначально.
Он не поднялся со своего места до самого конца. В молчании, приросши спиной к холодной стене, Маки наблюдал: как Маэда молча поднимается на ноги, проверяя положение стрелок на циферблате; как он накидывает на плечи кофту из шкафа; как в последний раз что-то проверяет в своих записях. А за этим.. как он идёт к двери, ведущей из комнаты.
Поворачивает дверную ручку.
Открывает.
И, последний раз, кидает взгляд на Таббелиона.
Прощальный.
А после растворяется в темноте коридора, захлопывая дверь.
С этого момента Коичи Маэды больше нет.
Он не плачет, не кричит, не бьёт вещи, не издаёт ни звука, но внутри что-то уже рассыпается.
С оглушительным треском и звоном, оно превращается в мелкую-мелкую пыль.
Совсем скоро он вспомнит про выброшенное в мусорку завещание, лежащее сверху нескольких неудавшихся вариантов, в порыве чего-то перечеркнутых и разорванных.
Он обязательно прочтёт.
Увидит просьбы и указания для плана, а также руководство, что сделать с некоторыми вещами. И полностью зачеркнутую фразу в конце тоже, смысл которой никогда не станет понятен теперь.
Труп заметят, а он услышит подтверждение смерти. Время - 5:05.
Тошнит, насколько всё точно.
И тогда реальность упадёт на голову железобетонной плитой, ведь отрицать уже не получится.
"Революция требует крови!"
Разве это не был твой лозунг?
Не было теми словами, что твердил изо дня в день твой собственный голос?
Знаешь, дата смерти была обведена в календаре красным.
А сделал это именно ты.
..эй, так скажи же, почему тогда сейчас ты плачешь, идиот?