Глава 1

Солнышко - говорит ей Томиока с параллели.


Красотка - поддакивает Шинобу-чан.


Мицури кивает.


Мицури верит.


Ну, как верит - п ы т а е т с я.


Сложновато это, верить, на самом деле, когда в отчем доме тебя небрежно за патлы цветастые хватают и спрашивают, когда это дерьмо нормального цвета будет, потому что нет сил уже к директору ходить да глаза стыдливо прятать.


Мицури сама не знает, откуда _это_ взялось.


Ну, не от сакура-же-моти, которые она ест в больших количествах в школе, потому что они вкусные и калорийные.


Ну, а что ещё остаётся? Их в семье штук шесть, на всех столько еды не напасёшься, особенно если каждый будет есть так, как Мицури.


Мицури на все карманные докупает себе еды в буфете, потому что порции в школе - объективно - маленькие - даже полторашка Шинобу-чан после них половину стыренного у Томиоки бенто съедает.


Мицури считает калории в приторно-розовом дневничке на перемене.


Мицури не хочет быть разочарованием родителей.


На розовые странички, исписанные розовыми чернилами с блёсточками с тихим хлопком падает контейнер.


Спасибо, что закрытый.


- У тебя глаза ещё более голодные, чем у Браус с параллели. Поешь, а.


Мицури из чужого бенто съедает только овощи, которые Кушель-сан красиво сложила.


У Мицури ладони слегка подрагивают от одного только взгляда на ровные слайсы терияки.


- Прости, Аккерман-сан, я худею.


"Я хуею" - не отвечает ей Аккерман-сан и забирает бенто ровно за секунду до того, как на место напротив падает Зоэ-сан, ровно за секунду до того, как Зоэ-сан начинает тянуть руки к халявной еде.



Мицури питается малопорционными салатиками и собственными заёбами.


Завистливыми взглядами после тестов и на физре, потому что должна же быть хоть какая-то польза от её огромной силы, за которую, кстати, её за длиннющие патлы тоже уже успели оттаскать.


Ты же девушка, Мицури.


Девушки не едят так много. Девушки не могут в дружеском спарринге опрокинуть через прогиб учащийся в классе для гениев шкаф два-на-два весом под сотку кэгэ.


Девушки не красят волосы.


Девушки не носят короткие вещи в обтяг.


Девушки не должны выглядеть, как работницы увеселительных кварталов.


Девушки должны хорошо учиться и гулять после школы с хорошими мальчиками, а не общаться с кучкой учащихся по обмену фриков.


Конечно, мамочка.


Я всё поняла.


Я же умная, хорошая девочка.


Мне всё понятно.



Мицури устраивается на подработку, потому что карманные надо копить на что-то хорошее.


[На гроб себе, например, потому что желудок пустой уже целую неделю].


Мицури на свою первую зарплату покупает себе кучу тюбиков краски для волос, и домой приходит с н о р м а л ь н ы м цветом.


Естественным.



С голодухи мозг отказывается работать, и приходится снова включать в себе гения цифр с расчётом калорий.


Главное - не свихнуться, потому что Мицури постоянно что-то считает.


Сколько надо пятёрок, чтобы занять первое место в рейтинге класса. Насколько сильно надо ударить мяч на волейболе, чтобы он не попал в аут.


Сколько нужно не есть сакура-моти, чтобы волосы сами стали чёрными.



- Я не буду суп, - говорит Аккерман-сан за очередным обедом, отодвигая от себя тарелку. - Кто-нибудь хочет?


Потянувшая к тарелке руки Зоэ-сан сгибается так, словно ей в живот только что прилетело тяжёлой книжкой.


- Кто-нибудь будет?


Мицури опускает взгляд в тетрадку и продолжает писать доклад по литре, потому что ей нужно быть лучшей.


Потому что мальчик из параллельного класса любит умных.


Потому что мальчик из параллельного класса обещал погулять с ней за доклад по литре.


Напрягись ещё, Мицури, ведь до родительского одобрения осталось немного.


Напрягись ещё, Мицури, и будет тебе счастье.


Напрягись, Мицури.


Будь хорошей девочкой.



Мальчик с ней потом действительно гуляет, и даже с её родителями знакомится, и Мицури слышит п о х в а л у.


И Мицури чуть не плачет, моргая часто-часто, как кукла, чтобы глаза не покраснели.


И ночами Мицури всё лето не спит, потому что к осени у неё должен быть готов подарок.


Мицури вязать, если честно, не умеет, и помощи просит у того самого парня из класса для гениев, который тоже - формально для родителей Мицури, потому что выглядит хорошо - входит в "кучку фриков".


И осенью, когда дует холодный ветер, Мицури дарит уже своему парню из параллельного класса красивый, красный шарф.


Мицури думает, что жизнь идёт хорошо, и отрастающие _цветные_ корни, которые она осознанно не замечает, этому не помеха.


Помехой становится то, что на Мицури форма почти болтается.


Юбку приходится закреплять булавкой, чтобы на самые бёдра не съезжала. Старая жилетка хорошо скрывает слишком худые для всех остальных бока, но всё ещё привлекает внимание к груди.



Пусть уж лучше смотрят на грудь.


От тебя же не убудет, да, Мицури?


"Конечно не убудет, мамочка."


От Мицури убывает только хорошее настроение, когда не хватает одного балла до высшего результата в тесте по физике.


Ну, ничего, напишет доклад, сделает презентацию, и её снова будут любить за первое место.


Настроение убывает, когда парень из параллельного класса хмурит брови и цыкает языком в день их прогулки.


Всё прямо как в песне, которая играет на повторе у Шинобу.


Воскресенье началось с дождя.


Мицури знает припев и надеется, что услышит то, что хочет.


Всё действительно, как в песне, которая играет на повторе у Шинобу.


Парень из параллельного класса снимает с себя подаренный шарф и бросает его в лужу перед ногами Мицури.


- У тебя самые обычные глаза.


- И твой ебучий красный шарф меня только душит.


- А твоя "очень глубокая" душа оказалась не глубже лужи.


Мицури не плачет, потому что девочкам нельзя плакать.


Мицури дома отстирывает шарф и обнимает его на протяжении всей бессонной ночи.


Мицури снова ничего не ест, потому что в глотку не лезет.


Мицури не смотрит в зеркало, потому что знает - корни сильно отросли, и мамочка ей брезгливо сказала покрасить этот ужас, потому что выглядит уёбищно.


У Мицури голова болит от запаха краски.


Мицури комкает пальцами свою любимую юбку и ждёт, пока из женской раздевалки все выйдут.


Не хочется, чтобы кто-то тыкал в её проступающие рёбра.


Падает Мицури, не дойдя до этой самой раздевалки.



***



Глаза от белого-белого потолка палаты у Мицури болят на протяжении всей недели, которую она в этой самой палате проводит.


Мицури хотела попросить врача не пускать к ней родителей, но родители и не приходили, поэтому незачем напрягаться.


Мицури носом шмыгает и моргает снова часто-часто.


- Открой рот.


Аккерман-сан приходит к ней всю эту неделю, и половина его посещений была не совсем "легальной", потому что он не родственник.


Аккерман-сан дует на суп и этим же самым супом Мицури с ложки кормит.


Потом кормит оладьями, которые ему наверняка помог приготовить Кирштайн-кун - от оладий пахнет вишней.


И Мицури почти плачет, потому что она так давно не ела нормально и не чувствовала сытости.


И Аккерман-сан объясняет ей пропущенные темы, и по волосам этим глупым гладит, и Мицури думает, что он самый лучший человек в её жизни. Самый лучший друг.


Просто: самый лучший.


И потом Мицури его обнимает, утыкается в грудь и _наконец-то_ плачет, потому что о ней в жизни даже в отчем доме так не заботились.


Аккерман-сан стоит в ступоре где-то с минуту, после осторожно, почти механически обнимая в ответ.


Сквозь пелену слёз Мицури видит Зоэ-сан - та улыбается во все тридцать два и показывает знак "класс" обеими руками.


- Четырёхглазая, что мне делать? - слышит Мицури шёпот сквозь собственные всхлипы.


- Продолжай в том же духе!


Стоящая рядом Рал-сан, которую Мицури замечает только сейчас, прикрывает улыбку ладонью и достаёт телефон.


Раздаётся щелчок камеры.


Аккерман-сан цыкает языком.



***



- Можно покрасить у тебя волосы?


Наверное, с такими словами к лучшим друзьям в половину одиннадцатого вечера не приходят.


А если и приходят, то, ну, хотя бы предупреждают.


Волосы у Мицури очень уёбищно отросли, и на порог её с этим ужасом пускать отказываются.


Залезть в свою комнату, конечно, можно и через окно, но Мицури стрёмно.


Аккерман-сан отходит от порога, кивает куда-то вбок, как бы говоря "проходи". Говорит потом вглубь квартиры чуть громко:


- Мама, дядя, это ко мне.


Аккерман-сан тянет Мицури за собой, едва она снимает свои не по погоде красивые туфельки.


- Может, отстрижём всё лишнее?


Мицури стопорится, так и не опускает занесённую для шага ногу.


Отрезать покрашенное. Ходить мало того, что с цветными, так ещё и с короткими волосами.


Ну совсем как проститутка.


- Аккерман-сан, я... Я...


- Канроджи, - перебивает её Аккерман-сан, - если девушка остригла свои цветные волосы, то это ещё не значит, что ей самое место в борделе. Я схожу за ножницами, а ты пока придумай убедительную отмазку для своих.


Мицури не падает на пол только потому, что Аккерман-сан любезно доводит её до стула.


Аккерман-сан выходит из комнаты, громко скрипит половица, Мицури слышит сказанное голосом Кенни-сан:


- Не шумите там! - и ещё одно, после короткой, но хорошо слышимой усмешки: - И пообходительней с дамой, крысёныш!


Аккерман-сан отвечает на это закатыванием глаз и цыканьем языка.


Мицури замечает потом в руках Аккерман-сан бритву, которую он, наверное, взял по привычке, и в голове щёлкает.


- Можно затылок сбрить? И чёлку вот так, - пальцами как бы "отсекает" лишние пряди, волосы подворачивает, примерно показывая, что хочет.


Аккерман-сан еле заметно дёргает уголком губ и кивает.


Мицури зажмуривается, чтобы было не так страшно.



Комнату от волос они очищают до часу, и только потом Аккерман-сан доводит Мицури до зеркала.


Прическа - один-в-один Аккерман-сан.


Мицури от радости подхватывает его за талию и, подняв над полом, кружит.


Аккерман-сан не кричит только из-за того, что может разбудить старших.


Аккерман-сан потом, когда провожает её до дома, советует начать одеваться по погоде.


Мицури легко тычет его в бок.


Кто бы говорил, ведь Аккерман-сан сейчас в лёгкой кожанке, которая досталась ему от Кушель-сан, ей - от Кенни-сан, а уж ему - от некоего Ури.


- До твоего дома далеко, - говорит Мицури, когда они останавливаются около нужного дома. Прямо под пожарной лестницей. - Возьми пожалуйста.


Мицури до самого носа закутывает его в шарф.


Тот самый, красный, который еле отстирала.


Аккерман-сан вздыхает деланно-недовольно, шарф поправляет так, чтобы дышать можно было, и кивает.


Сегодня - уже сегодня, кстати - снова воскресенье.


Воскресенье опять начинается с дождя.


Как в глупой песне, которая стоит на повторе и у Томиоки.


У Мицури неприятное дежавю.


- Надеюсь, я не похож в этом на подружку Йегера?


- Совсем нет.


В самых _обычных_ глазах Мицури чуть щиплет от мороза.


Или от того, что _ебучий_ красный шарф так сильно кололся.


И всё снова происходит, как в песне, только Аккерман-сан путает текст, потому что он такое слушает урывками, только из-за Зоэ-сан.


- Твой красный шарф совсем не ебучий.


И Мицури на пару минут выпадает из реальности.


И в её _самых красивых_ (Аккерман-сан побил того парня из параллельного класса с этими словами на губах - Мицури не видела, ей рассказали) глазах скапливаются слёзы.


А её не очень-то глубокая, по словам не только парня из параллельного класса, но и родителей, душа, [которая, наверное, была самой лучшей для Аккерман-сан], сейчас болит так сильно-сильно.


И пока ещё есть время, пока Аккерман-сан не ушёл, Мицури решается:


- Не правда ли луна сегодня такая прекрасная?


Аккерман-сан поднимает взгляд на небо - луна скрыта за тучами - и пожимает плечами.


- Не знаю, не видел.


Сердце Мицури пропускает удар. Ещё один.


В целом, Мицури не знает, сколько человек живёт без бьющегося сердца.


Аккерман-сан усмехается.


- Ты мне тоже.


Следующими своими движениями Аккерман-сан разматывает шарф, ловко накидывает его на Мицури и тянет за концы на себя.


Единственный плохонький фонарь гаснет.


И выглянувшая в окно мама Мицури не увидит ни свою дочь, ни самого лучшего человека в её жизни, ни то, как они целуются.