Good Old-Fashioned Lover Boy

Обычно шумная пиццерия, где звенел детский смех и звучали механические голоса аниматроников, стояла пустой и тихой. На запертой двери висело объявление, оповещавшее о технических работах и дезинфекции помещений. Не сказать, что на бумажке была написана ложь…

В одном из дальних помещений, куда обычных посетителей никогда не пускали, как раз нужно было проводить уборку. Кровь сама себя не отмоет, а искореженные, неестественно лежащие, как сломанные игрушки, трупы мерзких детишек себя не вынесут и не подожгутся, дабы потом разлететься прахом по ветру и больше не раздражать своим бесконечным ором, беготней да и просто существованием. Нет тел — нет дел…

Примерно такие мысли вертелись в голове механика заведения, Винсента, который вынужден был оттирать кровавые пятна с пола. Впрочем, его больше беспокоило то, что он только недавно оттер все, но приходится делать это снова, чем то, что происходят убийства детей. А вот то, что он надоедливых личинок человека и убивает, не беспокоило Бишопа вовсе. Механика всегда детишки бесили, а теперь он нашёл способ потихоньку вырезать раковую опухоль этого гадкого города.

— Развлекаешься, любовь моя? — послышался чей-то ехидный голос. В комнату вошёл Скотт, местный, скажем так, менеджер.

— Да не то слово…– прошипел Винсент, убирая со лба выбившиеся из небрежно собранного хвоста волосы и откидывая тряпку, уже пропитанную бурой и немного подсохшей кровью.

— Любишь кататься, люби и саночки возить, — усмехнулся Коутон, — Убил, так убирайся, завтра открываться надо, а у тебя тут работы непочатый край.

— Убивали мы вместе, а убирать мне?! — взъерепенился Бишоп, раздраженно смотря на слишком уж довольного Скотта.

— Ты больше, чем я убил, вообще-то! Мы как хотели? Одного ты, одного я, а третьего вместе. А ты, жадная сволота, двоих себе хапанул. Вот и мучайся теперь, — с наигранной обидой в голове воскликнул Коутон.

— Не надо было ходить хрен знает где. Я долго ждал тебя, прежде чем прирезать этих маленьких свинок, — фыркнул механик.

— Я не виноват, что пришлось отвлекать остопиздевших родителей, — ощерился Скотт, — Какого черта ты увёл упыренышей так заметно?

— Оу, заметили, значит. Мой косяк… Но ты же знаешь, что это значит, верно? — улыбнулся Бишоп.

— Да-да, возведение подозревающих в ноль, знаю, — все же усмехнулся Коутон, представляя себе испуганные лица жалких людишек, когда они будут лежать в предсмертной агонии или пытаться спастись от карающей руки…

— Ну вот, там ты и оторвешься, я же знаю, что ты садист, вот тебе мой подарок, — Винсент медленно подошёл к мужчине и хотел было его обнять, но тот ловко увернулся.

— Нет, любовь моя, у тебя руки по локоть в крови и это даже не фигура речи. Я не могу допустить того, чтобы моя одежда была испачкана, — Скотт ласковым движением убрал с лица Винсента снова выбившиеся пряди и поцеловал его в щеку.

— С огнём играешь, смотри, не обожгись, — глаза Бишопа, тёмные, как сама ночь, пристально смотрели на Коутона, на такие знакомые и родные черты его лица, на такие желанные и любимые.

Оба связаны не только любовью, но и морем пролитой крови. Скольких они уже убили? Десять человек? Двадцать? Они рисковали, но полиция была насколько ленива, что даже не хотела расследования начинать. Насколько же в этом плане удобны небольшие города, где нет нормальной преступности, но есть много церквей и религии, из-за чего при пропаже людей никто и не берётся расследовать, считая все происками духов, что отдельно было смешно, или диких зверей, а то и волей Божьей, что и вовсе было абсурдным. Богу давно наплевать на своих детей.

Говорят, что убитые снятся своим убийцам, только вот ни Винсента ни Скотта такие сны не мучили. Их и совесть не грызла, у каждого голосок праведности давно уже был уничтожен без остатка желанием причинять боль и убивать.

Но они не больны, нет. Нет никаких голосов в голове, нет вспышек агрессии или приступов шизофрении. Оба просто хладнокровные садисты, которым всего лишь интересно играть с невинными жертвами, прерывая чужие жизни, словно никогда этих людей и не было.

Скотт по-птичьи немного наклонил голову, оглядывая Винсента и замечая, что у него даже на лице алые брызги. Сам Коутон любил убивать более аккуратно, без лишней грязи, а вот Бишоп наоборот, куда больше любил, когда кровь льётся рекой. Мужчина стер капли с чужого лица и с недовольством увидел, что даже на губах есть следы.

— Винсент, неужели ты опять слизал кровь с ножа? Больной… Ты ведь мог порезаться, — немного обеспокоенно промолвил Скотт. Как забавно, то, что его возлюбленный убивает детей, Коутона не беспокоит.

Бишоп цокнул языком. Скотт слишком о нем заботится порой. Лучше бы позаботился о том, чтобы никакие родители не обращали внимание на пропажу своих отпрысков.

Но все раздражение Бишопа, вновь поднявшееся кипучей волной, исчезло, стоило лишь Коутону аккуратно поцеловать мужчину в губы, сильнее размазав чуть застывшую кровь. Винсент чуть прикрыл глаза, отвечая. Они любили целоваться вот так, прямо в комнате с трупами, где в воздухе витала смесь из металлического запаха крови и какого-то чистящего средства, которым надо оттирать полы и стены. В этом даже какой-то интерес. Они отмечали свой праздник жизни на чужих телах. А потом, когда на пустыре за городом будет гореть костёр, где будут тлеть мешки с трупами, оба будут пить дорогой коньяк из одной бутылки на двоих, обмывая ещё одно успешное дело.

Скотт отстранился первым, довольно облизав свои губы, на которых тоже остались следы крови. Винсент усмехнулся и промолвил с ноткой ехидства, — Ну и кто тут теперь больной? Сцеловываешь чужую кровь с губ любовника, а меня укоряешь…

Коутон фыркнул, –..Сам любишь так целоваться, так что не возникай. Лучше бы к уборке вернулся, в самом деле.

— Так ты меня отвлек, дорогой мой. Да и не приказывай мне что делать, нож всё ещё при мне, — неожиданно оскалился Бишоп.

— Вот за это я тебя и люблю, радость моя, — Скотт провел рукой по чужим волосам, –..Чем быстрее закончишь с уборкой, тем быстрее поедем сжигать трупы и ты сможешь развести огромный костёр, как любишь, — Коутон решил надавить на любовь Винсента к огню и поджиганию чего угодно.

— Черт с тобой, убедил, — притворно вздохнул Винсент, чуть подаваясь вперёд и целуя Скотта в уголок рта.

Коутон довольно зажмурился, млея от ласки. Да, он убийца, серийный маньяк, но кто сказал, что такие не могут любить? Ещё как могут, да и любовь эта не больная, больше похожая на одержимость, а самая обычная, какая бывает у двух людей, которым друг с другом комфортно в любой ситуации. Даже во время убийства детей.

— Душа моя, а если я сейчас всё уберу, ты разрешишь мне выкурить несколько косяков вечером? — не то, что бы у Винсента была зависимость от наркотиков, но иногда он действительно перебарщивал, из-за чего Скотту приходилось его контролировать.

— Если уберешь за два часа, не только выкурить разрешу, ещё и награду получишь вечером, — хитро улыбнулся Коутон, нарочито немного ослабив свой галстук, до этого туго завязанный вокруг шеи, как бы намекая на приятное завершение такого тяжёлого дня.

Бишоп шумно выдохнул, сдерживая своё желание вжать Скотта в стену прямо тут и посвятить время не уборке, а другому, более важному, делу. Мужчина и сам не заметил, как потянулся к любовнику, забыв и про кровь на руках, и про то, что чистка помещения сама себя не сделает.

Коутон усмехнулся, с ехидством глядя на явно распалившегося Винсента, — Терпи, радость моя, сделаешь, что нужно — получишь желаемое вечером, обещаю.

Бишоп вздохнул, послушно отходя от Скотта. Не хотелось нарываться на нож под ребра, уже получали, знаем. Тогда в больнице месяца полтора лежать пришлось, ножичек отравленный, да ещё и с зазубринами, был, из-за чего рана была страшная. Разумеется, Винсент в долгу не остался, у Коутона теперь шрам на спине от кинжала, особого, ручного производства, который не вытащить, если не уметь.

Скотт, на удивление, бузить не стал, как оклемался, пытаться убить снова тоже (почти), а подловил Бишопа в пустом коридоре и прямо там поцеловал, оправдавшись тем, что такие похожие по духу личности бывают редко и он очень заинтересован в продолжении общения на…более высоком уровне. А что Винсент, а Винсент и не против был.

— В общем, свет мой, у тебя два часа, если не хочешь лишиться приятных бонусов, советую поторопиться, — своим ласковым голосом подытожил, как отрезал, Коутон, обворожительно улыбнулся и летящей, чуть пританцовывающей, походкой, направился к выходу из помещения.

Бишоп тяжело вздохнул, чувствуя, как щекочет металлический запах крови нос, проводил взглядом подельничка и снова склонился над запачканным полом. Говорила ему мама, тоже любившая по молодости прекратить пару жизней, не надо убивать так, чтобы кровь морями разливалась, но Винсент же как отец, чтоб ему хорошо охотилось на заблудших туристов в лесу, ему надо зрелищно, жестоко.

***

Языки костра вздымаются высоко ввысь. В воздухе витает приятный запах горящей плоти. Двое мужчин смотрят на пламя, держась за руки и периодически прикладываясь к бутылке коньяка. Праздник тех, кто горит на костре, закончился ещё в подсобном помещении пиццерии Фредди Фазбера. Праздник же этих людей только начался.

Скотт отстранился первым, откидывая в пасть пламени бутылку, ставшую пустой, и стал танцевать какой-то незамысловатый, никому неизвестный, но крайне пластичный и завораживающий танец. Бишоп не мог оторвать взгляд от грациозно двигающегося мужчины, любовника, пособника, да и просто больного садиста, которого он сам обожал до безумия и который кому угодно перережет глотки за самого родного человека.

Зелёные глаза сверкали ярче костра, языческим, словно нечеловеческим светом, само существо его, казалось, звало к себе, звало упасть в этот круговорот из танца, костра, горящих в нем тел, последующих убийств во славу самим себе, никому больше. И Винсент не мог сопротивляться этому зову, позволяя утянуть себя в этот танец, смотря на утонченные черты лица уже своими невозможно чёрными глазами, в которых Коутон, по его же словам, всегда был готов утонуть без остатка.

***

Пустая дорога как нельзя вовремя для их машины, у которой откинута крыша. Ветер от быстрой поездки треплет волосы, иссиня чёрные, как вороново крыло, и каштановые, темно-коричневые, которые в лучах закатного солнца отдают в кровавый оттенок. Или это и есть кровь в волосах? Винсенту всё равно, да и Скотту, в общем-то, тоже.

На весь салон распелся Меркьюри и Коутон, пользуясь тем, что сидит не на водительском сидении, постукивает ногой в такт, подпевая какой-то глупой песенке про любовь.

Ooh Ooh let me feel your love heat

Come on and sit on my hot-seat of love

And tell me how do you feel right after-all

I'd like for you and I to go romancing

Say the word — your wish is my command

Бишоп фыркнул, когда Коутон подмигнул ему на последней строчке. Да, да, конечно, команда, ага. Хотя надо признать, желания друг друга у них выполнять получается. И даже вполне неплохо.

***

Разумеется, Скотт разрешил Винсенту выкурить несколько косяков. Зачем лишняя строгость, если тот сделал все, как надо? Это не пойдёт на пользу их крайне взаимовыгодному сотрудничеству-читай-отношениям.

Коутон нагло прикурил от косяка Бишопа, тот лишь окинул Скотта до невозможности голодным взглядом, буквально раздевая глазами. Коутон позволял эту вольность, не забывая и сам откровенно разглядывать острые черты лица, украшенные несколькими шрамами, и потрясающее тело, пусть и скрытое слоями одежды. Историю отметин Скотт знает наизусть, да и местоположение каждой успел выучить.

Одежда, испачканная в крови маленьких детишек, давно стиралась. Ненужные свидетели тоже больше ничего не скажут. Тут уж Винсент не соврал, дал своему возлюбленному оторваться как следует. И как удобно, что в округе так много диких зверей, притащи трупы к их логову и все подумают, что так они и погибли, были сожраны заживо в поисках своих драгоценных чад.

Полиция снова не станет ничего делать, да и копов мало, некому расследовать, к тому же, зачем, если никого не поймают? Так и лежат тома четыреста страничные с многочисленными «несчастными случаями» на полках архивов.

***

У любого убийцы всегда есть риск заиграться в Бога, лишителя и дарителя жизней, но Винсент и Скотт всегда себя контролировали. Если в этом городе что-то пойдёт не так, они просто уедут в другой, подобный, коих по Америке много, не пересчитать. Недаром оба выросли, как выяснилось, в семьях крайне криминальных, обычные люди даже сказали бы «ненормальных».

Ну и что с того, что целый подвал занимает пыточная, а по всему лесу расставлены хитроумные ловушки для зверей? Только вот, одна загвоздочка: зверей в лесу, а раньше в парке, отродясь не было.

Для Бишопов и Коутонов уже много поколений такие ситуации были абсолютно естественными и приемлемыми. Вот и потомки не подвели, ещё и сами познакомились, да семьи познакомили. Теперь ещё много лет маленьким городам покоя не будет, а то и большим, такие люди, не боявшиеся орудовать в мегаполисах, в фамильных историях тоже были.

***

When I'm not with you

I think of you always

I miss you -

(I miss those long hot summer nights)

Скотт снова запел эту песенку, которая всегда заставляла сердце Винсента болезненно нежно ёкать.

Бишоп притянул Коутона к себе поближе, ощущая как билось сердце человека, который являлся смыслом всей его чёртовой жизни. О, Винсент убивал не только ради себя, нет. Ради него, ради его улыбки, ради прикосновений, ради его смеха, когда Бишоп снова весь испачканный в крови, лез целоваться, оставляя следы на лице, на шее, словно от помады, только более тёмные и от этого ещё более красивые, гармонирующие со светлой кожей.

Скотт довольно зажмурился, словно сытый кот, которому дали сметаны, и запустил руку в чужие волосы, перебирая тёмные шелковые пряди, которые больше не были собраны в хвост, а были распущены, чем манили ещё больше. Винсент сам был магнитом, всегда тянул Коутона к себе, своим характером, своей взрывной хаотичностью, которая за секунду могла перетечь в абсолютную серьёзность, своим умением читать эмоции, знать, когда надо подойти, притянуть к себе и обнять, когда заткнуть поцелуем, так, чтобы Скотт млел, таял и сходил с ума от страсти, любви и нежности с щепоткой боли, и лишь цеплялся за шею и плечи, позволяя вжимать себя в стену и издавая тихие, но искренние стоны в чужие губы.

When I'm not with you

Think of me always

I love you — Love you

Последнюю строчку они спели, нет, проговорили, уже друг другу в губы, а затем одновременно потянулись за поцелуем.

Их праздник жизни продолжался.

Ooh love, Ooh loverboy

What're you doin' tonight, hey boy -

Everything's all right

Just hold on tight -

That's because I'm a good old fashioned loverboy