Котячьи нежности

Арсений, резво поворачивая ключ в замке, в приподнятом настроении входит в квартиру и наконец-то выдыхает. Стягивает с плеч рюкзак и перестаёт сутулиться, вместе с рюкзаком — хотя тот довольно лёгкий — будто уходит накопленная за половину суток усталость. Сегодня был непростой и довольно долгий учебный день, пять пар это вам не хухры мухры, поэтому оказаться дома, в родной обстановке — это самое настоящее удовольствие.

Единственное, что напрягло Арсения ещё с того момента, как он зашёл, — его никто не встречает. У них с Антоном есть небольшая ежедневная традиция: встретить, обнять, поинтересоваться, как дела. И каждый раз они оба с радостью ей следовали, но сейчас в квартире тишина, очень непривычная тишина. У Шаста пары закончились раньше, поэтому он уже должен был вернуться домой. Предположение о том, что тот пошёл гулять с друзьями или по каким-то делам, сразу отметается — они всегда друг друга предупреждают об изменившихся планах. Поэтому Арсений тихо раздевается, вслушиваясь в каждый шорох, быстро моет руки и идёт на поиски своей пропажи.

Пропажа находится довольно быстро: она лежит в их спальне и почему-то спит, завернувшись по уши в одеяло и уткнувшись носом в подушку. И это ещё одна странность сегодняшнего дня — у Антона нет привычки спать днём, потому что он, наученный горьким опытом, режим не сбивал.

Арсений на цыпочках подходит к кровати и садится на корточки около лица Шаста. Тот медленно, как-то устало открывает глаза и прокашливается.

— Привет. А ты чего так рано? — почти шепчет он, плохо контролируя громкость своего голоса из-за долгого молчания.

— Как рано? — Арсений достаёт телефон из кармана и удивлённо смотрит на время. — Я пришёл как обычно. Это ты, наверное, просто заснул на пару часиков и не заметил? Ты чего тут, кстати? Устал? — интересуется он и кладёт телефон на тумбочку, чтобы освободить руки и аккуратно стянуть с лица Антона одеяло. Опустив его до уровня плеч, Арс сразу же цепляется взглядом за чуть покрасневшие глаза.

— Да я не спал… Просто лежал. — Антон достаёт руку из-под подушки и трёт опухшие веки.

Арсений обеспокоенно наблюдает за его действиями и чуть ли не на ножах борется с желанием сразу же расспросить о том, что случилось. Но давить не хочется.

Он на самом деле не замечал, чтобы в последнее время Антон чувствовал себя настолько подавленно — была, конечно, заёбанность, но она не казалась чем-то странным, — поэтому теперь хочется либо дать себе подзатыльник за невнимательность, либо поинтересоваться, откуда у Шаста такой актёрский талант.

— Как ты себя чувствуешь? — решает идти не напролом, а издалека, постепенно приближаясь к своей цели. Если Антон сейчас промолчит и переведёт тему, Арсений хоть и примет это, но будет очень пристально следить за его состоянием, чтобы в случае чего сразу же прибежать и подставить плечо.

Раньше бы он обиделся на такое: мол, почему ты мне не хочешь рассказывать, я же твой парень; но сейчас понимает — иногда человеку нужно просто остаться наедине с самим собой, проплакаться, чтобы полегчало. И не всегда хочется делиться этим состоянием, даже с самыми близкими.

— Ну, так, — бормочет Антон и отводит взгляд куда-то в сторону. Ну, хотя бы не притворяется, что всё отлично, не обрубает разговор на корню, и это радует, ведь у Арсения теперь есть шанс как-то помочь или хотя бы просто поддержать.

Арсений тянет руку к растрёпанной вихрастой макушке, аккуратно опускает на затылок и, когда Шаст снова возвращает к нему свой взгляд, начинает почёсывать. Пальцы мягко проходятся по коже головы, убаюкивающе массируют, стараясь расслабить владельца этих очаровательных спутанных кудряшек.

— Я так устал, это просто пиздец, — всё-таки начинает рассказывать Антон. Он закрывает глаза, тяжело вздыхая. — Я больше не могу ходить в этот ёбаный универ, что-то делать, слушать, писать. Меня тошнит от этого всего — от долгов, от пар, да в принципе от своей специальности тошнит. Просто, блять, отвратительно.

Голос у него настолько раздражённый и уставший, что у Арса сжимается сердце. Он перемещает руку с Шастовой головы на щёку и начинает нежно водить пальцами по щетине, переходя то на нос, то на лоб, разглаживая небольшие морщинки. Через какое-то время подключается вторая рука и опускается на макушку, продолжая дело первой руки.

— Каждый раз, приходя на пары, я думаю: «Господи, скорее бы это всё закончилось!». А на носу ещё и сессия! — разошедшийся Антон вдруг прерывает свой монолог, но лишь на несколько секунд, чтобы отдышаться, подняться с подушки и принять сидячее положение. Снова завернув себя в кокон из одеяла, он продолжает: — Я вообще не знаю, как их сдавать, как готовиться, если у меня нет ни сил, ни мотивации. Это же ужас, сколько всего надо делать, чтобы, блять, не слететь со стипухи. А я не могу с неё слететь, ты же понимаешь…

Арсений, к счастью или нет, очень хорошо понимает состояние Шаста. Он сам учился в таком университете, где было противно даже от вида аудиторий, в которых нужно было просиживать штаны пять-шесть пар. Нет, аудитории нормальные были, даже мебель была относительно новая, просто ни один предмет ему не нравился, а перспективы обучения по той профессии заставляли ежедневно впадать в какое-то уныние от осознания неизбежности — у него не было других вариантов. Собственно, ни к чему хорошему это и не привело — выгорание спустя два месяца после начала учёбы на первом курсе.

Но Арсению всё-таки повезло, он сразу понял, что не сможет ни учиться, ни нормально жить в таком состоянии, и поговорил начистоту с родителями, использовав все возможные аргументы, убедил их в том, что учёба в театральном университете — тоже хороший вариант, который к тому же очень по душе Арсу, в отличие от экономической специальности, от которой буквально выворачивало. Поэтому, кое-как закрыв первую сессию по настоянию родителей, он отчислился, перепоступил и наконец-то понял, что значит учиться тому, что приносит удовольствие. А вот Антону повезло меньше, он как поступил на менеджера от незнания, чего хочется в жизни, так и учится вот уже третий год и страдает.

На самом деле они часто это обсуждали, часами размышляли, чем хотят заниматься в будущем — больше, конечно, размышлял Антон, представляя себя на сцене в качестве юмориста, — были и выгорания, с которыми они справлялись вместе, но ни разу Шаст не был в настолько убитом состоянии. И Арсений чувствует волнами накатывающую тревогу за любимого человека от осознания того, что помочь тут очень сложно, а его поддержка вряд ли быстро избавит от такого состояния.

— И я даже не знаю, что делать… — выговорившись, Антон замолкает, сжимается весь и немигающим взглядом пялится в стену, не обращая внимания на гладящего его Арсения.

Через несколько минут безмолвия он отмирает:

— Арс?

— Да? — Арсений смотрит на лицо Антона, выражающее только обречённость, и снова чувствует, как беспокойно сжимается где-то в груди.

— Полежишь со мной? — спрашивает Шаст и заглядывает ему в глаза, ища в них поддержку. И, разумеется, Арсений ему сразу же её оказывает — иначе быть не может. Он максимально быстро переодевается в домашнюю одежду, вешая уличную в шкаф, и плюхается рядом. Антон сразу прижимается к нему, укладывая подбородок на плечо, но не обнимает, будто лишённый сил. — Расскажешь, как день прошёл?

Арсений кивает и с радостью принимается за рассказ о сегодняшнем дне, надеясь, что это хоть чуть-чуть отвлечёт Антона. В целом всё неплохо, только вот немного расстроила контрольная по непрофильному предмету, которую он написал точно не на пять.

— И эта сука ведь к малюсенькой ошибке придерётся, я уверен, а мне тройка ой как не нужна… Кстати, преподша реально сука — у нас по универу ходят слухи, что она превращается в собаку, — Арсений улыбается, вспоминая эту странную преподавательницу. — Некоторые шутят, что она по ночам бегает по лесопарку около универа и воет на луну. Но я подозреваю, что не в собаку, а в морскую свинку — она такая же мелкая и вонючая. — У Антона легонько вздрагивают плечи от смеха, и это явно успех.

Но внезапно он прерывает занимательные рассуждения о том, в кого же всё-таки обращается их преподавательница.

— Арс… — как-то неуверенно и очень тихо зовёт его Антон и дожидается вопросительного мычания. — Ты сильно устал после пар?

Арсений не совсем понимает, к чему этот вопрос, но отвечает:

— Да нет, нормально. — Это не совсем правда, но и откровенной ложью нельзя назвать. Он просто утомлён долгим учебным днём, но согласился бы сейчас на любое предложение.

— Идея странная, но может быть, мы обратимся и полежим так? — Антон отлепляется от плеча и умоляюще смотрит прямо в глаза, пожёвывая нижнюю губу.

Это предложение хоть и немного неожиданное, но точно не странное. Теперь понятно, зачем Шаст спрашивал про усталость — в отличие от него, у Арсения обращение отнимает достаточно много сил. Он не знает, с чем это связано, и предпочитает ходить в человеческом обличии, ведь, вернувшись в свою родную форму, ему приходится долго отходить и отдыхать. А вот Антон любит в свободную минутку обратиться в кота и спокойно понежиться на кровати, оставляя на ней кучу шерсти — на что Арс потом ругается, — или взять и залезть к Арсению на коленки, заставив отвлечься от дел и хорошенько погладить и почесать где только можно.

Но самое лучшее времяпровождение для них — лежать в котячьей форме, переплетясь всеми конечностями и зарывшись носами в шерсть. Такое происходит редко, как раз из-за проблем Арсения, но оттого оно и более ценно. Антон как-то признался, что для него это даже интимнее секса; он знает, что после такого валяния Арс чувствует себя овощем первые пару часов, но всё равно соглашается на подобное. Ведь в тот самый момент, когда они представляют из себя один разноцветный комок шерсти, оба будто отключаются от реальности, ото всех проблем и неприятностей, концентрируясь друг на друге: на запахе и мягкости шерсти, на тепле прижимающегося тела и спокойном дыхании.

На самом деле Арсений согласен — это невероятно интимная вещь, ведь в их обществе не принято в принципе распространяться о том, в какое животное ты превращаешься, не говоря уже о самом превращении перед каким-либо человеком — это слишком личное. И Арсения ужасно трогает тот факт, что они доверяют друг другу настолько, что Антон при любой возможности лежит у него на коленках, грея своей небольшой пушистой тушкой, а Арс, несмотря на свои проблемы, тоже всегда с радостью обращается и нежится с Шастом.

— Хорошо, родной, — соглашается Арсений и отодвигается от Антона, чтобы сосредоточиться на обращении. У Шаста это как обычно получается быстро, а вот ему требуется время, чтобы расслабиться и сконцентрироваться на своих мыслях и ощущениях. Всегда необходимо иметь в голове чёткий образ животного, в которого собираешься обращаться.

Поэтому, пока Антон уже укладывается на смятом одеяле, ища удобную позу, Арсений всё ещё сосредоточен на своих мыслях. Вот в голове всплывает образ тёмно-серого кота и постепенно вырисовываются все детали окраса, вот Арс чувствует, как начинает изменяться его тело, как он становится всё меньше и меньше, и вот он наконец-то выползает из-под домашней одежды, едва-едва проминая лапами матрас.

Шаст, успев за это время немного расправить одеяло, уже лежит на боку и тепло, хоть и по-прежнему устало, смотрит на обратившегося Арсения. Взмахивает хвостом в приглашающем жесте, и Арс тотчас шмыгает к нему под полосатый бок. Он укладывает голову на бедро Антона, зарываясь носом в пушистую светло-рыжую шёрстку, и двигает своё тело ближе, чтобы прижаться ещё крепче. Наконец-то становится тепло и уютно, тревога начинает постепенно уходить.

Одной лапой Арс обхватывает Шаста и чувствует, как тот делает то же самое. Он мысленно сравнивает их позу с символом инь-янь и беззвучно хихикает, выдыхая через нос и заставляя чужую шерсть на мгновение всколыхнуться.

— Шаст, — тихо мурлычет Арсений через несколько минут.

— М? — Антон, окончательно вымотанный своим состоянием, лениво открывает, а затем тут же закрывает глаза и тоже укладывает голову на Арсово бедро. К его несчастью, он слишком длинный даже в своей котячьей форме, поэтому голова немного свешивается, но Шаст с этим ничего не делает, по-видимому, предпочитая не тратить силы, которые и так уже на исходе.

— Ты со всем справишься. И я всегда готов тебе помочь. — Арсений приподнимает кончик хвоста и укладывает его на чужую светлую макушку, надеясь немного успокоить таким нежным касанием. — Самое главное — не забывай, что ты не один, что ты в любой момент можешь обратиться ко мне. А если совсем плохо будет, можно и к психологу сходить.

— Арс, ну какой психолог? Ну выгорание и выгорание, у кого такого не было? — возражает Антон. Но, подумав несколько секунд и получив хвостом по носу, всё-таки сдаётся: — Ладно, наверное, ты прав…

— Вот именно, — Арсений кивает и снова опускает кончик хвоста на чужой лоб.

Ещё немного помолчав и, наверное, собравшись с мыслями, Шаст продолжает:

— Спасибо, что ли. Если бы ты не пришёл, я бы так и лежал до вечера и загонялся. А сейчас стало чуть-чуть легче. — Он жмурится и трётся щекой о лапу Арсения, щекоча его сквозь короткую шёрстку своими усами.

— Пожалуйста, родной. Люблю тебя.

В ответ раздаётся громкое и очень довольное мурчание, что вибрацией расходится по всей кровати.

И Арсений, удовлетворённый состоявшимся разговором, чувствует, что всё сделал правильно.