good / bad decisions.

и всё-таки, армин арлерт безнадёжно плох в принятии решений. 

если верить самому армину - он вообще во всём безнадёжно плох.

армин не мог назвать себя уверенным, нет - даже когда дело касалось выбора мюсли к завтраку или выбора одежды перед очередным учебным днём. каждое утро начиналось одинаково: полчаса сомнений перед кухонным шкафчиком, полчаса сомнений в гардеробе, держа в руках безразмерный вязаный кардиган и в размышлениях косясь на хлопковую рубашку с длинным рукавом.

красное яблоко или зелёное? текстовыделитель или тонкая капиллярная ручка? сесть за проект по микробиологии или за английскую грамматику? а может быть, за каллиграфию? с каллиграфией у него не слишком гладко. так уж вышло, что судьба посмеялась над ним, ехидно высунув язык, и из шести возможных факультативов ему предстояло выбрать только один, а до здания университета, как будто нарочно, ходили целых три злосчастных маршрутки. какой дорогой пойти домой? зелёный чай с жасмином или ванильная кола из автомата в вестибюле? выбор всегда давался ему с трудом - даже если выбирать приходилось незамедлительно, даже если ответ, казалось, лежал на самой поверхности, даже когда существовал единственный верный вариант.

армин арлерт не мог назвать себя решительным - достаточно решительным даже для того, чтобы утончить у старосты расписание пар на следующую неделю или взять нужный учебник в студенческой библиотеке. и, конечно же, армин никогда на своей памяти не был достаточно уверенным в себе и своих силах, чтобы пригласить кого-нибудь выпить по чашке миндального капучино после привычного субботнего факультатива по латыни - поэтому всегда шёл до остановки в полном одиночестве, воткнув наушники в уши и глядя под ноги, чтобы вдруг случайно не споткнуться о камушек на тротуаре.

быть может, поэтому со всего потока он достаточно близко общался от силы с парой людей; быть может, именно поэтому он всегда оставался в тени, всегда становился запасной опцией, планом «б», его способностей никогда не замечали в должной мере. армин не пользовался популярностью в своей группе, не был на слуху и в кружке юных биологов, члены которого собирались по средам в тесной аудитории на верхнем этаже, где в окна всегда светило солнце и было слишком жарко и душно. армина не приглашали на свидания, к нему не подходили и не заговаривали с ним, если только речь не шла о неурядице в задачке по генетике или просьбе переписать конспект лекции. когда дело касалось такого расплывчатого понятия как дружба, когда дело касалось социальных взаимодействий, армин всегда как-то сам по себе уходил на второй план. он не прятался, нет - просто тактично предпочитал не отсвечивать лишний раз, лишний раз не напоминать о себе, своей личности и своём существовании, в этом не было никакой нужды.

маленький армин, неуверенный в себе и зажатый армин, армин, который краснеет и запинается, который вечно путается в словах и так же путается в собственных ногах, поднимаясь по лестнице. армин, у которого всё всегда наперекосяк, всё всегда валится из рук, несуразный, неловкий, рассеянный, тот, на кого не обратишь внимание, если только не присмотришься подольше. армин с тихим голосом и нервной дрожью в руках, с непримечательной внешностью и совершенно такой же непримечательной улыбкой, армин со щербинкой между передними зубами, всё время прижимающий к груди книгу или рюкзак, неуверенно тянущий руку вверх, чтобы ответить на практическом занятии, сомневающийся, невидимый, стеснительный, вечно витающий в облаках, вечно задумчивый и вечно замёрзший, поникший и робкий. 

и, если честно, зачем вообще может понадобиться армин арлерт, если всегда есть возможность выбрать кого-то поинтереснее? кого-то получше. всегда найдётся кто-нибудь более харизматичный, более напористый и разговорчивый, кто-то более яркий и запоминающийся, интересоваться армином - гиблое дело, когда вокруг столько заманчивых альтернатив.

армин грустно улыбается своим мыслям, поправляет сползшую лямку рюкзака на плече и привычно занимает свободное сиденье в автобусе. в наушниках играет кейвтаун, по стеклу одна за другой стекают капли - первый дождь в этом апреле. посторонний шум в салоне действует на удивление успокаивающе, не давит на нервы, и под мерное постукивание капель, под гул мотора и приглушённую болтовню других пассажиров армин почти засыпает, испуганно вздрагивая от неожиданности лишь тогда, когда скрипучий механический голос из динамика объявляет конечную. он в спешке бормочет извинения, кажется, толкнув кого-то локтем в бок, идёт к выходу и сам не замечает, в какой именно момент обнаруживает себя стоящим напротив главного входа института. 

армин машинально, не думая, протягивает проверяющему заламинированный студенческий, машинально сворачивает в северное крыло и ищет сто шестнадцатую аудиторию. переписывает с доски термины и определения, не отдавая себе отчёт, подчёркивает всё важное сиреневым маркером, на мгновение отвлекается и на задворках сознания ловит нарастающую в груди тревогу - такую же абсолютно бессмысленную и беспричинную, как всё вокруг. можно сказать, синтетическую, ненастоящую - как стены в аудитории, как буквы и цифры на исписанном вдоль и поперёк тетрадном листе, как чей-то тычок в затылок с заднего ряда с просьбой одолжить ручку. он заталкивает нервы и переживания куда подальше и замечает, что держит во рту ластик от карандаша - ещё одна (из целого множества) непривлекательная черта, ещё один нежелательный бонус в копилку, ещё одно маленькое «но», не добавляющее ему очарования в глазах окружающих. съехавшие на кончик носа очки мешают сосредоточиться на лекции, и раз за разом продолжают сползать, сколько бы он ни усаживал их обратно на законное место - и это не то чтобы приятно, это не то чтобы красиво и эстетично, это отвлекает - возможно, и людей, сидящих рядом, тоже.

у армина испорченное зрение, россыпь мелких веснушек на щеках и родинка на шее. у него самые обычные глаза и самые что ни на есть заурядно-русые среднестатистические волосы, он худощав и не то чтобы очень вынослив физически. у армина из рук вон плохая терморегуляция, тремор и пониженное давление, аллергия на лактозу и шрам от перенесенной в подростковом возрасте ветрянки на скуле. армин не может назвать себя красивым или общительным, он выезжает за счёт интеллекта и незаменимой готовности помочь, он даже не уверен, нравится ли своим друзьям и знакомым за что-то, кроме большого мозга, доброго сердца и периодически проскакивающих в диалоге шуток.

армин вообще ни в чём не уверен - наверное, сомнения за долгие годы стали частью его личности. наверное, на сомнениях его личность и строилась - всё это время, без исключений и поблажек, без права на уверенность.

наверное, сомневаться в каждом своём шаге для армина арлерта - совершенно обыкновенное дело.

он убирает в рюкзак разложенные на парте тетради и ручки с карандашами под оглушительную трель звонка, всё так же мысленно находясь далеко за её пределами, далеко за пределами сто шестнадцатой аудитории, может, вообще вне университета или родного города в целом. мысленно армин исследует орбиту земли и орбиту собственного сознания, исследует пучину собственных комплексов и психотравм, пока перебрасывает через плечо лямку и придерживает тяжёлую дверь, вежливо пропуская перед собой одногруппницу. разминает затёкшие пальцы и ноющую от долгого сидения спину, мельком затрагивая мысль о том, что утром он, наверное, выглядел ещё более нелепо, чем обычно.

армин ёжится от холода и прячет кончики пальцев в объёмные рукава свитера, зарывается носом в высокий воротник и, выйдя на лестничную площадку, преодолевает несколько пролётов, чуть не падая и по-прежнему пребывая в шатком состоянии слабой дереализации. в этом армине арлерте и вовсе, наверное, нет ничего хорошего - сплошное скопление неказистости м неопределённости, одно сплошное недоразумение, ошибка в диктанте, лёгкая погрешность в математических вычислениях, исключение из правил, белая ворона, если так можно сказать.

десять ступенек, поворот налево, арка, поворот, поспешные шаги.

сердце пропускает удар.

он боится - неизвестно, чего именно, неизвестно, по какой причине. боится не найти среди десятков человеческих силуэтов знакомый, опоздать, снова опозориться или выставить себя на посмешище - пусть умом и понимает, что этого не произойдёт.

с губ срывается вздох облегчения.

эрен ждёт его в обговоренном месте, на пыльном подоконнике в коридоре четвёртого этажа, возле заброшенной пару лет назад лаборатории, поджав одно колено к груди и прислонившись спиной к прохладному стеклу. эрен ждёт его - время от времени оглядываясь по сторонам, иногда отвлекаясь на экран телефона, самую малость уставший и по-странному серьёзный.

замечательный, добавляет армин уже мысленно, про себя. 

- привет, - он неуверенно машет рукой и устраивается рядом на подоконнике. - прости, если заставил волноваться.

армин выглядит виноватым - ему вообще свойственно испытывать чувство вины. свойственно просить прощения, не имея для этого абсолютно никаких причин, свойственно стыдиться всего, включая себя самого. в первую очередь, себя самого. 

- почему ты вообще извиняешься? - эрен касается его волос, убирая за ухо светлую прядь, - сейчас ещё даже не пара, - мягко, не своим привычным тоном, осторожничая, будто бы боится оступиться. кончики пальцев задерживаются на шее, на той самой родинке, и от его пальцев не хочется сбежать. от пальцев эрена разливается тепло. - не бери в голову, это ерунда.

- ладно, - арлерт бормочет после паузы, почти переходя на шёпот, всё ещё сомневаясь.

он улыбается и, наверное, целую вечность колеблется перед тем, как сделать шаг, придвинуться поближе, перед тем, как наконец расслабиться, почувствовав защиту, и прижаться своим плечом к чужому.

- ты замёрз? - одна рука обвивает талию, притягивает ближе, совсем ненавязчиво и даже как будто бы бережно. это не тот эрен, которого знают его приятели или соседи по комнате в общежитии, это не тот резкий и импульсивный эрен, способный пересчитать обидчику зубы или сломать пару костей. не тот эрен с пропиской в кабинете директора в старшей школе, даже близко на него не похоже.

- нет, - не самая убедительная ложь.

- ты ледяной, - ему не составляет труда выудить правду, он знает привычки, знает - и обнимает крепче, мягко и вопросительно всматриваясь в глаза за стёклами очков, - иди сюда.

армин колеблется - перед тем, как перебраться к нему на колени, перед тем, как пересилить тревожность и бешено колотящееся за рёбрами сердце, перед тем, как пристроить собственные окоченевшие ладони под чужой кофтой, согреваясь впервые с момента расставания с тёплой постелью и пуховым одеялом.

армин колеблется - наверное, чуть дольше, чем вечность - перед тем, как задать элементарный вопрос.

- сходим куда-нибудь? - он выпаливает это на одном дыхании, не убирая ладони с тёплых боков, моментально чувствуя, как щёки вспыхивают румянцем, а грудную клетку заполняет стыд.

- мм? - он целует в подбородок, с неверием переспрашивая.

- после модуля, конечно, - сложно собраться с мыслями, сложно даже сделать вдох, хочется снова сбежать, пискнув короткое «извини», как он делает всегда. армин гонит навязчивые мысли прочь и продолжает, - мы могли бы зайти в парк или куда ты…

- погоди, это свидание? - лицо напротив озаряет улыбка, - я о том, что раньше ты никогда не…конечно, - ещё один поцелуй, на этот раз в веснушчатый нос, - конечно, сходим.

армин, заливаясь краской и всеми силами избегая зрительного контакта, зажмуривается и коротко кивает, секунду спустя пряча пунцовые от смущения скулы, зарываясь лицом в пахнущие мятным шампунем и сигаретным дымом волосы.

армин арлерт безнадёжен, когда дело касается принятия важных решений или первых шагов - но иногда попытаться действительно стоит.