***
День пошел не как надо.
Минсок завел свой автомобиль, быстро трогаясь и уносясь впопыхах, потому что дел слишком много, а времени — нет. Он быстро заскочил в магазин по дороге, накупив как противной, так и вполне приличной еды, и отправился в дальний путь. Мать проела ему всю плешь о том, мол, сынок, тебе нужно обязательно съездить в Тэгу и проверить дедушку Тэхена, в последнее время он плохо себя чувствует. А Пак Минсок хороший и любящий внук. Но просто как объяснить вечно занятой матери, что являешься таким же занятым? Верно! Никак. А потому, взяв на работе отгул на целых пять дней, Минсок отправился в свое маленькое путешествие в солнечное Тэгу. Из рассказов той же матери, юноша слышал много раз о том, насколько там красиво, свежо, а еще это самые природные места и порождение всевозможных легенд. Мин улыбнулся, когда вспомнил одну из них, рассказанных его дедом.
Отличное время тогда было. Вероятно, Минсок надеялся на то, что сможет окунуться в свое детство, пока будет находиться у дедушки в гостях.
Несколько часов в сидячем положении и местной попсой по радио немного вывели из себя Минсока и заставили почувствовать усталость. Юноше оставалось каких-то тридцать минут, чтобы оказаться подле дома мистера Кима. Он остановился на обочине, чтобы размять кости и заодно перекусить — чувство голода никуда не девалось, а голова трещала от многочасового передвижения. Брюнет глотнул воды, смотря вперед; мимо пролетали птицы, щебечущие свои мелодичные песни, дул свежий ветерок, а прямо по курсу открывался живописный вид.
Минсок улыбнулся, закончив с перекусом, и вновь сел за руль. У него будто второе дыхание открылось; он летел быстрее ветра, в надежде скорее встретиться с дедушкой, крепко обнять его и поговорить. Молодой человек переживал, что на этом свете мистеру Киму осталось совсем чуть-чуть и во что бы то не стало желал по максимуму побыть с дедом все свое время в импровизированном отпуске.
Когда он оказался рядом с домом, внутри него все трепыхалось; старые воспоминания накрывали с головой, а боязнь подступала к горлу, а потому, долго не думая, Минсок постучал в дверь и обнаружил ее открытой. Он вошел и почувствовал приятный для носа аромат выпечки и лишь после заметил дедушку, что сидел в кресле около камина.
— Минха позвонила мне, рассказала, что ты приедешь, — произнес пожилой мужчина, улыбаясь внуку.
— И поэтому ты засуетился? — рассмеялся Минсок. — Не надо было, де, — назвав его так ласково, юноша подбежал к старшему и крепко обнял его. — Знаешь, я так рад тебя видеть и сильно скучал по тебе!
— Я тоже, мой хороший, я тоже, — ответил Тэхен и потрепал его волосы.
Как выяснилось, сладкое к приезду гостя приготовила соседка, что периодически ухаживала за мужчиной. Минсок был ей благодарен, а потому пригласил остаться с ними на ужин.
Все было очень вкусно и сытно.
***
***
***
Спустя где-то час Минсок уже во всю слушал истории дедушки о его прошлом, о войне, о каком-то призраке, что обитал у них на чердаке.
Минсок аж пфыкнул.
— Что? Ты сейчас серьезно утверждаешь, что над нами кто-то есть? — Юноша звонко рассмеялся, почти падая с мягкого дивана на пол. — Призрак? Дедуль, твои истории достигли апогея, — в шутку пробормотал Минсок, но заметно напрягся, нервно сглатывая.
— Значит, не доверяешь моим словам? — с ноткой загадки в голосе проговорил Тэхен и вопросительно посмотрел на внука. — Так сходи и проверь.
Минсок поднялся на ноги, бурча себе что-то под нос; Тэхен попросил его захватить с собой влажную тряпочку, ибо там целый рассадник пыли и грязи, а младший просто подумал о том, что на чердаке необходима была уборка.
Дедушка был мастером привлекать и завлекать своими рассказами. Что, если эта была очередная его уловка?
Когда молодой человек поднялся наверх и включил свет на чердаке, он ахнул. Создавалось ощущение, что здесь никого не было лет тридцать точно. А-то и больше! Пыль валялась кусками на старой мебели, коробками был заставлен весь пол. Почихав раз десять, Минсок осознал две вещи: 1) у него аллергия на пыль; 2) нет здесь никакого призрака.
***
***
***
Прошло два часа, когда Минсок добрался до пятой коробки, чтобы вскрыть ее содержимое и понять, что делать с ней и с тем, что находилось внутри этого пыльного кладезя. Все круто поменялось, когда Пак вскрыл ту самую пятую коробку, что находилась ближе всего к окну. В ней хранились старые письма, газеты и выцветшие фотокарточки: на них были изображены незнакомые ему люди, и только в одном из них Минсок смутно мог узнать своего деда. И то потому, что фотография на обратной стороне подписана была.
Юноша смутился, потому что второго человека со снимка он точно не знал: он был в форме военного летчика, с выразительными горящими глазами, мужественным лицом и смешными передними зубами, которые походили на кроличьи. И везде этот незнакомый мужчина и его… молодой дедушка были вместе: держались за руки, встречали рассветы и закаты, фотографировали природу.
У Минсока было множество вопросов, и он, взяв пару снимков с собой, быстрым шагом спустился вниз.
— Кто это? — он громко проговорил и включил яркий свет в гостиной, усаживаясь рядом с дедушкой на пол.
Мужчина поправил свои очки, сдвинув их с конца переносицы прямо к глазам, а потом взял в руки фотокарточку.
— Кто этот мужчина в форме, де?
Минсок был взволнован и тяжело дышал. Он понимал, что лез в личную жизнь своего дедушки, но ничего не мог с собой сделать.
Тэхен же, разглядывая снимок, тепло улыбался, сдерживая с трудом горькие слезы.
— Думаю, ты созрел для этого разговора, мой мальчик. Я расскажу тебе о своей первой любви…
И сердце младшего ухнуло в прямиком в пятки.
— Мне было всего восемнадцать лет, когда я окунулся в чувства с головой, — начал рассказ старший. Он пересел с кресла на диван и подозвал к себе Минсока. Младший слегка затих, но внутри него бушевала эмоциональная буря. — Тогда только-только началась война, и меня, как и всех моих друзей, призвали на службу — защищать нашу родину. Я был несмышлёным юнцом, оказавшись на фронте. Но случайная встреча с тем человеком многое изменила в моей жизни. Его звали Чон Чонгук, и он был не простым летчиком — офицером. Он командовал нашим взводом и всячески мне, скажем так, помогал. Думаешь, Минсок, твой дед был сильным в свои восемнадцать? — он посмеялся и заглянул в глаза Минсоку. — Это вас не пойми чем сейчас кормят, что вы просто огромные. Я же был щуплым и войны боялся больше смерти.
— А как так вышло, что вы сдружились с Чонгуком? — Минсок подогнул под себя ногу и облокотился на мягкую спинку дивана.
— Ну, — Тэхен почесал затылок, чувствуя стыд за следующие слова, — я просто много косячил и за мои провинности выговоры получал Чонгук. Однажды он пришел ко мне разбираться, в надежде вправить мозги. Мы тогда сильно подрались, но почему-то после этого случая он стал более мягким ко мне, закрывал глаза на многие вещи и прикрывал перед старшим руководством. Наша дружба крепчала с каждым днем, а ее верность подтвердилась тогда, когда на нас неожиданно напал враг.
С каждым последующим словом Минсок погружался в ту атмосферу и представлял картины, связанные с жизнью его деда: вот проносились гранаты, взрывающиеся прямо в воздухе над головами, а вот стена из непрекращающихся выстрелов — все это было будто рядом, сейчас, прямо здесь, но сам Тэхен, рассказывая это, был абстрагирован от воспоминаний.
Они слишком болезненны, чтобы позволить сердцу еще раз их прочувствовать.
— Чонгук защищал нас и был ранен в ногу, а я сам не заметил, как закрыл его своей грудью, расстреливая на пути своем всё и вся. Я дотащил его до безопасного места, а после, — Тэхен сделал паузу и сглотнул. Он начал нервничать, пропуская через свое тело бутоны старых чувств, что сильнее вытравливали сердце, — а после я почувствовал его губы на своей щеке. Друзей не целуют, Минсок, в них не влюбляются до беспамятства, — он горько усмехнулся и тяжело выдохнул.
Повисла недолгая пауза, после которой Тэхен проговорил это:
— Тогда-то я и осознал, что Чонгук был для меня больше, чем просто мой командир, товарищ, друг…. Тогда-то я понял, что эта запретная любовь погубит нас обоих.
— В течении нескольких дней он приходил ко мне в госпиталь. Когда я дотащил его до безопасного места, я отключился. Последнее, что я помню, — его обеспокоенное лицо. А когда я очнулся, почувствовав вначале острый запах спирта, то, открыв глаза, снова был перед глазами он. Чонгук сидел на раскладушке напротив, его костыль лежал рядом; из-за того, что пуля слишком глубоко прошла и ткани были повреждены, ему приходилось ходить только с чужой помощью. Но его лицо озарилось, когда он увидел меня. Я помню эти глаза, помню, как он пересел и оказался подле меня, разглядывая так изучающе и всё ещё взволновано. «Выгляжу, должно быть не очень», — тогда, смеясь, протараторил я и в ответ получил такой же искренний смех и резкое «Даже думать не смей об этом, ясно»? Чонгук был грозным хеном и товарищем, но от его заботы хотелось раствориться. Он пробыл со мной почти до самого позднего вечера; на подоконнике рядом с моей раскладушкой лежало множество фруктов, а ещё стояла ваза с ромашками. За окном расцветало лето сочными красками, но все они тускнели, стоило очередному снаряду пролететь над нашими головами. Чонгук не хотел уходить; он постоянно расспрашивал меня о моем самочувствии, просил медсестёр чаще менять бинты и повязки. Он дожидался, пока мы останемся наедине с ним, а другие солдаты уснут. Он аккуратно наклонялся прямо над моим лицом и косался горячими губами лба, прикрывая глаза. Это не было поцелуем — но мое сердце трепыхалось в грудной клетке, стараясь вырваться наружу, а потом и вовсе растечься на полу в непонятную жижу. Чонгук провёл ладонью по моим волосам, всё ещё находясь близко к моему лицу; он заглянул в мои глаза и тяжело выдохнул. «Мне нужно будет улететь в Хиросиму», — выпалил он. Я не знал тогда, что сказать ему в ответ; не знал, как подбодрить, лишь обхватил руками его шею, вновь приблизив к себе, и поцеловал. Я не знал, почему я послушал своё сердце тогда, но знаю это сейчас.
— Дедушка, я не понимаю… — Минсок не дышал и выстраивал в голове линейное повествование рассказа старшего; все вокруг кружилось, а перед глазами рябело.
— Я не успел признаться ему тогда, Минсок, а больше у меня потом не было шанса исправить это…
— Спустя день мне стало намного лучше. Медсестры все также навещали меня, провожали на процедуры, и в целом дышалось свободнее. Небо на пару минут озарилось голубым, растворяя в себе всю серость настроения погоды, а я улыбнулся. На душе был временный покой, и, как известно: затишье было перед бурей. В день выписки я почувствовал что-то странное. Все началось с того, что после той встречи с Чонгуком, я не видел его больше и не слышал ничего о нем. В части сказали, что он правда улетел в Хиросиму по срочному заданию, а по какому не знал. Все как один твердили, что это совершенно секретно. Когда я вернулся в часть, я сел на своё спальное место, где каждую ночь мы с другими солдатами обсуждали наши прошлые жизни — жизни до войны. Мы много смеялись и радовались, что нас согревали воспоминания о родине, о семье и близких друзьях. Когда я опустил голову на подушку, то ощутил странное чувство, будто под ней что-то находилось. Я немедленно засунул под неё руку и нашёл запечатанный конверт. Он был не подписан, и на нем не было марок. Признаться честно, мне было боязно его открывать, но я решился сделать это. Когда я развернул его и стал читать, по моим щекам потекли слёзы. Это было письмо от Чонгука.
Тэхен, опустив взгляд, кивнул головой в сторону коробки, что всё ещё стояла по середине комнаты. Минсок залез в неё и нашёл, как видимо, тот самый конверт и дал его в руки дедушке.
«Здравствуй, Тэхен-а. Я думаю, ты сразу поймёшь, что пишу тебе я, Чонгук. Почему я это делаю? Честно сказать, я сам до конца не знаю. Я просто сижу сейчас в части, пока ты героически лежишь в госпитале и залечиваешь себе раны. Мне хотелось бы многое тебе рассказать, но каждый раз я себя останавливаю, убеждая, что могут возникнуть проблемы сложного характера.
Мы начали наше общение неправильно: с недомолвок, драки и разборок. Но сейчас ты слишком дорог мне, дорог настолько, что я готов отдать за тебя жизнь.
Тэхён, моя зимняя радость, пообещай мне, что, как только ты прочтёшь это письмо, то постараешься выбраться из части, хорошо? Скоро должно произойти нечто ужасное. Я не вправе писать тебе, что именно, информация слишком засекречена, но я не могу игнорировать тот факт, что тебе будет что-то угрожать.
Собери самое необходимое и постарайся убедить других солдат уйти вместе с тобой, хорошо? Этого места, что именуется нашей частью, скоро не станет.
Пожалуйста, Тэхён, поверь мне и доверься.
Я люблю тебя. Люблю всем сердцем, хоть у нашей любви и не было шансов раскрыться и показать всецело себя. Я люблю тебя и всегда буду любить.
Береги себя и прощай. Возможно, мы увидимся в следующей жизни и будем вместе там.
Твой Чон Чонгук».
— Он прощался со мной, Минсок, и ценой своей жизни он спас целую часть.
Минсок встал на ноги и ближе подошёл к дедушке Тэхену, который сейчас не скрывал своих слез. Ему было невыносимо больно, и младший крепко прижимал его к себе.
— Я не в праве спрашивать, каким образом он защитил вас тогда, де, но я хочу сказать, что ты любил храброго мужчину, ты любил настоящего героя.
Тэхён ничего не отвечал; он вытирал ладонями со своего морщинистого лица слёзы и опускал взгляд в пол. Минсоку хотелось провалиться под землю, укутать дедушку и защитить от этого мира. У него столько десятилетий было израненное сердце и он никогда не рассказывал об этом.
Чуть позже Минсок помог старшему лечь в свою постель, выключил свет, пожелал доброго сна, а сам продолжил рыться в той самой коробке.
Минсок аккуратно положил в неё то письмо, что зачитал Тэхён сегодня вечером, а после заметил пожелтевшую газетную вырезку. В ней говорилось о том, что на одну из действующих воинских частей Кореи с Хирасимы вылетел самолёт противника, чтобы разбрызгать ядовитые химикаты. Этого не произошло лишь потому, что военный самолёт под управлением Чон Чонгука пошёл на таран со вражеским, в конечном итоге пожертвовав своей жизнью и взорвав противника ещё в небе…
Минсок поджал нижнюю губу и заплакал сам. Он не знал лично Чонгука, не знал толком его историю, связанную с дедушкой, но он точно понял лично для себя, что даже во время войны люди искали прекрасное в жизни; они рисковали и любили; они пытались жить и принимать все, что готовила им судьба.
Когда младший проснулся утром, весь опухший и отечный от ночных слез, его захлестнула новая волна истерики.
Его дедушка, Тэхён, не дышал…
Он умер во сне, наконец обретя душевный покой, когда рассказал самый большой секрет своей жизни, когда вспомнил все и осознал, что все ещё любил Чонгука.
— Теперь ты наконец встретишься с ним, дедушка, и сможешь сказать, как сильно он значил для тебя, как сильно ты скучал по нему…
Эта история про первую любовь, про чувства на десятки лет, про единение душ, которые наконец встретились и обрели своё счастье, но только уже на небесах.
***