Композиция:
Animal Джаz — Этажи
Утро выходного дня. Шерил Камелот, как положено приличному политику, возится с бумагами. Правда, делает он это не как обычно, в своем кабинете, одетый, как на парад, а в постели, в бархатном пеньюаре викторианского стиля.
Устроившись на взбитых подушках, Шерил время от времени лениво проверяет бигуди, на которые накручены его длинные темные волосы. Привычный обществу монокль отсутствует, потому как для работы он пока что не слишком-то нужен: пронзительные взгляды кидать не на кого.
Телефон на тумбе возле постели разрывает трель. Шерил, не глядя, снимает трубку, прикладывает к уху, приглушенно бормоча приветствие на французском и получая аналогичное в ответ. От девичьего голоса на том конце провода в груди значительно теплеет.
— Papa**, занятия сегодня закончились раньше, так что я уже дома, — Шерил, мгновением раньше напрягшийся, рывком садится на кровати. Разложенные бумаги разлетаются и путаются. Роад, услышав шум, хихикает в трубку и немного тише произносит, — Я приказала подать обед раньше, а перед этим хочу немного времени провести с тобой…
Дальше можно ничего не говорить. Камелот, только теперь осознавший, что любимая девочка звонит из его же кабинета, напрямую связанного со спальней, начинает рывком стаскивать с волос бигуди и развязывать пояс пеньюара, заталкивая эти предметы куда придется. Его одежда, аккуратно сложенная на стуле, натягивается рывками, и он даже почти готов — оставалось всего-то застегнуть рубашку, — когда дверь распахивается одним пинком, и на него налетает пахнущий жвачкой и карамелью вихрь имени его дочери.
— Papa! — Шерил едва успевает обернуться и подхватить малышку на руки. — Papa, je suis heureuse de te voir! Je veux parler à toi! ***
— Госпожа Роад! — голос служанки раздается совсем рядом по коридору. Роад красноречиво морщится и в повисшей тишине выразительно смотрит на отца. — Госпожа Роад, нельзя так вры… — щелчком пальцев Шерил закрывает дверь чуть ли не перед носом показавшейся женщины, и визгливый голос обрывается посреди фразы.
— Что за дурные слуги, говорят хозяевам, что можно, а что нельзя, Papa! — Роад приподнимает подбородок и смотрит на отца укоризненно. Камелот-старший почти мгновенно плывет от хладнокровной серьезности на этой мордашке: Роад один в один копирует его выражение лица, когда он заговаривает о провалах других политиков в присутствии самих политиков.
— Сегодня же я позабочусь о том, чтобы она запомнила свое место! — обещает мужчина. — О чем ты хотела поговорить со мной?
— Об Аллене, конечно! — девочка удобнее устраивается у него на руках, начиная с интересом рассматривать воротник незастегнутой рубашки. — У тебя жирное пятно прямо возле пуговицы, ты в курсе?
Шерил действительно припоминает, как вчера после приема аккуратненько сложил на стуле испачканные вещи. И эти самые вещи он теперь…
— В точку, поэтому мне и надо было переодеться, — выкручивается мужчина и ссаживает девочку с рук на край кровати, разворачиваясь и продвигаясь в сторону шкафа, на ходу расстегивая запонки. — Что там с Уолкером? — он едва не скрипит зубами, произнося эту фамилию, но вместо этого с силой открывает дверцу. Петли скрипят, но выдерживают пренебрежительное отношение.
— В общем, Тики его нашел! — девочка вскидывает руки вверх, растопырив пальчики. Обернувшийся Шерил с умилением наблюдает, как она машет ими от переизбытка эмоций, прежде чем завалиться на кровать, задрав ножки к потолку. — Они спрятали его где-то в Океании… Где это вообще? — Роад морщит лоб, пытаясь сориентироваться, но, как помнится, с географией у нее всегда было очень относительно.
— Далеко, — подсказывает Шерил, испытывая смутное удовлетворение. Скинув рубашку и вытащив чистую, он замирает: подозрительная тишина затягивается, а когда тишина затягивается, это может значить что угодно, особенно, если в деле замешана его дочь. — Роад? — Шерил на всякий случай оборачивается. Девочка перебралась на ближайший к нему угол постели и до этого вовсю рассматривала его спину. — Что-то не так? — он так и замирает, когда она поднимает на него задумчивый взгляд.
— У тебя красивая спина, — признание примораживает мужчину к месту моментально. — И плечи у тебя даже шире, чем у Тики.
— А девочкам вообще положено наблюдать, как переодеваются мужчины? — спохватывается Камелот, торопливо разворачивая чистую рубашку и накидывая на плечи. — И когда это ты видела спину Тики? — ревниво уточняет он, оборачиваясь к девочке. Шерил бегло застегивает пуговицы и заправляет края рубашки в брюки, взглядом разыскивая жилет.
— Сегодня утром, — невинно улыбается девочка. — Тики говорит, что ничего криминального в этом нет.
— Тики — молодой бунтарь и презирает принятые нормы, — скорбно произносит Камелот, но смех дочери прерывает его почти начавшуюся лекцию.
— Ты сделаешь ему комплимент, если назовешь его бунтарем, — смешинки заставляют глаза Мечты стать ярче, походя на драгоценные камни. Шерил не устает любоваться своей любимой дочерью.
Они снова молчат, глядя друг на друга. Первой тишину нарушает Роад.
— Мы хотели отправиться вытаскивать Аллена из плена этих мерзких орденских псов, — Роад опускает взгляд, рассматривая мыски своих туфель. Шерил хмурится, пытаясь представить себе, что бы это могло означать.
— А сам Уолкер знает, что он в плену? — Камелот, отыскав-таки жилетку, принимается застегивать пуговицы, расправляя шейный платок.
— Папа!
— Что? Я вполне серьезно спрашиваю. Чем меньше мы трогаем проклятого Уолкера, тем меньше неприятностей происходит!
— Пааапа…
— Ему опасно приближаться к господину Графу, он плохо на него влияет и на вас с Тики, между прочим, тоже!
— Папочка…
Этого Шерил выдержать уже не может.
— Никакого Уолкера в ближайшие два часа плюс время обеда, и я обещаю серьезно поговорить об этом с Адамом. Может быть, у него есть идеи, как отыскать Океанию, как туда вломиться и какую выгоду можно извлечь из всего этого, не считая, конечно, того, что мы получим в свои руки нового Четырнадцатого.
— Спасибо, папочка, ты самый лучший! — Роад забирается с ногами на кровать и снова прыгает на своего отца, начиная бешено целовать его щеку, болтая ногами и не единожды попадая тяжелыми башмаками прямо над коленями. Шерил думает, что любовь зла, но только пару раз вздыхает, предпочитая сосредоточиться на более приятных проявлениях любви девочки.
— Ну все, все, самое время идти обедать! — заявляет он минут десять спустя, когда благодарности Роад, кажется, еще даже не думают начать утихать. Девочка останавливает неиссякаемый поток, что своим журчанием ласкает слух окрыленного сверх меры Камелота, и улыбается. Спрыгнув на пол, Роад хватает отца за руку и буксирует его за собой в сторону двери. Шерил совсем не против.
«Аллен Уолкер, — думает Камелот. — Может быть, даже хорошо, что он будет у нас: если он сделает что-то непростительное с моей девочкой, обидит ее или расстроит — я заслуженно сверну ему шею».
Эта мысль приносит с собой окончательное умиротворение и блаженство.
Рядом с ним его Роад, у них обед на двоих, он сегодня самый лучший папочка на свете — разве может быть что-то более прекрасное?
* Пеньюар — это викторианский халат. Изначально они были длинные и тяжелые, их можно было надеть, поднявшись в постели в одной сорочке, и они закрыли бы все чуть ли не до самых стоп, плюс-минус сколько-то, чтобы не наступать на края.
** Папа (фр.)
*** Папа, как я рада тебя видеть! Я хочу с тобой поговорить! (фр.)
(28 января 2018)