эгоист

— Любовь не в словах, а в поступках — ты не умеешь любить, эгоист! — кричит мать так, что уши закладывает, а волосы дыбом встают. Чимин не понимает, что происходит, он чувствует лишь боль: он сейчас — один большой сгусток боли, кровоточащая рана. Сжатые кулаки, глаза в пол и аккуратно брошенное:

— Но ведь вы меня не знаете… — на лестничную площадку вышвыривают обклеенный стикерами чемодан и клетчатое пальто, а из глаз уже катятся слёзы: Пак не выдерживает. Вслед за вещами, словно ненужного котёнка, выталкивают и его.

— Проваливай, неблагодарный! — хлопок двери леденящим эхом отражается от стен лестничной площадки, по щекам градом стекают солёные капли, и сил жить дальше, кажется, уже совсем не осталось.

Чимин приехал на Рождественские каникулы, но, видимо, их он проведёт в полном одиночестве в опустевшем общежитии.

***

— Чего вернулся-то? — добродушно бросает тётушка Ким, сидящая на вахте, когда видит студента, уныло перекатывающего чемодан через порог общежития.

Пак молчит, тупя глаза на носках своих потёртых, но до жути любимых ботинок — ответить-то нечего.

— Ой, молодёжь, ни слова из вас не вытянешь! — понимая, что ничего хорошего из этого разговора не получится, женщина отшучивается, быстро выписывая квитанцию и вручая Чимину ключи от его комнаты, уже ставшей родной. — Не оплатишь в понедельник — гляди, полетишь кубарем отсюда, — шутя пригрозив кулаком, добавляет вахтёрша, улыбаясь: прекрасно понимает, что Пак не из разгильдяев.

— Спасибо, — слегка улыбаясь, шепчет Чимин, дрожащей рукой стягивая с администраторской стойки ключ и бумажку. Это всё, на что его хватает: эмоций почти не осталось.

«Лицемер! Эгоист!»

Еле доползая до двери, Пак, недолго возясь с замком, аккуратно вваливается в крохотную комнатушку, пропахнувшую корицей и имбирём: видимо, Тэхён снова жёг свои аромасвечи прямо перед отъездом.

Странно как-то слишком: на часах всего лишь девять вечера… А ведь ещё утром он думал, что вернётся только через две недели.

Чемодан катится в угол, Чимин — в пропасть, пассивно сползая вниз по двери и усаживаясь на пол, даже не раздеваясь. Пальцы торопливо бегают по холодному экрану телефона, а после идут гудки:

— О, привет! Как добрался, Чиминни? — слышится приятный голос Тэхёна на другом конце.

— Ал-ло… — Чимин не выдерживает.

***

Помешивая на плите медленно набухающую молочную кашу и лениво жмурясь от лучей утреннего солнца, Чимин пытается прийти в себя после ночи, полной слёз, и трёх часов сна.

— Ты точно не хочешь приехать ко мне? — ещё раз задаёт вопрос Тэхён, мелькающий на экране телефона, на что Пак лишь мотает головой, теребя край растянутой домашней футболки и добавляя:

— Нет, Тэ, я прекрасно понимаю, что ты очень хочешь помочь, но я буду лишь грузом для вас. Тем более, Рождество — семейный праздник, — в ответ на этот аргумент Ким лишь закатывает глаза, из-за чего Чимин тихо хмыкает.

— Ну и сиди ты в своей общаге, — подтрунивает друг, озорно показывая язык — на секунду, парню двадцать три годика. — Ладно, я побегу. Бабушка попросила сходить в супермаркет за продуктами для фирменного пирога.

— О, бабушка Ким приехала? Передавай привет, — удивляясь и тем самым выдавливая из себя оставшиеся эмоции, выдаёт Пак, а через пару минут их недолгий утренний разговор прерывается, и Чимин снова остаётся наедине с собой и своими проблемами.

«Это ты так любишь?! Да ты никого не любишь: ни кошек, ни собак, ни людей!»

Заваривая чай и накладывая кашу, Пак переносит свой завтрак на стол, тут же замечая нежданного гостя: парня, уткнувшегося в кружку с дымящимся кофе. По незнакомцу видно, что сон у него был явно не очень хороший, если вообще был…

Аккуратно присаживаясь, Чимин замечает, как привлекает чужое внимание: тёмные лисьи глаза с интересом рассматривают его гнездо на голове и опухшие глаза, из-за чего Пак, немного сконфужившись, сглатывает ком в горле.

— Доброе утро? — единственное, что приходит в голову в попытках разрядить ситуацию, и больше звучит как вопрос, но его воспаленный мозг способен только на такое в данный момент.

— Честно, утро не самое лучшее, — со вздохом отвечает незнакомец, наконец отводя взгляд и делая первый глоток ароматного напитка. — У тебя, как вижу, тоже ночка не задалась? — вот чего-чего, а задушевного разговора с незнакомцем Чимин точно не ожидал.

Мин Юнги оказывается очень понимающим человеком.

***

— И что, ты даже думал перевестись из-за них? — на третий день знакомства Юнги, кажется, знает о жизни Чимина даже больше, чем Тэхён, проживший с ним в одной комнате около двух лет.

— Было дело на первом курсе… Они тогда очень бесились из-за того, что я уехал учится в другой город. Говорили, мол, сбежал, — слегка хмыкая выкладывает Пак, помешивая в кастрюльке почти готовый кофе: турка слишком маленькая для них двоих.

— Ты же понимаешь, что и в этом случае мрази — они, а не ты? — задаёт логичный вопрос Мин, поднимая глаза с экрана телефона на Чимина и скептически вскидывая бровь. Пак лишь пожимает плечами, не видя, как у нового знакомого с лица тут же пропадают все эмоции.

Чимин замечает только то, что становится легче.

***

«Да ты кроме своей учёбы ни о чём не задумываешься! Даже помощь свою не предложишь!»

Тихо стуча в чужую дверь и слыша приглашение войти, Чимин проскальзывает в комнату с кружками чая, заставая Юнги в попытках протереть пыль на шкафу — забавная картина, Пак даже хмыкает слегка.

— Я тут, это, чай принёс… — немного заминается гость, осматривая бумажки и банки из-под энергетиков, разбросанные по полу. — Хотел ещё предложить прогуляться вечерком, в кафе заглянуть, ведь Рождество всё-таки… Но, как вижу, тебе совсем не до прогулок…

— Какой ты, оказывается, догадливый! — подкалывает его Мин, наконец слезая со шкафа, собираясь бросить какую-нибудь колкость и заодно, наконец, посмотреть на неожиданно заглянувшего знакомого, но замирает сразу, как только обнаруживает Чимина, протирающим подоконник. На столе и правда дымится чай.

— Так что? Ты согласен прогуляться? — тепло улыбаясь, снова спрашивает Пак, из-за чего у Юнги в одно мгновение сердце замирает, и он растеряно переводит взгляд на чай.

— Это, кстати, ромашка. Успокаивает. Но пока с тобой разберёмся с вот этим всем, — Чимин демонстративно разводит руками, пока Мин постепенно возвращается на орбиту, — она уже остынет. Потом новую тогда заварю.

Они заканчивают уборку быстро, перебрасываясь шутками и попутно обсуждая соседа Юнги — о Хосоке с третьего курса даже первокурсники наслышаны, а уж Чимин, живущий в комнате с братом его, собственно, девушки — и подавно.

Юнги даже не ожидал, что простой утренний диалог, который он поддержал лишь для разгрузки мыслей, принесёт в его жизнь настолько доброго и тёплого человека.

На улицу они всё-таки выбираются, конечно, только после того, как выпивают по кружке свежезаваренного чая, уже отдающего мятой и смородиной — Чимин сам собирал летом.

Отдых после продуктивной работы особенно сладок, тем более если он выпадает на Рождественский вечер, в который улицы города превращаются в ожившую сказку, сошедшую со страниц книг: украшенные тёплыми огнями витрины магазинов и фасады домов согревают сердце, несмотря на то, что на улице ударил морозец.

— Был на набережной? — спрашивает Юнги, натягивая пуховые рукавицы, ненароком замечая, как Пак прячет в карманы покрасневшие пальцы.

— Нет, но слышал, что там очень красиво… Особенно на Рождественские каникулы, — вздыхая, отвечает Чимин, увлечённо рассматривая гирлянды на столбах.

— Если поедем туда сейчас, то, возможно, успеем к фейерверкам. Заодно поедим уличной еды, — слегка улыбаясь и смотря с вызовом, предлагает Мин, вжимая голову в плечи из-за холодного ветра, коварно пробирающегося под воротник — Чимин замечает эту странность.

Еле успевая на нужный автобус, они с хохотом запрыгивают на тут же трогающийся с места транспорт, уже через каких-то двадцать минут оказываясь на просторной площади, украшенной высокой Рождественской елью, предстающей перед ними во всей красе.

Фейерверки грандиозно разукрашивают тёмное небо, а Чимина переполняют эмоции, когда Юнги аккуратно вручает ему стаканчик с глинтвейном, обхватывая его пальцы своими ладонями:

— А перчатки нужно носить, — с улыбкой делает ему замечание Мин, а Пак просто растекается от такой заботы, забавно угукая и не замечая, как друг подкладывает в его карман пару белоснежных рукавиц, которые он найдёт, лишь вернувшись в свою комнату, а позже расплывётся в глупой улыбке. А пока:

— С наступающим, Мин Юнги! — шепчет он с блестящими глазами.

— С наступающим, Пак Чимин! — и, кажется, Юнги тоже улыбается.

— Как думаешь, тётушка Ким запустит нас? — тяжело дыша из-за быстро бега, спрашивает Пак, мельком бросая взгляд на Мина.

— В любом случае, у нас всегда есть окно, — невозмутимо отвечает ему раскрасневшийся друг.

В окно им, кстати, лезть не приходится, но добрая вахтёрша всё равно, шутя, отчитывает их за нарушение комендантского часа.

***

— Ну, елки-палки, Чимин, ты меня прям удивляешь. Второй год остаёшься на Рождество в общежитии в полном одиночестве? Ты точно не хочешь вернуться к родителям или поехать со мной? — заботливо поглаживая друга по макушке, в очередной раз за день поёт свою полюбившуюся песню Тэхён, стоя на пороге с чемоданами: его поезд уже через час.

— Во-первых, к людям, высасывавшим из меня всю энергию и желание жить, я не вернусь. А, во-вторых, я не один — со мной Юнги, — на последнее заявление Ким лишь поигрывает бровями.

— Этим житейским мудростям тебя тоже Мин научил? — тихонько щёлкая соседа по носу, спрашивает Тэ, шутя, и добавляет: — Голубки, — из-за чего Чимин густо краснеет, на что Тэхён лишь закатывает глаза. — Ну и чудные вы! — негодует Ким, а Пак снова алеет.

***

— Счастливого Рождества, Тэ-Тэ! — кричит Пак вслед соседу, когда тот уже садится в такси.

— И тебе, Чим!

***

— Ну что, пошли? — с порога спрашивает Юнги, влетающий в его комнату под вечер, и утаскивает на ту же самую набережную, а Чимин даже не сопротивляется, подхватывая с собой рюкзак с заготовленным подарком.

Прогуливаясь вдоль реки, они даже не замечают, как быстро летит время, а вокруг снова зажигаются фонари, тёплым светом освещающие не только путь, но и души.

— Знаешь, даже не думал, что утренние разговоры на общажной кухне могут выливаться во что-то такое… — ненароком среди разговора бросает Юнги, замирая и разглядывая огни празднующего города.

— Какое? — с интересом спрашивает Чимин, попутно снимая с плеч рюкзак, чтобы наконец вручить свой подарок, ведь Юнги снова щурится от ветра, скользящего по его шее через открытую горловину.

Через пару секунд шею Мина окутывает белоснежный пуховый шарф, снова заставляя того зависнуть, но уже украдкой смотря то на подарок, то на Чимина.

— С Рождеством! — хохочет Пак, щёлкая глупого-глупого друга по носу.

— Тёплый.

— Конечно тёплый, я ведь специально выбирал, — отвечает Пак, слегка вздрагивая, внезапно ощущая прикосновение чужой ладони к своей щеке.

Окончательно Чимин всё понимает, когда чужие обветренные губы аккуратно касаются его скулы, оставляя еле ощутимый поцелуй, который снежинкой во мгновение тает на коже, заставляя кровь прилить к лицу.

Сделанный Юнги шаг сразу же расставляет в голове все точки, а между ними воцаряется молчание: оба пытаются осознать, что произошло. Первым тишину прерывает Мин, кусающий губы от терзающего волнения:

— И я давно хотел тебе сказать… Хотя, ты и сам знаешь… — не успевает закончить он мысль, когда чувствует на своих губах целомудренный поцелуй, патокой растекающийся по сердцу, и понимает, что больше никакие слова не нужны.

— Ты знаешь, — шепчет Чимин, ненадолго отстраняясь, и это даже не звучит, как вопрос.

— Знаю…