Это утро ничем не отличалось от предыдущих. Солнце встало на востоке, будильник прозвонил вовремя. Его растормошила голодная кошка, и Шоте пришлось поторопиться и встать. Выпив кофе и одевшись, он оставил довольную сытую Фею и вышел на работу. Ученики в пределах нормы витали в облаках в преддверии каникул, злодеи не срывали занятия. Ничего примечательного, правда. Если бы не маленькое «но»…
Айзава Шота жил в большой, но практически пустой квартире на восемнадцатом этаже высотки. У него редко бывали гости, ведь нормальные люди мёрзли без ковров и скучали в отсутствии телевизора; новенькая стереосистема, которая, возможно, была неисправна (Шота не знал, он ею не пользовался), выглядела лишней в гостиной с одним лишь диваном и журнальным столиком, а кухня совсем новенькой. Порой на шкафных полках можно было найти всякую всячину, которую частенько таскал Мик из командировок — он был убеждён, что это поможет «заполнить» пустое пространство в абсолютно неуютном, по его словам, доме лучшего друга.
Из аксессуаров только кошачья лежанка и мелкие игрушки-мышки, да звенящие шарики, разбросанные, где попало.
Описывая в двух словах: без излишеств.
Айзава не готовил сам, у него банально не находилось на это времени. Он не смотрел телевизор, а в холодные дни хватало шерстяных свитеров и тёплых носков. Исправная ванная, удобная кровать с парой мягких подушек и воздушным одеялом, небольшой комод для своего немногочисленного барахла и ноутбук на рабочем столе — всё, в чём он по-настоящему нуждался. Его кошка оказывалась более прихотливой в быту, чем он сам: одни игрушки, все эти паштеты и корма, всегда чистые миски и обязательно фильтрованная вода, которую необходимо менять два раза в день, чего стоили. Даром, что на улице нашёл, аристократические крови так и проглядывались в её карих глазах и чёрных «носочках» на белых лапках.
Его квартира действительно выглядела не обжитой и что до гостей, то кроме Мика и Полночи, возможно, никто и не знал его адреса. Шота даже сомневался, знают ли его соседи по этажу.
Тогда откуда в его прихожей стояла ёлка?
— Что за чёрт? — он сменил обувь на домашнюю, снял верхнюю одежду и снова вытаращился в центр комнаты.
Живая, мать её, ель в горшке, едва не утыкалась «макушкой» в потолок, всячески обласканная впечатлительной кошкой. Заметив его, Фея подбежала и потёрлась о его ноги, громко и экспрессивно подзывая посмотреть на дерево. Шота послушно подошёл ближе и коснулся его.
Упругие иголки приятно кололи кожу на пальцах, раскидистые ветки пушистые и многочисленные, у ёлки красивый зелёно-серый цвет, не такой, как у тех, искусственных в городе. От неё приятно пахло морозом и лесом, немного иголок рассыпалось на пол, — Шота предположил, что причина в пушистой вандалке.
Он выбросит её, когда в следующий раз будет выходить из дома.
***
Айзава не стал разбираться с тем, откуда дерево взялось в его квартире. В конце концов какой-нибудь злодей вряд ли потрудился и притащил ель накануне рождества, чтобы про-герой Сотриголова ощутил атмосферу праздника и не стал сдавать его властям, занятый воспеванием рождественских песен и раздачей соседям куличей.
Бред же, ну. Кто-то из друзей решил подшутить, вот и всё.
Так что он без зазрения совести отсортировал её в крупногабаритный мусор. Он точно упаковал её и вынес в нужное время, своими руками бросил в нужный бак, прежде чем уйти на работу.
Так почему она снова оказалась в его квартире?
Как новенькая, разве что не блестела. Все иголочки на месте, прибавились редкие ёлочные игрушки. Что еще вызывало интерес: как? Он допускал мысль, что мог не закрыть форточку, но, чёрт возьми, какой человек пролезет через форточку вместе с елью, чтобы… Погодите. Логичная цепочка потеряла логику действий.
Айзава снова окинул её взглядом. А после схватил и вынес к подъезду. Сегодня не забирали такого рода мусор, но кому нужно — заберёт. Вернувшись, он надёжно закрыл все двери на замки и затворил окна. Фея сидела на месте ёлки и провожала его угрюмым взглядом.
— Не смотри на меня так, — попросил Шота, пытаясь её, прогибающую гибкую спину в манёврах, примирительно погладить. На контакт идти кошка отказалась и убежала гонять звенящий шарик.
— Ну и ладно, — отмахнулся он, заварив себе свежего кофе и занявшись проверкой накопившихся школьных контрольных.
На следующий день он выдохнул от облегчения, не обнаружив дерева на прежнем месте, но оно всё-таки появилось в сочельник. Величественная, такая, какой он её и запомнил, на сонное сознание в пять утра ёлка произвела неизгладимое впечатление, — Шота решил, что сходит с ума. Вот так, сидя с кружкой вчерашнего кофе, он ошалело глядел на праздничную ель в своей прихожей, делая самые уместные (в своей ситуации) выводы. Вплоть до звонкой трели будильника.
Айзава ушёл на работу с надеждой, что по возвращению дерево само собой исчезнет.
Домой его ожидаемо не тянуло, но и на улице оставаться — сущий геморрой. Все эти вездесущие «Last Chrismas» и другие новогодние песенки, праздничные акции, распродажи, игрушки, колокольчики, мишура и яркие гирлянды везде и всюду… Нет, не сказать, что Айзава Шота не любил праздники. Он лишь предпочитал не принимать в этих сомнительных мероприятиях участия.
Это такие же дни в году, как выходные в конце недели. Ничем не примечательные, обычные дни, когда все в мире сходят с ума; человечество как будто ждало долгожданный повод позволить себе спустить сбережения на бесполезные подарки в яркой фольге, посещение салонов красоты, шведские столы и грандиозные пьянки один день в году. Готовили новогодние блюда и пели песни, украшали дома и покупали по акции безделушки, находя повод себя побаловать.
В этом ровным счётом нет никакого смысла, ни капли.
Санта не положит подарок под новогоднюю ёлку, а злодеи, вопреки здравому смыслу, не превратятся в добрых принцесс до полуночи на один день — подарки купят родители, а злодеи найдут повод воспользоваться всеобщим праздничным наваждением. Это нормально, что люди предпочитали верить в волшебство, но Айзаву тошнило от того, как все вокруг теряли голову.
Он и сам неизбежно поддавался праздничному настроению: раз в году он позволял себя побаловать, когда заходил в магазинчик возле станции и покупал лапшу в новогодней упаковке по акции «2+1». Нет-нет, на самом деле, еще он добавлял в кофе дополнительную ложечку сахара (праздник всё-таки) и наливал Фее немного тёплого молока. А после надевал свой геройский костюм и шёл патрулировать улицы в рождественском колпаке. На этом, собственно, всё.
Так продолжалось с момента получения геройской лицензии и Айзава Шота не стремился что-то менять.
Как и предыдущие, это рождество не должно было выделяться. Всё портило это глупое дерево в горшке. К его великому сожалению, оно никуда не делось, так мало того, — ёлка оказалась еще более разряженной: игрушками и конфетами, пушистой мишурой и золотыми бусами. Такая красивая, она горела разноцветными огоньками гирлянд и довольная Фея каталась под ней в кучке ваты…
Это, и правда, походило на одну из детских сказок, в которые Шота не верил.
Наконец он заметил, что что-то не так. Не только дерево, вся гостиная была украшена: на стенах мишура, электрический камин в рождественских носках, на кухне полотенца и другая кухонная атрибутика с новогодней вышивкой, везде были зажжены ароматические свечи. К тому же, кто-то включил подогрев полов. Что происходит?
Завибрировал телефон в кармане. Шота мельком взглянул на настенные часы. Они показывали 23:49.
«Неужели Санта принёс мой подарок?» — пронеслась скептическая мысль в голове, которая улетучилась, стоило ответить на звонок.
«…Айзава-сенсей, — голос Яги взволнованно дрожал. — Вам понравилась ёлка?»
— Так это был ты, — Айзава глубоко вздохнул. Кажется, он начинал понимать. Это, пожалуй, было ожидаемо, что ли.
«Да, простите».
— Где взял номер? — прямо спросил он с самого начала.
«Выпросил у Полночи-сенсей», — смущённо сознался парень, шаркая снегом — его мягкий треск слышался даже сквозь динамик.
— Как ты попал в квартиру?
Вопросы, которые беспокоили всё это время, наконец, стали находить ответы.
«Мик-сенсей тоже был рад помочь», — Тошинори совсем не канючил, как самый послушный ребёнок в списке Санта-Клауса.
Айзава хмыкнул. Он уже решил, чем займётся после каникул. Бывшие одноклассники наверняка будут рады непринуждённой беседе.
«Я, это… В общем… Т-так вы… Эт-то…» — спустя с десяток секунд молчания, слова мальчишки вдруг сбились в сущую кучу-малу.
Шота подождал немного в надежде что-то разобрать, но в итоге сдался.
— Не мямли, говори нормально, — попросил он, прикладывая телефон к другому уху. Тошинори что-то еще пробормотал, прежде чем внятно сказать:
«…Вы же спуститесь? — сердце ёкнуло. — Айзава-сенсей, спускайтесь».
— Куда?
«Я стою под вашими окнами с горячим какао. Спускайтесь, пока не остыло».
Айзава подошёл к окнам, выходящим на улицу, и увидел что-то отдалённо похожее на Яги, снующего у самого дома. Не факт, конечно, с его этажа люди выглядели как муравьи, но почему-то закутанный в пуховик человек, ходящий по кругу от холода, показался ему никем иным, как третьегодкой Яги Тошинори с факультета героев. Он сглотнул, чувствуя лёгкое покалывание в пальцах. На часах 23:52.
«Н-ну, пожалуйста, сенсей, станет невкусным же».
«Хотите, я сам поднимусь к вам?»
«А я… А я… В вашем районе сегодня мало патруля, если вы не спуститесь, мне придётся уйти».
«Айзава-сенсей…»
Телефон едва не выпал из расслабившейся ладони. Шота не знал, что ответить, много невысказанных мыслей вертелось на языке. В итоге он просто бросил трубку.
Тошинори очень испугался гудкам в телефоне, но сколько бы он не звонил после, никто не поднимал. Неужели он повёл себя слишком дерзко? Неприемлемо? Или он оказался настолько неубедителен, что Айзава-сенсей теперь испытывает к нему отвращение? Точно, он ведь как настоящий сталкер пробрался в его квартиру, украсил ее, поставил ёлку, погладил его кошку… Чёрт!
Чёрт, чёрт, теперь он точно его ненавидит!
На глаза уже успели навернуться слёзы, когда стальная дверь щёлкнула и из высотки вышел человек.
— Айзава-сенсей! — счастливый возглас получился намного громче, чем принято, поэтому он тут же замолчал, втянув потёкшие сопли.
Шота медленно подошёл к нему, про себя отмечая, что был прав. Пуховик, шарф нелепой расцветки до носа, шапка с огромным балабаном спадает на глаза. Это просто не мог быть кто-то другой… Кто-то, кроме Яги Тошинори.
— Давай сюда свой какао, — сказал он, самолично выхватив одну из термокружек из руки Тошинори.
Вкусно. И очень сладко.
— Ты сказал, что должен быть на патруле, — напомнил Айзава, испытующе глядя на мальчишку снизу-вверх. Мелкие хлопья снега падали на его длинные ресницы, нос красный-красный от холода, голубые глаза так и светились в свете уличных фонарей. Почему он не с подружкой? Рождество по большей части же праздник влюбленных.
— Да, я же почти выпускник, — ответил Тошинори так, будто это всё объясняло. — Нас сильно нагружают, но, правда, всё в порядке. Мне хотелось вас порадовать.
Парень словно пытался оправдаться перед ним, мол, нет, я не отлыниваю, я большой молодец, успеваю даже сомнительные сюрпризы устраивать, вы можете меня похвалить, Айзава-сенсей. Что ж… Если его бестолковый ученик решил показать ему сказку, то… Он не против поверить. Всего на несколько минут. 23:55.
— Твои одноклассники в это время проводят время с близкими, а ты приносишь своему учителю какао, — Айзава задумчиво вертел в ладонях термокружку, чувствуя неправильность сложившейся ситуации. — Что-то явно пошло не так, как считаешь?
Тошинори посмотрел на него.
— Какао вкусное? — Шота не ожидал этого вопроса, но, отпив еще немного, всё-таки кивнул. — Этого достаточно, Айзава-сенсей.
Взгляд Шоты потеплел. Самую малость.
— К тому же, — Тошинори продолжил, переминаясь и поддевая снег ботинками. — Вы для меня более чем близкий человек, Айзава-сенсей.
Айзава молчал, позволяя ему выговориться. Он выглядел спокойно, на деле же грудь сдавило так, что почти заболело. 23:56.
— Ты ученик, я — твой учитель. У тебя есть ровесники, есть свои дела, ты не должен тратить время на…
— Конечно, должен, сенсей! — пылко возразил Тошинори.
-…Не должен, Яги, не должен, — терпеливо повторил Айзава. — Это противоречит педагогической этике. Какой из меня учитель, если мой ученик пренебрегает занятиями и практикой в геройских агентствах ради кружки кофе?
— Какао, — пробубнил Тошинори. — И я не… Н-не прогуливал.
— Какао, — поправился он. — Не ври, раз не умеешь.
Шота снова взглянул на этого нерадивого оболтуса, который не прилагая титанических усилий умудрялся оставаться в тройке лучших студентов Юэй, словно созданный для профессии героя. Да, этот неловкий в словах и действиях мальчишка, что выше него больше чем на голову, этот бугай с непосредственным лицом ребёнка. Упрямый до безобразия и неразборчивый даже в чувствах. Самый настоящий дурачок со съехавшей шапкой, а не «Всемогущий». Кстати, о ней…
Он поставил какао на асфальт и подошёл к возмущенно сопящему рядом Яги. Встал на цыпочки, потянул за балабан на затылке, чтобы приоткрыть ушедшие вверх брови, хорошо закрыл уши.
23:57.
Тошинори перестал дышать. Его любимый учитель так близко, в каких-то сантиметрах от него; его пальцы холодные. Он смог рассмотреть и островатые скулы, и шрам под правым глазом, и короткие, но густые ресницы… И г-губы. Сухие, потрескавшиеся от холода, самые настоящие губы его Айзавы-сенсея.
Тошинори не мог отвести взгляда, испуганно хлопая глазами, прежде чем выронить кружку из рук и схватиться за ладони учителя на своём лице.
Айзава удивился, но внешне оставался спокоен.
— Ты что? Отпусти, — он дёрнул руки на себя, но Яги держал крепко.
— Н-нет!
— Я активирую причуду, — предупредил он.
— Не буду, — упрямо помотал головой Тошинори, лишь крепче вцепляясь в его руки. Он вжался лбом в его лоб.
Айзава вздохнул и нехотя стёр «Один-за-Всех», глядя в блестящие от… чего-то не очень понятного ему, голубые глаза напротив. К его удивлению, ничего не произошло. То есть, эм, совсем. Его ладони как приморозило к лицу мальчишки.
Ах, да, чистой физической силы Яги ведь не занимать… Айзава с сожалением подумал, что как-то не хотелось его бить, всё-таки он принёс ему какао.
— Я сдаюсь, — признал Айзава. — Что ты хочешь?
— Айзава-сенсей, — его нижняя губа дрожала, — Пожалуйста, — его щеки, в дополнение к носу, горячо раскраснелись. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Айзава-сенсей, пожалуйста… — Тошинори умоляюще посмотрел на него. — Можно вас поцеловать?
Шота на мгновение растерял дар речи. 23:58.
— Что? Не неси чепухи!
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — настаивал Тошинори, зажмурившись от волнения.
— Нет, Яги, нет! Я твой учитель! — он попытался вырваться с миром, но Тошинори склонился совсем низко и позволил ощутить тепло своего частого дыхания. Сердце забилось как бешеное. Айзава не знал точно — от испуга ли. Его волновали только губы собственного ученика в опасной близости от его собственных.
— Я умру, я немедленно умру, на месте скончаюсь, если не разрешите, — Тошинори потёрся носом о его, заморгал часто, щекоча кожу своими ресницами. — Я… Я так вас люблю, Айзава-сенсей… Пожалуйста…
Шота почувствовал, словно на голову падают небеса вместе с сокращающимися миллиметрами до поцелуя. И рефлекторно дал поддых, оттолкнув мальчишку от себя. Пока Тошинори, поскуливая, хватался за живот, он постарался выровнять сбившееся дыхание. Он подхватил с земли термокружку с недопитым какао и ровным шагом направился к подъезду. Даже если он не признавал или не хотел признавать, это было самым настоящим бегством.
— Нет, Айзава-сенсей! Простите меня! Я дурак, дурак! Я всего лишь хотел встретить с вами рождество…
Опомнившись, Тошинори взял себя в руки и подковылял к нему. После удара сознание как прояснилось. Какой же он дурак!
— Я понимаю, что поступил ужасно. Только не презирайте меня, — попросил он, почему-то улыбаясь. Виновато, грустно. Он почти поступил отвратительно, почти совершил ошибку, которая могла уничтожить всё. Тошинори не удивится, если учитель теперь не захочет иметь с ним никакого дела.
Айзава заморгал. Презирать? Нет, ну что за глупости.
— Запомни вот что: никогда так не делай. Я не твоя одноклассница, я твой у-ч-и-т-е-л-ь, — вкрадчиво проговорил Айзава, глядя на ученика с высоты подъездных ступеней. Он хотел продолжить, что своим учителям не приносят кофе, не ставят ёлку в их квартирах, не обнимают, не целуют, не… Не влюбляются в них. Но, почему-то, повторил лишь: — Никогда так больше не делай.
— Хорошо, — легко согласился Тошинори, не веря в свое счастье. — Хорошо!
Мягко заиграла рождественская мелодия на его телефоне, привлекая их внимание. Тошинори достал его из кармана и заулыбался как дурачок, глядя на экран. 00:00.
Он просиял: засветились его очаровательные ямочки на щеках, заблестели радостью глаза. Он как лиса в тайге нырнул в ближайший сугроб и, не находя выход переполняющим эмоциям, сердечно прокричал, что есть мочи:
— Я люблю вас, Айзава-сенсей! Я очень сильно вас люблю!
Шота почувствовал, как уши вспыхивают огнём.
Ну что за упрямый ребёнок!