—Они боятся меня.
Это ни разу не вопрос и Ген это понимает. Сухая констатация факта, не требующая доказательств и подтверждений.
Стэнли зажимает сигарету между губами, делает одну долгую затяжку. Выдыхает, пуская в воздух никотиновые кольца.
«Слишком красиво,» — думает Асагири. — «нет, не красиво, эстетично, именно эстетично. Даже кинематографично.»
Бывший военный определённо красив и грациозен и думать об этом — не значит испытывать влюблённость или симпатию. Его внешняя притягательность — факт, аксиома.
Вот только со Снайдером всё очень сложно: привлекательность не обеспечит ему мирного положения в деревне и вряд ли кто-нибудь примет его после всего случившегося.
Есть Цукаса, есть Стэнли. С обоими была война. Оба хотели убить Сенку. Ген ломает голову: в чём же разница между этими двумя? Один из них Сенку подстрелил. Но есть Хьёга, который практически убил Цукасу (уже их союзника), которого тоже приняли.
Асагири долго думал. Очень долго. Сделать так, чтобы Стэнли стал «родным» практически невозможно — слишком много тот наломал дров. Правда, менталист думает, что даже не в этих самых дровах дело: хоть все в Царстве Науки и принимали участие в разработке различной техники, далеко не многие действительно принимали это всё. И это тоже нормально — человеческий мозг штука чертовски сложная и со своими «приколами»: совершенно не всем по душе резкие изменения в жизни, у многих такие события вызывают стресс и полное отторжение. В этом, пожалуй, была главная проблема их вождя: Сенку не умел делать всё постепенно. Настолько постепенно, насколько было бы приемлемо для большинства людей.
Многие просто смирились с новыми реалиями и встали в позицию «надо, значит надо». И это, на самом деле, очень хорошо, потому что Ген — не профессиональный психолог и решить проблему такого масштаба он вряд ли бы смог. Всё-таки манипулировать людьми, жаждущих зрелищ и скептиками несколько легче, чем людьми каменного века, которым всё новое и необычное кажется колдовством. Конечно хорошо, что многих всё-таки удалось переубедить.
Напряжение в их поселении чувствуется отчётливо, даже слишком, если честно. Не то, чтобы Стэнли вообще волнует, что малознакомые люди его ненавидят или боятся, Асагири прекрасно это осознаёт. Но вот работать в такой обстановке практически нереально — все максимально на иголках и раздражены, из-за чего дело тянется слишком медленно и они не укладываются в сроки.
Ген думает, что основная причина столь огромного страха заключена в том, что местным людям кажется, будто Снайдер — самое настоящее адово отродье, вышедшее из-под земли и жаждущее их крови: слишком много различных вещей, о которых они, конечно, слышали, но всё ещё не имели полноценного представления.
Стэнли был слишком необычным, что абсолютно многих не радовало.
Ген не знает что ответить бывшему военному: подбадривать его нет нужды, последнему будет откровенно плевать на это, потому что менталист всё ещё для него незнакомец, а Снайдер из той категории людей, которые придают значимость словам только от близких и важных персон в их жизни. Сказать правду? Это будет откровением, которое либо даст понять собеседнику, что его абсолютно никто здесь не жалует, что лишь усугубит ситуацию в их поселении, а это нужно Гену в последнюю очередь. Если стать для Стэнли даже не близким, просто хоть немного знакомым и совсем чуть-чуть комфортным человеком, то вся эта непробиваемая броня пускай и останется, но станет мягче. Будто превратится в пуховое одеяло.
И, пожалуй, если остальные увидят, что генералы нормально контактируют с их бывшим врагом, то всё немного, но станет лучше.
Откровенничать Асагири не хочет от слова «совсем». Потому что Ген тоже живой, он тоже боится. Но игнорировать столь внезапный порыв военного на разговор совершенно точно нельзя: другого такого шанса просто не представится.
— Да, Стэнли-чан, они боятся тебя. — негромко говорит Асагири.
— Что насчёт тебя?
Ген удивлён, даже более чем: он в шоке. Но виду не подал, профессионал же всё-таки.
— Конечно же нет, Стэнли-чан! Ты же теперь нам помогаешь! Наш, можно сказать, союзник! Право слово! Я бы не посмел!
Стэнли хмыкает, сводит брови у переносицы и делает очередную затяжку.
— Где ты, Ген Асагири, научился так врать? Как? Я имею в виду... ты обошёл полиграф Ксено. Он, безусловно, и рядом не стоит с теми, что были раньше, но он хорош, даже очень. — Стэнли смотрит на Гена, не отводит глаз от лица напротив.
«Он анализирует меня.» — понимает болтолог.
— Я раньше был фокусником, Стэнли-чан, мне пришлось этому научиться. Я выступал на огромную аудиторию и приходилось быть весьма убедительным. В конце концов в то время никто не верил в магию, кроме, пожалуй, детей.— Асагири привычно улыбается, руки держит в длиннющих рукавах своего пальто.
— Да, помню это, ты говорил раньше. Но вернёмся к изначальному вопросу. Ты боишься меня, Ген Асагири?
Кажется, впервые в жизни Ген не понимает к чему ведёт разговор и с какой целью собеседник спрашивает у него что-либо. Это даже вызывает восхищение в какой-то степени хотя менталист знает, что он далеко не лучший в своём деле, чтобы даже думать о таком.
— Да. Очень. Ты чуть не убил нашего главу и моего друга, так что, думаю я имею право тебя бояться, все мы.
«Всего лишь факты» — понимает Стэнли. Сухие и чёрствые. Ген говорит это совершенно безэмоционально.
— И как же ты собираешься убеждать всех в том, что я нормальный, если сам меня до одури боишься? — Стэнли не видит абсолютно никаких эмоций на лице собеседника. Поправочка! Никаких настоящих, именно геновых. Всё это — лишь чётко отрепетированные выражения, чётко отрисованные маски. Стэнли интересно, есть ли под ними хоть что-то живое и дышащее.
Что-то настоящее.
Или этот фокусник настолько привык лгать и притворяться, что все эти когда-то совершенно незнакомые и не его лица и чувства срослись с ним, плотно облепили со всех сторон и того самого живого и трепыхающегося, как рыба на суше, уже нет и в помине?
— Я же фокусник, Стэнли-чан! Мы не раскрываем своих секретов.~ Да и к чему мне убеждать всех в этом? Ты, дорогой мой Стэнли, совершенно не похож на человека, которого бы волновало мнение окружающих.
Снайдер смотрит на него внимательно, пытается уловить хоть что-то, хотя бы небольшой лучик света в этой кромешной тьме.
— Да, ты прав, маленький недопсихолог. Но напряжение в вашем поселении настолько заметно, что игнорировать его практически невозможно. Неплохо так изменилась ваша жизнь всего за несколько дней, да? — Стэнли протягивает Гену пачку сигарет с зажигалкой.
— Эх, да, Стэнли-чан, — он берёт пачку, достаёт одну сигарету из упаковки и кладёт оставшиеся между ними. Обхватывает фильтр губами, поджигает никотиновый свёрточек и выпускает дым изо рта. — ты хорошо так усложнил всем нам жизнь.
— Ты уже знаешь, что нужно делать.
Ген стряхивает пепел с сигареты. У него кожа светлая-светлая — практически белая, глаза раскосые и узкие, улыбка хитрая и заводная.
«Ген — одна огромная и противоречивая загадка: он говорит одно, думает совершенно другое. Половину умалчивает, преувеличивает либо преуменьшает — ходит по лезвию ножа и не боится ног поранить.» — думает Стэнли.
— Окаменение не пошло тебе на пользу, да, Стэнли-чан? Всё ещё мучает бессонница. — лицо Асагири не выражает ровным счётом ничего. Он смотрит куда-то вперёд, изредка поглядывая на собеседника, чтобы оценить ситуацию и наконец-то понять к чему это всё.
— Я думал, что ты очень похож на лису: хитрый, умный. Но ты ни разу не лиса — ты кот. Уличный, бесхозный. Тебя никто не гонит, но никто и не зовёт к себе жить, тебя никто не ластит, а ведь ты так отчаянно этого хочешь. Но в то же время ты и вообразить не можешь, чтобы кто-то открыл тебе двери своего дома.
Слова Стэнли — нож по сердцу. Но это правда. Это факты.
— Вау, мы с тобой так похожи, Стэнли-чан!~ Через несколько реплик позовёшь на свидание?~
— Все те слова были правдой? Или это была ложь, твои манипуляции?
Стэнли выглядит серьёзным и врать ему сейчас — себе дороже.
Снайдер говорит не о ситуации в деревне, не о её жителях и не о страхе Асагири перед ним. Он говорит о совершенно других вещах и Ген был бы счастлив быть сейчас дураком и абсолютно не иметь ни малейшего понятия о чём тут распинается Стэнли перед ним.
Весь разговор, всё это бывший военный затеял только ради этого вопроса. И Ген был бы рад ему сказать всю правду, кричать в сердцах о том, что есть, кинуться на шею и долго-долго плакать. Но сказать правду сейчас — оголить душу, а менталист к такому не привык. Всех держит на расстоянии вытянутой руки, желательно, чтобы руки были как у Цукасы, потому что они у него длиннее; именно же Снайдера нужно обходить минимум за десять стран и не подпускать ближе, чем на две мили.
Соврать — одновременно лучший и худший вариант, ровно как и сказать правду.
Ген глубоко вздыхает, делает неспешную затяжку и смотрит в глаза, в душу, говорит совершенно серьёзно и прямо.
— Стэнли, зачем тебе это? Что будет от моего ответа? Что от него зависит?
Бывший военный молчит. Осторожно подносит ладонь к лицу Гена, гладит большим пальцем щёку.
— Знаешь, я всегда хотел завести себе кошку, ещё с самого детства. — почти шепчет Снайдер.
Он тихо встаёт и уходит, оставляя Гена наедине со своими мыслями.