too much

Хосоку жарко и душно. Его тело влажное, липкое и, по ощущениям, совершенно неподъёмное. В голове лишь пустота, не считая надоедливой лёгкой дымки, которая мешает соображать и всё сильнее склоняет ко сну. Он слышит неприлично громкие влажные шлепки, чужое ворчание где-то над собственным ухом, шелест простыней под головой. Хосок чувствует влагу в уголке того глаза, что прижат к постели. Он не способен сдержать тихого всхлипа, когда Чонгук, чуть ли не маниакально мнущий его задницу, совсем немного меняет угол, узлом задевая внутри него чувствительную точку. Хотя сейчас весь Хосок – одна большая чувствительная точка. 

Чонгук, толкнувшись последний раз, кончает (снова) глубоко внутрь, и Хосок плачет: новая порция спермы, не находя свободного места, давит на матку, растягивая ткани. Он переполнен. В нём так много семени, что у него уже округлился живот – Хосок чувствует, как он упирается в матрас. Всему этому добру просто некуда деваться: Чонгук продолжает настойчиво его наполнять, и крошечной капле не позволяя вылиться из растянутой осквернённой дырочки.

Хосок плачет. Шмыгает носом и пытается утереть слёзы о простыни под щекой. Чонгук прижимается разгорячённым сильным телом ближе, обнимает крепче, оглаживает большими ладонями нежную кожу боков, рук, бёдер – всего, до чего может дотянуться.

– Так хорошо принимаешь мою сперму, – мурлычет он, оставляя россыпь влажных поцелуев на хосоковой тонкой шее. – Хорошая детка, послушная.

Хосок не знает, куда себя деть. Ему хочется слезть наконец с этого ужасного идеального члена, выпустить из себя всю эту сперму. Много, слишком много. Они беспрерывно трахаются последние четыре часа, если верить электронному будильнику на комоде у стены. Чонгук накачивает его спермой последние четыре часа.

– Будешь такой хорошей мамочкой, – убеждает Чонгук.

Из члена выталкивается очередная порция спермы, и Хосок не выдерживает: вскрикивает и слабо потягивается по кровати вверх, пытаясь сняться с узла. Чонгук недовольно пыхтит и опускается сверху, придавливая и отнимая последнюю возможность на побег. У Хосока перехватывает дыхание. Чонгук огромный и тяжёлый – под его широкими мускулистыми плечами и спиной тоненького маленького Хосока совсем не видно. Хосок плачет, потому что Чонгук тяжёлый и беспощадный, потому что его член всё ещё слишком большой для хосоковой узенькой дырочки, потому что ему сложно дышать, потому что спермы в нём слишком много, чтобы это было нормальным. Он жмурится, чувствуя боль ещё и от переполненного мочевого пузыря.

– Гуки, – жалобно скулит Хосок, – давай сделаем перерыв, пожалуйста.

Чонгук на это горячо дышит ему в затылок и просовывает одну руку под Хосока, чтобы пощупать совсем небольшую (пока что) грудь, пока его член продолжает пульсировать глубоко внутри и наполнять маленькую хосокову киску семенем.

– Прошу, Гуки, – Хосоку плевать, что он уже умоляет, – мне нужно в туалет, пожалуйста, Гуки.

Чонгук что-то невнятно бормочет, а после медленно отстраняется, – Хосоку сразу становится легче дышать, – и аккуратно выходит из растраханной дырочки. Хосок жалобно стонет от не самых приятных ощущений, но позволяет себе обрадоваться, что наконец достучался до альфы. Но тот не даёт и секунды на осознание или, тем более, побег: он быстро и осторожно переворачивает Хосока на спину и поднимает его ноги, пытаясь сделать так, чтобы драгоценная сперма не покинула очаровательно опухшей киски. 

Хосок смущён и дезориентирован от внезапной смены положения: на лицо сейчас падает гораздо больше света, ослепляя, а мышцы его успели затечь, из-за чего всё тело отзывается болью. Он не совсем понимает, что только что произошло, и сонно и устало жмурится на возвышающегося над ним Чонгука. Тот, судя по глазам, совершенно не здесь: затерялся глубоко в своей голове среди собственных мыслей и желаний, – он тяжело дышит, уверенно удерживая хосоковы ноги.

– Мы будем продолжать несколько часов подряд, обещаю, я никуда не денусь, – пытается уговорить Хосок. – Но сейчас мне правда очень сильно нужно пописать, Гуки, я не могу больше терпеть.

Взгляд Чонгука направлен куда-то вниз. Он будто бы вообще не слышит, что Хосок ему говорит: совсем не моргает, дышит с приоткрытым ртом и неосознанно периодически сжимает пальцами кожу под хосоковыми коленями. 

Хосок смотрит туда же – и натыкается взглядом на собственный вздувшийся живот. О господи. Ему вновь становится плохо, а на глаза наворачиваются слёзы: он выглядит так, будто уже не первый месяц вынашивает щенков. Это ненормально. Но это, похоже, более чем нравится Чонгуку: его член дёргается, и альфа, облизнувшись, снова направляет его к хосоковой дырочке.

– Нет! – взвизгивает Хосок и слабо извивается, пытаясь избежать нежеланного проникновения. – Хватит! Подожди! Чонгук, не надо!

Он больше не выдержит: ему срочно нужно в туалет. Чтобы пописать, чтобы избавиться от всей этой спермы. Он больше не выдержит.

Чонгук не слушает. Он крупнее и сильнее, так что для него не составляет абсолютно никакого труда сжать хосоковы бёдра, удерживая его на месте, и пропихнуть головку члена обратно в жаркую узость истерзанной киски. Хосок снова плачет.

– Прости, хёни, – в голосе ни намёка на раскаяние, – ты никуда не пойдёшь, пока я не буду уверен, что ты носишь моих щенков.

Да господи ты боже. 

Этого не случится. Хосок не сможет забеременеть. По крайней мере, не сегодня: их циклы ещё не синхронизировались, и хосокова течка должна начаться только через пару недель. Чонгук об этом, естественно, совершенно забыл: у него сейчас в голове в принципе не особо много информации. Но Хосок не может ему сказать, не может напомнить – только не своему бедному альфе в гоне.

Так что он изо всех сил старается расслабиться, отогнать назойливое чувство дискомфорта и хотя бы на пару минут забыть о своей крайней наполненности. Получается, честно говоря, так себе.

Горячий и твёрдый, чонгуков член скользит в его чувствительной щёлочке, растягивая до сих пор тугие стеночки и задевая все нужные точки. Альфа двигается довольно размеренно, но резко и глубоко, загоняя крупный ствол на всю длину, входя в переполненную матку и втрахивая всю уже имеющуюся там сперму глубже. Хосок пытается сконцентрироваться именно на том, как приятно растягиваются стенки его влагалища, поддаваясь напору большого крепкого хуя. Как тело мелко вздрагивает каждый раз, когда рельефная плоть проезжается по его точке джи. Хосок стонет высоко и надломлено. Как же всё-таки хорошо Чонгук его ебёт.

Большие тёплые ладони оглаживают кожу: плечи, бёдра, бока. Хосок расслабляется под их незамысловатой лаской и, прикрыв глаза, откидывает голову назад. Его грудь идеально ложится в руку Чонгука: тот обхватывает левую и массирует пальцами. Из Хосока вырывается приглушённый всхлип, когда Чонгук ногтём слегка проходится по его раскрасневшемуся соску.

Чужие пальцы пересчитывают рёбра, член трахает чувствительную киску, и Хосок забывается настолько, что не обращает внимания, когда чонгукова рука перемещается на его округлившийся живот. Мягко невесомо оглаживает, а потом аккуратно, явно на пробу, слегка надавливает. Хосок тут же вздрагивает, вскрикивает, распахивает глаза, пытается уйти от прикосновения. Он возмущённо смотрит на своего альфу, который замедлил толчки и неотрывно пялится на собственную руку на круглом наполненном животе.

– Ты что творишь, – шипит на него Хосок. Чонгук ничего не отвечает – лишь давит ещё раз. – Нет-нет-нет, перестань!

Хосок чуть ли не визжит, пальчиками обеих рук хватаясь за чонгуково предплечье в попытке оттолкнуть от себя. Альфа издаёт какой-то странный звук, который отчасти напоминает раздражённое рычание, отчасти – насмешливый хмык. Свободной рукой он с лёгкостью перехватывает хосоковы руки и, ухватившись сразу за оба тоненьких запястья, плотно прижимает их к матрасу у Хосока над головой. При третьем по счёту нажатии на живот – уже более сильном и продолжительном – Хосок кричит. Он брыкается, изо всех сил пытаясь уйти от неприятного чувства давления, но безрезультатно: его руки обездвижены, его пизда заткнута членом, и Чонгук над ним не планирует его отпускать.

– Перестань! – плачет Хосок. 

Вся жидкость, что у него сейчас внутри, давит на внутренности, и если сперме деваться совсем уж некуда, то мочевой пузырь грозится вот-вот сдаться. 

– Я сейчас описаюсь, Гуки, прекрати-и-и! – из Хосока сквозь всхлипы вырывается высокий скулёж, но его альфу это, кажется, только подстёгивает: он давит снова. Сильнее.

Хосок не может это контролировать. Давление на переполненный мочевой пузырь такое сильное, что он больше просто не может себя сдерживать: стоит пролиться первым каплям, и остановиться уже невозможно. Хосок зажмуривается и воет от стыда и невообразимого облегчения. Моча струится прямо на чонгуков член, и альфа тихонько хмыкает. Он продолжает массировать хосоков живот, его толчки вновь становятся глубокими и более быстрыми. Пенис, теперь мокрый не только от спермы и смазки, но и от мочи, скользит легче и свободнее. Хлюпающие звуки ещё громче, чем раньше. Хосок чувствует, каким же, блять, мокрым становится всё внизу. Он не может это остановить: моча льётся и льётся, пропитывая простыни и матрас под ним. Он натурально ревёт: настолько отвратительным он себя чувствует.

Чонгук опускается рукой ниже и касается припухшего клитора. Хосока подбрасывает на кровати, когда тёплые пальцы начинают быстро размазывать по комочку нервов его же мочу.

– Что, словила такой сильный кайф, что обоссала трахающий тебя член? Прямо как тупая сука, – пыхтит Чонгук.

Член глубоко в пизде, матка полна спермы, пальцы натирают клитор. Поток мочи постепенно сходит на нет, и Хосок неожиданно понимает, насколько же ему хорошо. Настолько хорошо, что в голове становится совсем пусто. Он взвизгивает, когда Чонгук внезапно шлёпает пальцами по его измученной киске.

– Отвечай, когда тебя спрашивают.

Хосок весь дрожит, скулит, глотает воздух ртом. У него всё лицо в слезах и соплях, его живот растянулся от количества спермы в нём. И он только что обоссался, пока его трахали.

– Д-да, – плачет он, – так… х-хорошо, что я… ч-что я описалась… 

Чонгук с силой прижимает подушечку большого пальца к клитору. Хосок вскрикивает и чуть ли не бьётся в конвульсиях.

– И ты думаешь, это нормально?

– Н-нет, – язык не слушается, буквы еле-еле складываются в слова, – я… я тупая сука… п-прости… п-прости меня, альфа…

Чонгук удовлетворённо хмыкает и обеими руками берётся за хосокову талию.

– Ладно, – соглашается он, – теперь в тебе хотя бы больше места для моих щенят.

– Щ-щенят? – с благоговением всхлипывает Хосок.

– Да, – большими пальцами Чонгук слегка поглаживает бока круглого от его же спермы животика. – Втрахаю в тебя целый помёт маленьких очаровательных щенков, как тебе?

Хосок не успевает как следует обработать информацию, не успевает вежливо ответить: “Пожалуйста, альфа”. Он вскрикивает, когда Чонгук вновь начинает остервенело в него вбиваться. Сильные руки надёжно удерживают хосокову талию, а бёдра двигаются так быстро, вгоняя большой альфий член в мокрую от всевозможных выделений пизду, что у Хосока чуть ли искры из глаз не летят. 

Ему, до ужаса чувствительному после всего пережитого, не потребуется много времени, чтобы снова кончить. Чонгуку, конечно же, на его чувствительность абсолютно плевать: он не замедляется ни на долю секунды, продолжая вгонять ствол глубоко внутрь омежьей дырки. Его движения глубокие, быстрые и беспощадные, и Хосок снова рыдает – настолько уставшей ощущается его киска. Но ничего, он готов потерпеть, в конце концов, это то, что ему уготовано – не слезать с члена своего альфы, всегда быть наполненным его семенем или щенками. Быть идеальной омегой, послушной самкой, готовой по первой же просьбе раздвинуть ноги и предоставить в безвозмездное пользование свою тёплую узкую дырочку – его предназначение. Так что он обмякает и пытается слабо двигать бёдрами навстречу огромному хую, пытается сжимать киску вокруг него, чтобы как можно быстрее принести своему альфе удовольствие. Член внутри пульсирует, вздрагивает, Хосок чувствует, как завязывается очередной узел, ещё больше растягивая тугие стеночки и затыкая измученную вагину.

– Такая шлюха, – пыхтит Чонгук где-то над ним, – я трахаю тебя уже несколько часов, но всё ещё чувствую, как сжимается вокруг моего члена твоя ненасытная дырка, будто умоляя продолжать и продолжать.

Хосок пытается что-то ответить, но из его рта не выходит ничего, кроме бессмысленного лепета и бульканья. Он громко стонет, когда альфа вновь кончает, и член глубоко внутри его киски заполняет его новой порцией горячего семени.

– Даже… даже сказать ничего не можешь, – запыхавшись, смеётся Чонгук, – бесполезная шлюха. Годишься только на то, чтобы принимать мой член и вынашивать моих щенков. Ты больше и дня не пробудешь пустой, тебе ясно? Родишь одних щенят – и я сразу наполню тебя следующими, – обещает он. Хосок отчаянно кивает – он счастлив от перспективы быть полезным для своего альфы. Чонгук неожиданно скользит руками выше и обхватывает маленькую омежью грудь. – Боже, не могу дождаться, когда в твоих сиськах будет молоко. Я буду сосать их каждый день. Уверен, они будут такими большими, что в них поместиться достаточно молока и для щенят, и для меня.

Горячий мокрый рот накрывает один из его сосков, и Хосок коротко пищит. В груди никакого молока сейчас быть не может, но альфа всё равно ведёт себя так, будто кормится: перекатывает горошину на языке, всасывает, мягко массирует мякоть пальцами. Спустя несколько минут, в течение которых Чонгук сосёт его грудь, хосоков живот продолжает увеличиваться от получаемой спермы, а сам Хосок плачет от сверхчувствительности, альфа с влажным чпоком отрывается от обслюнявленного припухшего соска. Он тяжело дышит и придирчиво осматривает извивающееся под ним тело.

– Так и быть, – говорит он, – ты заслужила. Можешь кончить.

И Хосок кончает. Он буквально ломается: давится воздухом, вздрагивает и выгибается так, что парочка суставов даже хрустит. По всему телу выступает холодная испарина, перед глазами темнеет, а голова становится лёгкой-лёгкой. Хосок задыхается и чувствует лишь то, как слегка подрагивают его конечности. Всё вокруг как будто притупляется, становится эфемерным, исчезает. Хосок теряется в пространстве и времени, и единственное, что он осознаёт – как же ему, чёрт возьми, хорошо. 

***

Он приходит в себя медленно, как будто после долгого крепкого сна. Неспеша разлепляет глаза, осматриваясь вокруг. Он лежит на боку, перетянутый подальше от позорного мокрого пятна чуть ли не на самой середине кровати (господи, как же отвратительно, и кому это потом убирать), обнимающий его Чонгук тихонько что-то бубнит в его ключицы. Его киска всё ещё растянута вокруг альфьего члена, но Хосок чувствует, как тот (наконец-то) постепенно обмякает.

Хосок начинает машинально поглаживать чужую мощную спину, но не успевает что-либо сказать, прежде чем раздаётся обиженный всхлип.

– Пвости, – шмыгает носом Чонгук и сильнее зарывается лицом в хосокову шею.

Это его привычный Гуки – мягкий эмоциональный альфа, очаровательный малыш. Хосок улыбается и потирается щекой о чужую макушку. Всё-таки, не доверяй он своему альфе так сильно – не позволил бы ему зайти так далеко. Так что определённая доля ответственности лежит и на нём самом. В любом случае, не то чтобы он в принципе о чём-либо жалел.

– Всё в порядке, – убеждает Хосок, продолжая оглаживать ладошками крепкие мышцы. – Следующая волна будет примерно через пару часов? – уточняет он и, получив утвердительное мычание в ответ, удовлетворённо хмыкает и зарывается пальцами в чонгуковы мягкие волосы. – Отлично, успеем покушать и немного передохнуть. 

Хосок чмокает Чонгука в макушку и на пробу слегка двигает телом: то ослабевшее и, кажется, неподъёмное после всего пережитого. Встать всё равно нужно: чтобы опустошить живот, чтобы покушать, размять конечности, в конце концов. Он движется медленно и аккуратно, пытаясь отлепить от себя альфу и выпутаться из его объятий, но Чонгук хнычет и сильнее прижимает к себе. 

– Давай же, Гуки, – уговаривает Хосок. – Покушаем и будем обниматься, пока не начнётся следующая волна.

Тот обиженно сопит, но в итоге всё-таки отстраняется и показывает своё лицо – если его чем-то и можно подкупить, то только едой. У альфы влажные глаза, надутые губы и заломанные брови. Очаровательный. Хосок улыбается и немного взлохмачивает его волосы. А потом аккуратно снимается с почти полностью обмякшего члена. Он шипит, а из Чонгука вырывается плаксивый скулёж – вне влияния гона его пенис после стольких часов сношения тоже безумно чувствителен. 

Как только член выскальзывает и хосокова киска остаётся раскрытой, вся та сперма, которой успел заполнить его Чонгук, начинает вытекать. Хосок тут же пытается напрячь ослабленные измученные мышцы влагалища, в панике прижимает пальцы к дырочке и сжимает бёдра, чтобы не дать семени вылиться: он с ума сойдёт, если их постель будет пропитана ещё одной лужей выделений.

– Скорее, дай, – Хосок неопределённо взмахивает рукой куда-то в сторону, но Чонгук без проблем его понимает и через несколько секунд уже держит в пальцах силиконовую пробку.

– Можно мне? – спрашивает он.

Омега, естественно, позволяет. Чонгук быстро и аккуратно заменяет тоненькие хосоковы пальцы пробкой, и вскоре киска вновь надёжно закупорена. Хосок облегчённо выдыхает, пока альфа оставляет невесомые поцелуи на его лобке и внизу живота.

– Иди подогрей что-нибудь, – просит Хосок, поглаживая свою пару по щеке, – а я пока пойду избавлюсь от всей этой спермы.

Чонгук, выглядя раненым такими словами до глубины души, посылает ему обиженный взгляд, но ничего не говорит – понимает, что и правда перестарался, поддавшись гону и утратив над собой контроль.

– И не смотри на меня так, – смеётся Хосок и медленно поднимается с кровати, – всё равно уже через пару часов снова меня накачаешь.

И Чонгук тут же довольно улыбается.