В руке почти пустой бокал — на самом дне тёмная жидкость, обжигающая горло. На стеклянных гранях отражается свет неоновых вывесок бара. Вокруг – толпы людей, шумные, весёлые, по мнению Ракшора — нелепые и определённо тупые. Музыка в колонках выкручена на полную, отдаваясь вибрацией по всему телу, но даже она заглушается воплями. Почему всем так радостно? От всего этого гама только голова болит.
— Вам налить?
Сверху, почти над самым ухом, раздаётся резкий голос бармена. В виски неприятно ударяет. Не поднимая голову, Ракшор угукает в ответ и ставит бокал на стол. С пустой от мыслей головой проследив за тем, как в нём намешивают очередной коктейль, разминает плечи и поворачивается вбок. Через пару пустых мест сидит человек, выбивающийся из всей массы шальных тел – пока все вокруг разодеты в яркие вызывающие тряпки, он — неуместным пятном в светлом брючном костюме. Пьяным совсем не выглядит. Весь такой… чужой, неправильный для обители человеческих грехов. Как будто зашёл не в ту дверь. На глаза спадает кудрявый локон, закрывая взор. Всего лишь секундная заминка, чтобы убрать его наверх — но, когда Ракшор поднимает взгляд обратно, человека уже нет. Сразу немного протрезвев — неужели бред? — Ракшор выпрямляется и оглядывается по сторонам. Нет, он же не мог так быстро уйти из его поля зрения. Не мог же? Поворачивается обратно к стойке, к которой как раз подходил сотрудник. Прокашлявшись, Ракшор обращается:
— Вы видели куда ушёл этот тип?
Бармен удивлённо смотрит на него. Посмотрев в направлении, куда указывает чудаковатый посетитель, пожимает плечами и пододвигает к нему заказанный напиток.
— Прямо сейчас никого здесь не видел.
Видимо, действительно показалось. Заторможено моргает. На сегодня алкоголя, пожалуй, с него хватит. Оставляет купюры на столе и поднимается, даже не притронувшись к напитку. Быстро идёт к выходу – сквозь пьяные тела – и в туалет через тёмные коридоры.
Свет в помещении горит с переменным успехом, мигая каждые несколько секунд и грозившись окончательно потухнуть. Музыка всё ещё слышна, но уже приглушённо. Гул сменяется высоким писком в ушах.
Чуть не навернувшись о собственные ноги, доходит до ближайшей раковины и умывается холодной водой. Руки трясутся. Дрожь бьёт от кончиков пальцев ног до самого затылка, а где-то в груди сжимается противный узел, сдавливающий изнутри и не дающий дышать.
Вдох-выдох-вдох. Нужно успокоиться.
Быстро посмотрел в зеркало и скривился своему отражению. Красивое лицо – для людей, напоминание о собственной никчёмности и слабости – для себя. Зажмурился до цветных пятен под веками, мотнул головой и направился наверх, в номер.
***
В номере контрастно тихо. Только звук скрипящей половицы, когда Ракшор ковыляет до кровати. Маленькая комнатка, кровать, тумбочка, низкий холодильник и серые обои. Ничего лишнего. Он мог позволить снять себе люкс со всеми удобствами, но смысла в этом видел мало. В любом случае, всё, на что был способен сейчас Ракшор — упасть поверх одеяла и прожигать взглядом потолок, пока чёрная дыра меж рёбер дожирает последние остатки сил.
Дни давно потеряли счёт. Вся жизнь — серая рутина без ярких красок. Дом, работа, бар, дом, и снова по кругу. Давно выученный маршрут, действия, выжженные инструкцией под коркой мозга. Лица людей вокруг не имеют чётких черт — как будто смазаны фильтром, все под одну копирку. Нет, конечно, внешне они отличны, но копни глубже — все как один – пустышки под одну копирку. Ненастоящие, придуманные кем-то наспех, чтобы заполнить потерянные строчки в мироздании. Брат часто спрашивает — «Что тебя не устраивает, Ракшор?» — а Ракшор и сам хотел бы найти на это ответ. Поступил в вуз, как и планировал, устроился на высокооплачиваемую работу. Юридическое дело было интересным, и первое время он правда горел своим занятием, но очень быстро учёба превратилась в очередную кашу повторяющихся алгоритмов, от которых только тошнит.
Баффорт говорил, что тоскливо, наверное, от того, что рядом никого нет. Пытался познакомить его с новыми людьми. Девушки, парни. Устраивал свидания, таскал с собой на вечеринки. Ракшор искренне старался увидеть в них хоть что-то интересное, найти кого-то, кто зацепит чем угодно — тщетно. Иногда закрадывались мысли, что он просто не создан для любви. Не способен принимать и отдавать тепло. Иногда казалось, что он в целом не способен испытывать чувства — возможно, всё закончилось на братской любви к своему близнецу, — и нет смысла пытаться найти их внутри себя. Но затем по ночам снились длинные пальцы, переливающийся, как музыка, голос, светлые глаза, пшеничные волосы и палящее солнце.
***
Возможно, ему всё ещё всего лишь кажется, но количество их встреч становилось слишком большим, чтобы продолжать и дальше списывать это на опьянение. Несколько раз Ракшор замечал знакомую макушку среди толпы в холле, ещё пару раз — видел, когда этот человек выходил из отеля. Однажды они столкнулись в буквальном смысле — Ракшор случайно вписался в него плечом, не следя за тем, куда идёт, заметил боковым зрением светлые пряди, а когда поднял голову — уже потерял среди остальных прохожих. Конечно, можно сказать, что в этом нет ничего удивительного — живут в одном отеле, как никак, встречи неизбежны. Если зацепиться взглядом за любого другого человека и постоянно высматривать его в толпе, то точно также можно заметить регулярные пересечения. Чего Ракшор не смог себе объяснить, так это того, почему тянет именно к этому незнакомцу. Толком ведь даже не рассмотрел лица, не слышал его голос, но где-то на подсознательном уровне знал, что от его смеха по коже пробегают мелкие мурашки. Он не проверял, конечно же, он не мог это проверить, но знал без доли сомнения — пальцы у него почти всегда холодные.
Желание выяснить, кто это и почему он кажется таким важным, заставляло вставать по утрам с постели и нарезать круги по этажам отеля. Правда, эти поиски затмевали все остальные события в жизни. Пропускал звонки Баффорта. Не столько не хотел разговаривать, сколько не знал, что говорить. Слышать его волнующийся голос всё ещё было тяжело — проще оградиться от этого. На сообщения отвечал, что занят. Да, познакомился. Да, всё хорошо. В каком-то смысле он даже не лгал — конкретику он здесь не давал.
Поймать улыбку своего инкогнито было… хорошо. Мимолётная, буквально секундная, гладящая и греющая. Глаза голубые, а в уголках маленькие мимические морщинки, как от не сходящей с лица улыбки. А ещё почему-то почудился шелест перьев где-то за спиной. Странно. Незнакомец опять пропадает, а Ракшор остаётся стоять в коридоре, прислонив пальцы к губам. Проводит языком по нижней, закрывает глаза. Что-то очень родное. Сокровенное. Тепло.
Менеджеры с ресепшена отказались выдавать информацию о номере клиента, имени которого Ракшор даже не знал, но, на удивление, это, наоборот, только сильнее раззадорило. Для себя Ракшор твёрдо решил, что больше не намерен позволять ему и дальше исчезать. Подумывал проследить, на каком этаже он заселён, и пройтись по всем номерам на нём — но не смог подловить удачный момент. То в лифт заходило слишком много людей, то замечал слишком поздно, когда он уже поднимался по лестничной площадке, а разделяло их критично большое расстояние. В общем, с этим не сложилось.
Сны ощущались как спокойные тёплые волны моря, отдавались жгущим ступни песком и поцелуями с привкусом горького табака.
То ли Ракшор был слишком неудачливым, то ли незнакомец умел перемещаться в пространстве никак иначе, как с помощью телепортации. На мысли о последнем предположении Ракшор смешливо фыркал, но найти какого-либо другого объяснения так и не смог. За время, пока он гонялся за «человеком в костюме», он успел подметить для себя многих постояльцев. Например, каждое утро на веранду отеля выходила пить кофе смуглая высокая женщина с копной чёрных волос, иногда к ней присоединялся уморительно выглядящий, по мнению Ракшора, амбал, со стороны выглядящий как её личный телохранитель. Он им и был, кажется, но просто по телохранителям так интимно ножками не водят.
Но единственный, кто его интересовал…
Ракшор запускает ладонь в волосы, массирует виски и толкает тяжёлую входную дверь отеля. На улицу свежо. Солнце село около двух часов назад, наверное, если бы не городские выбросы, уже были бы видны первые звёзды. Сейчас — Ракшор поднимает голову наверх — только темное полотно с тяжёлыми тучами. Зато луну видно. Сегодня особенно яркая. Застёгивает ветровку и оглядывается по сторонам. Людей не так много, но в отдалении слышен визг колёс заносящихся машин. Поворачивает голову чуть вбок и цепляется взглядом за знакомый силуэт. Сердце пропускает удар, в кончиках пальцев покалывает холодом.
Это он. Стоит, оперевшись спиной об угол дома через дорогу. Затягивается сигаретой. Ракшор уверен, что знает, какие на вкус после этих сигарет губы. Не знает только, откуда. Выдыхает облако дыма и замечает Ракшора. Не двигается с места, окидывает спокойным взглядом, изучающим, без капли удивления. Ракшор облизывает нижнюю губу и делает шаг навстречу. Боится, что незнакомец, как и во все прошлые разы, внезапно исчезнет, поэтому не задумываясь идёт прямо к нему. Но тот, на удивление, остаётся там же, где и стоял. Уголок губ дёргается в лёгкую улыбку, но через пару секунд сменяется на напряжённый взгляд, направленный куда-то в сторону, а ещё через секунду он резко отталкивается от стены и в пару рывков сокращает расстояние до Ракшора, также резко — одновременно с ярким светом, бьющим в глаза сбоку и оглушительным звуком гудка — толкает к пешеходной части.
В ушах белый шум, дезориентирован, не сразу понимает, что произошло. Пытается сфокусировать взгляд — выходит не сразу. Обнаруживает себя на асфальте. Колени и локти неприятно щиплет — неудачно проехался и стисал, кажется. Наконец получается что-то разглядеть — светлые локоны на асфальте, кровь у затылка, кровь на дороге. Слышны чьи-то крики, люди собираются вокруг, но этого Ракшор не замечает. На полусогнутых дрожащий подходит ближе, падает обратно на колени — не чувствует, как и так раздражённая кожа начинает кровить, совсем не до этого сейчас — протягивает руки, кладёт аккуратно на плечи, осторожно нависает сверху. Свои собственные волосы падают вниз, скрывая всё происходящее по сторонам и ещё сильнее отделяя Ракшора от внешнего мира. Встречается с пронзительным взглядом напротив. Странно, что вообще в сознании, но сейчас удивиться у Ракшора не получается. Хочет что-то сказать, но не успев произнести ни звука, оказывается перебит мягким «чшш». Кажется, в конце это переходит в шипение от боли. Ракшор смаргивает скопившуюся в уголках глаз влагу. Рвано выдыхает. Должно быть страшно, тревожно, но в противовес всему — ему очень спокойно. Вот здесь, рядом со своим незнакомым знакомцем. Всё ещё не знает о нём ничего, но при этом знает больше, чем может знать о ком-либо другом. Аккуратно забирается пальцами под голову, стараясь не задеть рану, приподнимает и укладывает к себе на колени. Не сводит взгляда. Ладонь нежно на щёку, потирая большим пальцем. Ракшор знает — чувствует — сейчас он именно там, куда стремился всю жизнь. Не при тех обстоятельствах — с тем человеком. Предпринимает ещё одну попытку что-то сказать, но осекает себя уже сам. Сам не замечает, что уже давно сидит с такой же слабой улыбкой, закаляющей чужую. Закрывает глаза.
На костяшках руки остаётся нежный поцелуй.
***
В номере холодно. Неуютно. Ракшор резко встаёт с кровати и удивлённо оглядывается. Он не помнит, как оказался здесь, не помнит, что вообще происходило после вчерашнего вечера. В помещении светло, на стенах играют солнечные зайчики — Ракшор оборачивается и видит ясное небо. Что было ночью? Что случилось с человеком? Тошнит. Толкает дверь в коридор и даже не закрывая идёт к лифту. Пока ждёт — пытается ещё раз восстановить цепочку событий в голове. Ничего. Пустота. Как будто его просто кто-то перенёс в другое место. Хмурится, закусывает губу, вваливается в двери лифта, толкнув кого-то плечом. Слышит чужую ругань и даже не думает отвечать. Двери закрываются. Лбом упирается в холодную стену. Шум никуда не пропадает. Руки дрожат — замечает только когда трёт глаза.
В холле суетно. Много людей с чемоданами — кто-то заселяется, кто-то освобождает номера. Какая-то странная тройка чуть не сбивает Ракшора с ног — девушка с бирюзовыми висками оборачивается и через плечо бросает извинения. Черноволосая… Черноволосый? Юноша дёргает ту за рукав и тянет на себя. Ракшор ловит на себе обеспокоенный взгляд третьего — самый высокий и, с виду, самый адекватный, но в ответ только злобно сводит брови к переносице и проходит дальше.
Ноги держат хреново. Состояние как после нескольких литров спиртного после сна. Давит пальцами на виски, выходит в центр зала, окидывает взглядом всех прохожих. За стеклянными дверями видит удаляющуюся фигуру. Абсолютно целый — даже неизменный костюм ни капли не повреждён. Ничего, что напоминало бы о прошедших событиях. Были ли они вообще? Замирает на месте. В разуме немного просветляется — шум сходит на нет, головная боль потихоньку исчезает. На их место приходит старая знакомая ноющая пропасть в груди. Заставляет себя дойти до двери — тяжело — но уже понимает, что слишком поздно. Берётся за ручку и наблюдает как человек исчезает в подъехавшей машине.
В последний раз перехватывает чужой взгляд.
Ракшор смотрит, как уезжает машина. Пальцы крепко сжимаются на ручке — до белых костяшек, впиваясь ногтями в собственную ладонь. За спиной люди окликают и говорят отойти.
Ракшор смотрит, как уезжает машина, и знает, что вселенная покинула его навсегда.