Только в миле от места переговоров повстанцы позволили себе наконец-то проронить первый звук. Первым звучно присвистнул один из лучников, тем самым не только выразив общее мнение, но и разрубив громким звуком, точно острейшим стилетом, истончающуюся нить тишины. Только того и ждавшие солдаты принялись удивлённо вздыхать, хмыкать и переговариваться между собой.

— Ну ничего себе, — неслось то с одной, то с другой стороны, но все неизменно смотрели на фигуру принца, который шёл чуть впереди.

Походка Илидира была жёсткой, резкой и тяжёлой, и подол стёганного доспеха глухо ударялся о его ноги. Он был молчалив и задумчив, не обращая никакого внимания на разговоры в строю. Да и их процессия и не была ровным военным строем, который была бы необходимость поддерживать. Они уходили дальше на северо-восток, углублялись в лес, и здесь было не наткнуться на разведчиков императора или ударный отряд, каких было пруд-пруди у берегов Ариорции и на равнинах. Здесь же, в вековых чащобах, деревья которых были украшены сизым бородатым лишайником, уже с пятнадцать лет правили повстанцы. Но «правили» — излишне громкое слово.

Лагерь борцов за свободу севера стоял у горного притока Ариорции на границе хребта, пронизанного сетью пещер. В тёплое время года (те несколько месяцев, когда снег отступал под натиском скудного солнца) возле Болотного отрога повстанцы ставили шатры, времянки и палатки на поверхности, тщательно патрулировали лес, приглядывали за Андраборгом, а в последнее время ещё и разбивали посылаемые императором войска. Холодное торстейнское лето с трудом просушивало землю в лесу, чтобы вскоре она вновь отсырела под ливнями короткой осени, а затем смёрзлась во власти длинной зимы. Когда выпадал снег, большая часть солдат уходила под землю, оставляя наверху лишь необходимый минимум дозорных и охотников.

И сейчас был как раз тот недолгий период, когда вырубленная давным-давно поляна, пни на которой уже начинали пускать новые невысокие ростки, жужжала и гудела. За время, что последователи Илидира выживали здесь, уже успели сложиться традиции. В летнее время горело не больше пяти костров — больше просто не было нужно, — на которых в здоровенных чугунных котлах на десяток галлонов готовили еду для всего лагеря. Навесы, на которых были натянуты сети с листвой и ветками, частично сдерживали дым и не давали ему совсем уж явно выдать их местоположение. За годы эта поляна и пещеры под Болотным отрогом стали для них новым домом, и никому не хотелось потерять и его тоже. Некоторые женщины, бежавшие из замка в день победы Эзара Завоевателя, даже успели родить детей, и можно было увидеть с десяток мальчишек и девчонок в возрасте от пяти до пятнадцати лет, снующих по лагерю. Одни просто были под присмотром старших, другие начинали потихоньку помогать в каждодневных хлопотах (сходить к реке за водой, сплести простые корзины из ивовой лозы, принести хвороста или щепок кашеварам), а самые старшие учились у опытных вояк держать топоры и луки. Дети помладше чаще оставались в пещерах.

Советники, взявшие на себя бремя ответственности за всех северян, не были довольны тем, что в военном лагере вообще появились дети и беременные, но поделать с этим не могли ничего, только прятать тех, кто не может сражаться, за спины ополченцев. И хотя их принц был символом восстания, на его голову хотели возложить корону, но всё решали именно советники. Сами они именовали себя регентами и неустанно твердили, что ведут и направляют Илидира, пока он не подрос и не набрался опыта. Тот факт, что его дед и прадед были коронованы в четырнадцать и пятнадцать лет, тогда как ему самому уже было больше девятнадцати, они не только игнорировали, но без устали повторяли, что и при них существовал совет. Да и сам Илидир не так уж и стремился к правлению, в глубине души желая только одного — жить под настоящей крышей, просыпаться с сухими ногами и не важно даже, под чьим правлением. Однако голубая кровь и древний род накладывали свои обязательства.

Когда на поляну из леса вышел сначала Илидир, а за ним и десяток стрелков, пятеро из которых держали в руках новенькие арбалеты, полученные в бою с армиями юга, а пятеро были по старинке вооружены луками с усиленными плечами, на лагерь стала волной опускаться тишина. Последней замолкала детвора, которая не понимала, что же происходит. Для них жизнь в лесу была столь же обыкновенна, сколь для южанина — рыба на завтрак, обед и ужин. Да и сам Дракон севера вырос здесь же, не помня первых лет жизни в замке Андраборга. Его забрали оттуда тогда, когда он ещё не помнил ни лица матери, ни отца, ни деда. Всё, что у него осталось, помещалось в его ладони: смутные мороки вместо обликов, больше похожие на призраков или болотные огни, рассказы более старших людей и советников, фамильный меч да портрет матери в медальоне. Со временем он сильно поблек, потёрся, потерял свой блеск, но служил Илидиру напоминанием о том, кто он есть.

Тишина стала полной. Первый советник Стефан, в это время обсуждавший что-то со старшим гвардейцем, поспешил в сторону принца. Обеспокоенное выражение немедленно исказило его немолодое лицо, прорезанное морщинами и окутанное, как ореолом, седой бородой и редеющими волосами, спадающими с высокого лба.

— Илидир? Что стряслось? Вы должны были вернуться ещё днём. Десмонд с парой ребят отправились на твои поиски — возле Андраборга видели целую толпу южан.

— Эзар Завоеватель приглашает меня на переговоры в Гидалию, чтобы подписать мирный договор и объявить отделение Торстейна от Эрдолина. Я должен встретиться с его сыном через неделю, чтобы озвучить своё решение.

Дракон севера и не думал делать каких-то театральных пауз между вопросом советника и своим ответом, поэтому его слова прозвучали обыденно, спокойно и почти небрежно. Так может звучать голос человека, сказавшего, что решил по пути с рынка купить десяток яиц. Вероятно из-за этого тишина в лагере стала гуще, тяжелее, пока все с непониманием поворачивали головы, хмурились, пытаясь понять, что они только что услышали.

— Что он сказал? — переспрашивал кто-то.

— Император мирный договор хочет подписать.

— Эзар Завоеватель? Мирный договор?

— Я так услышал.

— Кто-нибудь слышал точно? Что сказал принц?

— Не понимаю.

— Илидир, — мягко и взвешенно произнёс Стефан, — повтори, пожалуйста, для всех.

Наследник северной короны тяжело вздохнул, прикрыл глаза и потёр тяжёлые веки пальцами в перчатках. Грубая кожа отдавала дубовыми нотками. Выйдя на центр лагеря, он махнул рукой, подзывая всех ближе. Самые шустрые уже послали за людьми в пещеры, но ждать опаздывающих не собирались.

— Слушайте, люди! Вы должны знать, что сегодня в Андраборг прибыли принцы южной короны собственной персоной. Они объявили о намерении императора Эзара… Эзара Завоевателя встретиться со мной в столице для подписания мирного договора. Он намерен рассмотреть наши условия по отделению Торстейна от Эрдолина. Их делегация остановилась у южных стен Андраборга и пробудет здесь не меньше недели. Не уходите из леса, жгите меньше костров, прекращайте дубить кожу. Мы не должны выдать им своё местоположение, какими бы ни были их намерения. Гвардейцы! Я созываю совет. Соберите старших офицеров. Встретимся в ставке командования через лучину.

Определять время в лагере другими способами было несподручно. Если днём ещё можно было следить за движением солнца и отмечать время по пальцам или ладони до и после полудня, то после заката у ставки командования в землю втыкали длинные тонкие щепки, смазанные жиром. Их хватало на час, а затем лучина менялась на такую же, пока над верхушками деревьев не появлялось солнце. Среди дровосеков, обеспечивающих лагерь дровами и хворостом, даже была специально обученная девчушка, которая выбирала лучшие щепки и подгоняла их под один размер и обрабатывала жиром. У неё был такой глазомер, что она могла легко определить, если кто пытался подменить лучину по какой-то причине.

Быстро пройдя в шатёр ставки командования, ставившийся исключительно в летнее время, Илидир бросил любимый кнут на стол рядом с видавшей виды картой империи. Резные деревянные фигурки коней, копейщиков, щитоносцев и арбалетчиков были расставлены в соответствии с последними донесениями разведчиков. Одних только их за годы с момента воцарения Эзара над обеими странами погибло не меньше трёх дюжин. Каждый лазутчик был у повстанцев на счету, а тех, кто умел держать язык за зубами, было не слишком много.

Большинство людей, которыми командовал Илидир, были простыми выходцами с ферм, доковыми рабочими, строителями, торговцами, которые в жизни не держали оружия в руках. Настоящих солдат в их рядах было не так уж и много, не больше сотни, но все они были проверены временем и боями. Гвардейцы старой закалки, которые служили при дворе и старом короле и когда-то прикрывали бегство советников с принцем, сейчас обучали повстанцев и командовали отрядами, но их осталось всего ничего — с две дюжины. Пятеро из них были искалечены войной, поэтому почти не покидали лагерь. Ещё четверо были так стары, что звались гвардейцами по доброй памяти, но всегда присутствовали на советах, где делились своим опытом и мудростью. Оставшиеся были на вес золота, и всех они были для Илидира почти что семьёй. Как минимум хорошими друзьями.

У них принц в своё время учился верховой езде, фехтованию, владению луком и кнутом, и именно благодаря им стал тем, кем был. Но среди этих стариков и возрастных мужчин он не был зелёным мальчишкой или бельмом на глазу «старого Торстейна», умея подстроиться под окружение. Теперь же взгляд Илидира быстро переходил с одной резной фигурки на другую, бессмысленно метался по карте и никак не мог зацепиться хоть за что-то, всё время возвращался к схематичному изображению замка у Мариергского моря. Гидалия. Город морского бриза, солнечных улиц, терракотовых крыш, надуваемых ветрами парусов и средоточие власти императора.

Династия Рихтеров была стара, как сам Эрдолин, они строили его, возводили замковые стены и укрощали море. И когда-то один из них решил, что самое время оборвать королевскую династию севера, пустить в промёрзшую землю кровь Ур’Драксов. Эту фамилию обещали вычеркнуть из всех хроник, заменив на безликое «северные узурпаторы», выжечь саму память о том, что когда-то в Андраборге была своя корона. И это бы непременно сработало, если бы в ту снежную ночь вместе с леди Фаргрин Ур’Дракс был убит и её годовалый сын. Но он ускользнул из рук Эзара и из-под мечей авангарда императорской армии, избежал смерти и теперь сверлил взглядом карту.

Вести от южан произвели в лагере повстанцев настоящий фурор: партизаны и солдаты ликовали, открывали водку и прославляли своего принца, а вот советники выглядели озадаченными и настороженными, как и сам юноша. Хоть он и не многое смыслил в политике, но подобного жеста от Эзара в самом начале восстания точно не ожидал. В чём он мог быть уверен полностью, так это в том, что ему совершенно не желают смерти. Если только его убьют, то это повлечёт за собой ужасные волнения на севере, которые тиран не сможет успокоить ещё долго. Уж об этом он и советники позаботились на славу, когда создавали образ, прежде чем начинать битву за свободу Торстейна. Да и то, что к ним послали самих принцев, наводило на мысли о том, что у Императора серьёзные намерения. Иначе стал бы он рисковать своим наследником?

Лагерь буквально кипел от разговоров. Весть обсуждали, обсасывали и обмусоливали снова и снова, собираясь выжать из неё все соки до того, как станет ясно, что с этим собираются делать принц и совет. Губы Илидира горели от того, как он кусал их, терзал зубами из стороны в сторону, силясь победить фантомный зуд. Немигающий взгляд тёмных глаз был уставлен на изображение Вьюжного пика, главного хребта Торстейна, у одного из отрогов которого они и поселились. Шум неумолчных разговоров проходил мимо его ушей, вино не ощущалось на языке и будто не попадало в рот. Снова и снова старики проговаривали одно и то же, топчась на месте и не продвинувшись в своих разговорах ни на дюйм. Обычно разговорчивый и активный на советах Илидир сохранял многозначительное молчание и отвечал невпопад. Регенты едва не переругались между собой, пытаясь принять какое-то решение, но постоянно находились то доводы за то, чтобы отправить Илидира в Гидалию, то против этого.

Он же, как и его мудрецы, очень хорошо понимал, что приглашение может быть ловушкой, чтобы в мановении ока окончить войну и получить наконец то, чего желал ещё двадцать пять лет назад. И об этом говорило подавляющее большинство гвардейцев и советников, паранойя которых росла с каждым прожитым годом, с каждым новым днём, проведённым в борьбе за жизнь. Инстинкты Илидира твердили о том же, и его так и подмывало поднять лагерь, взять лучших воинов и перебить южан у стен его родного замка, вздёрнуть принцев на городских стенах, чтобы вороны пировали на их телах, пока не останется одних только костей. С каким бы удовольствием он вскрыл их обоих от паха до самого подбородочного отверстия вместе с трахеей, чтобы наблюдать, как излишне длинные языки свешиваются из раны. Но и Илидир, и советники, и Эзар хорошо понимали, чем будет чревата такая горячность, как откликнется минутная слабость для всей империи. Вероятно поэтому император был спокоен, отправляя детей на север. Он как бы говорил: «Шах». И его офицеры, тяжёлые фигуры окружали немногие оставшиеся на доске фигуры повстанцев. Их король был вынужден отступать, а не нападать на такую вроде бы беззащитную башню, оказавшуюся прямо под носом. Будет ли это засчитано за проигрыш? Могут ли они ещё выиграть эту партию?

Нужно было рискнуть, и любое решение в их шатком положении было чудовищным риском. Для северян ряд побед Илидира в столкновениях с войсками Эзара был настоящим прорывом, лучшей из новостей, и они смели полагать, что это непременно вернёт северу свободу. Вот только пять сотен людей, из которых лишь половина уверено владела оружием, не взяла бы охраняемую флотом столицу и за сто лет. То, как скоро их прижмут к стене, а принца отправят на эшафот, было лишь вопросом времени и на самом деле — не вопросом вовсе. Им всем оставалось лишь изворачиваться до последнего, выгрызать свою свободу и отбиваться от регулярной армии, пока не останется никого, кто мог бы держать в руках меч. За пределами шатра царило воодушевлённое оживление, водочный дух изредка врывался вместе с ночным ветром. Догорала вторая лучина. Но в ставке командования советники на пониженных тонах чеканили слова, пытаясь убедить друг друга в том, во что подчас и сами-то не верили.

Оруженосец Илидира, семнадцатилетний Сегдрил без роду и племени, наблюдал за дрязгами широко раскрытыми глазами. По-северному бледные обветренные губы он стиснул до того сильно, что его рот превратился в сухую трещину. Но Дракон севера хорошо научил своего оруженосца молчать, когда это необходимо, и тот не проронил бы ни звука, даже если бы злость окончательно затмила его взор. Илидир дал понять Сегдрилу, что сейчас не время проявлять их юношеский норов, и тот шумно и яростно выдохнул через нос.

Когда догорала третья лучина, Стефан посоветовал всем отправиться ко сну и вернуться к обсуждению на свежую голову. После того, как следующая лучина сгорела ещё на половину, совет наконец разошёлся по своим шатрам и пещерам. Илидир последовал их примеру и махнул оруженосцу следовать за собой.

— Это просто балаган какой-то, а не совет! — взорвался Сегдрил, едва только остался со своим принцем наедине. По повелительному кивку он принялся расшнуровывать детали стёганого доспеха. Холодные серые глаза метали гром и молнии. — Они взвешивают вас, как молочного поросёнка на базаре, милорд! Вы правитель! Как могут они примеряться, будет ли лучше вас попридержать или отдать сейчас?!

— Будет, Сегдрил, — спокойно урезонил его Илидир, сосредоточенный на собственных мыслях. — Королевский вепрь — лучшее из возможных угощений на императорском столе. Так я слышал, — он даже улыбнулся этому простому суждению. Оруженосец вобрал в лёгкие воздух, но прежде, чем он разразился тирадой в защиту принца, тот остановил его. — Я сказал хватит. Мне нужно подумать в тишине.

— Мне оставить вас, ваше высочество? — уточнил оруженосец, снимая доспех с Илидира и вешая его на простую деревянную крестовину, а затем принимаясь расшнуровывать защиту на его голенях.

— Можешь остаться, но только не отвлекай меня, — после некоторого размышления всё же дозволил Илидир и стянул через голову поддоспешную рубашку. Разгорячённая кожа с благодарностью приняла ночную прохладу, и Сегдрил немедленно протёр её тёплым полотенцем, чтобы затем протянуть колючий свитер. Надев его, Илидир помолчал ещё пару мгновений и положил ладонь на плечо оруженосцу: — Спасибо, Сегдрил.

— Мне в радость служить вам, принц, — ответил тот и затаил гордую улыбку.

Он был младше принца на три года и воспитывался вместе с ним. Только когда Сегдрил взял в руки тренировочный меч, Илидир уже ездил верхом и учился владеть кнутом. А два года назад, когда обсуждалось и планировалось восстание, Илидир выбрал его своим оруженосцем. В глазах Сегдрила их связывало очень многое, не только горячечный жар битв, в которых он сопровождал принца, не одна лишь пущенная первая кровь. И потому он готов был ночи напролёт стоять на посту у шатра, чистить и затачивать оружие, следить за дюжиной пар его сапог и броситься в битву под его знаменем. Да он бы на самого императора пошёл с голыми руками, если бы только ему приказали!

Но Илидир не приказывал. Дракон севера сохранял нехарактерное для себя молчание и неподвижно лежал на наспех сколоченной деревянной постели, поверх которой было брошено несколько шкур. Его неподвижные глаза казались чернее далёкого ночного неба и не отражали ничего, и Сегдрилу ничего не оставалось, кроме как нести безмолвный караул у входа в его шатёр. Он даже старался затаить дыхание, задерживать его как можно дольше в груди, чтобы, упаси боги, не потревожить принца. Взгляд рассеянно блуждал без особой цели по сторонам, и мысли были далеко, текли по лабиринту сознания. Зыбкие стены будущего заставляли потоки ветвиться, путаться и теряться в неизвестности. Рассыпающиеся в прах стены прошлого виделись неясными, на них было опасно полагаться. И не было в этом запутанном лабиринте, где каждый шаг порождал лишь множество новых вопросов, ни одной путеводной звезды, ни одного маяка. Будь хоть один указующий знак!..

«Знак», — снова и снова думал Илидир, не то прося о нём богов, не то уговаривая себя найти его самостоятельно. Он мог бездумно рискнуть своей головой, сделать отчаянный ход, поставив на кон судьбу севера. А мог закрыть глаза и уши, сцепить зубы и терпеть во имя гордости, пытаясь добиться желаемого одной только силой. Но одна лишь бравада не спасала государства. Что толку от невероятного героизма, если плоды, которые он даст, приведут к множеству смертей и ничего не поменяют?

Илидир забылся тяжёлым и беспокойным сном, часто ворочался и просыпался, протяжно и устало вздыхал, бросал безучастный взгляд на Сегдрила и снова засыпал. Ему никак не удавалось расслабиться и найти удобное положение на жёсткой постели, поэтому с наступлением рассвета он решил прекратить бесплодные попытки выспаться. Верный оруженосец бдил, но было видно по уставшему лицу, что не отказался бы вздремнуть хоть часок. Стоило же его глазами начать закрываться, а голове клониться к груди, как Сегдрил немедленно вздрагивал всем телом, яростно моргал, принимался встряхивать плечами, прохаживался из стороны в сторону и вставал на место.

— Ступай отдохни, Сегдрил, — подал голос Илидир и поднялся на ноги. От неожиданности оруженосец вздрогнул и вытянулся по струнке. Ему не хотелось, чтобы принц застал его в таком состоянии, но телу всё равно требовался отдых, и оно давало это понять, предательски зевая, подпуская к глазам слёзы. — Я не буду сегодня фехтовать.

— Но ваше…

— Ступай. Я справлюсь.

Помедлив ещё секунду, Сегдрил покорно кивнул и покинул шатёр принца, оставив его наедине с самим собой. И пусть было ещё совсем раннее утро, и солнце не успело осветить лес, а о его появлении говорило лишь постепенно светлеющее небо, можно было слышать, как собираются охотники, как кто-то рубит дрова, а женщина, ответственная за всех поваров, спокойно, но громко наставляет какого-то мальчишку, уверяя его, что он не хочет добавлять что-то в похлёбку. Если не знать, что за пологом шатра раскинулась лесная чаща, кажется, что проснулся на окраине ремесленного района, и скоро глашатай начнёт рассказывать о новостях этой ночи, поедут по брусчатке телеги и покатятся экипажи. Но вместо суеты города или хлопот деревни Илидира ждал очередной день словесных баталий между ним и стариками, стариками и стариками, домыслами и предрассудками, надеждой и страхом. Они бросили вызов Эзару, заявили о себе, но немногие знали, каким пугающим был этот первый шаг.

Вот если бы им кто-то дал знак… Илидир вновь не сводил взгляда с карты.

— Значит так, — после двух дней бесконечных споров изрёк Первый советник, Стефан, ещё служивший при старом короле, — на следующей встрече с принцами буду присутствовать я. Выслушаю, что конкретно они предлагают, и тогда мы вынесем решение. Пока что мы видим ситуацию так, что выгоднее принять приглашение Императора, чем отсылать принцев назад и ждать войска под нашими стенами.

— У меня есть ещё один вариант, — задумчиво проговорил Дракон, пробуя лезвие клинка на палец. Он вспоминал прямой и почти восхищённый взгляд Адаона, направленный на него, и ему хотелось довериться. Однако же Илидир понимал, что на войне все средства хороши, в том числе и смазливые принцы с влюблёнными глазами, и потому не мог позволить себе такую слабость, как вера в его слова. Это было не то время, когда можно было бы думать нижним мозгом. Советники едва ли не впервые за это время внимательно посмотрели на символ восстания, пребывающий в крайне задумчивом настроении. Обычно Илидир был достаточно непоседлив, прям и не упускал шанс приударить за городскими жителями, но вот уже который день даже не выходил в лес, а всё пялился на свой семейный меч, карту, в огонь. — Я сейчас же поеду на Вьюжный пик и спрошу у неё о будущем. Всем известно, что у неё настоящий дар, а не хитрое шарлатанство, у всех сбывалось то, что она предсказывала. Если она скажет, что мне не следует покидать Андраборг, то будем готовиться к обороне, переправим мирных жителей вверх по реке, а сами займём город. Замок уже наш, надо только подготовить его к осаде.

— Верить какой-то там полоумной ведьме и на этом строить будущее страны?! Ты совсем рехнулся, Илидир?! — вскричал один из советников, всплеснув руками. — И речи не может быть об этом безумии!

— Послушайте меня! — рявкнул на него принц, резко встав и нависнув над немолодыми мудрецами. — Я не говорю полностью довериться ей. Нужно послушать, что скажет прорицательница, а затем решить, стоит ли игра свеч. Всё!

Теперь советники спорили уже не с таким ожесточением, больше для вида, чем из желания доказать собственный ум друг другу. Любой бы понял, что им стыдно цепляться за столь хлипкую надежду, как дар ясновидящей, но каждый из них видел в этом зерно рациональности. А сам Илидир придерживался очень простого мнения: предсказание — лишь инструмент, подсказывающий, какие усилия и когда нужно приложить, чтобы добиться желаемой цели. Его имя ни за что бы не прогремело по всей империи, если бы он собирался просто сидеть и дожидаться своего звёздного часа. Все принятые им решения и потраченные силы вели в эту точку истории, которая должна будет запомниться навсегда.

— Я отбуду завтрашним же утром, до рассвета, — коротко и решительно произнёс Илидир. Он вышел из ставки командования в сопровождении молчаливого Сегдрила. — Ты остаёшься.

— Но я же… вы… — возмущение и обида захлестнули его с головой, и теперь уже губы раскраснелись от того, как яростно он кусал их. Илидир был со многими на равных, но грубить себе не позволял. Вот и теперь его крайне внимательный взгляд остановился на оруженосце, сам Дракон севера замедлил шаг и чуть приподнял подбородок. — На Вьюжном пике опасно. Вам может потребоваться помощь.

— Я принял решение. Проверь мою лошадь и вооружение. Я сверю карты охотников и лягу спать.

Непокорность не была самой нелюбимой чертой в других людях, а в иные моменты даже заводила Илидира, была ему симпатична, но сейчас, когда вопрос стоял ребром, когда на кон была поставлена его собственная шкура, он не собирался спускать с рук неповиновение. Ставший жёстким голос резанул по слуху Сегдрила, а от прямого взгляда хотелось потупиться и отступить. Бросив короткое «слушаюсь», оруженосец резко развернулся. Желваки заиграли на его лице, а пальцы сжимались в кулаки, но он не хотел знать, где заканчивается милость и начинается королевский гнев. Утратить расположение принца было бы просто смерти подобно.

Все в лагере сразу увидели, что у Дракона дурное настроение: обыкновенно улыбчивый и вальяжный Илидир двигался резко, быстро, говорил мало и по делу, поторапливал, если кто-то начинал юлить или витийствовать, и почти не слушал восхищённый трёп о том, что «наконец-то этот южный деспот понял, кто на севере хозяин!» В другой ситуации он бы непременно улыбнулся всякому, задержался возле каждого, чтобы погреться в лучах собственной славы и всеобщего обожания, но не теперь. Время было не на его стороне, а неопределённость ситуации и будущего добавляла пикантную нотку.

— Ваше высочество, всё готово, — подал голос Сегдрил. Уже темнело, и Илидир тщетно пытался поспать. Оруженосец прошёл в шатёр и аккуратно задёрнул за собой полог. — Вы не передумали?

— Нет, Сег, не передумал. Останься здесь и слушай, что говорят советники. Когда я вернусь, я хочу знать, о чём они беседовали в моё отсутствие. Каждое их слово, каждое их действие ты должен будешь передать мне. Сейчас если не переломный момент в восстании, но один из важнейших. И я должен знать, что происходит с моими людьми. — Илидир подошёл к оруженосцу и положил ладони ему на плечи. Сегдрил снова приосанился, постарался казаться выше, но всё равно смотрел на принца снизу-вверх. Руки у него были тяжёлые, натренированные, и под их тяжестью невольно казалось, что сам ты меньше и ничтожнее, чем есть на самом деле. Оруженосец не любил это чувство, изо всех сил стараясь если не сравняться с Илидиром, то хотя бы походить на него. Выдержав долгий испытующий взгляд тёмных глаз, Сегдрил отважно и отчаянно кивнул. Ему было не впервой становиться глазами и ушами своего принца. Выражение лица Дракона смягчилось. — Я знал, что могу доверять тебе. Мне потребуется подробный доклад по возвращении, — и он даже расщедрился на обольстительную улыбку, и его взгляд многозначительно прошёлся по телу оруженосца сверху-вниз и поднялся обратно.

Правая рука Илидира погладила Сегдрила по плечу, поднялась к шее, и пальцы замерли аккурат под ухом. Его ладонь была горячей и мозолистой, и всё же он почувствовал, как быстрее и сильнее забилась артрерия под его прикосновением. Оруженосец зарделся, и мурашки неудержимой волной прокатились по его телу.

— Поеду, — уверенно сказал Илидир и накинул на плечи тёплый дорожный плащ, а затем подобрал с земли вещмешок.

— Но как же? Почти ночь! — изумился Сегдрил, но принц остановил его.

— Пусть советники ждут от меня поездки утром. Если кто спросит сегодня, я выпил вина и сплю.

— Как прикажете, ваше высочество, — послушно кивнул Сегдрил.

Лишь обозначив ласку касанием руки к его щеке, Дракон севера, не теряя ни минуты и не задерживаясь, вышел из шатра. Вечерние лагерные костры жарко полыхали, и короткие летние ночи делали тьму не такой кромешной. Небо ещё сохраняло светло-голубой отблеск, постепенно наливаясь чернотой. Обыкновенно любящий оказываться в центре внимания Илидир шёл в тенях, пряча собственное лицо под капюшоном, а хлыст — под плащом. Гнедой конь с коротко стриженной чёрной гривой и заплетённым хвостом, Вереск, тревожно всхрапнул, когда человек рядом с ним наступил на сухую ветку, но тут же успокоился от поглаживания по бархатной морде с белым пятном. Приторочив вещмешок к седельной сумке, Дракон не стал подниматься в седло и повёл своё ездовое животное в узде. На болотах и в лесу от Вереска было мало толка, но он ещё пригодится ему на пути к горам.

Из лагеря они ушли быстро, и вскоре в темноте потерялись даже блики костров, в тишине растаяли отдалённые голоса. Лишь шелест травы да палой листвы под ногами, треск сучьев под копытами и дыхание человека и коня нарушало тишину. Холод следовал за ними по пятам, и теперь подкрашивал выдыхаемый воздух, делая его видимым. Заморозки должны были сбрызнуть листву и траву перед рассветом белоснежным инеем. Через полчаса неспешной ходьбы они выбрались из чащи на широкую просеку, которая была известна лишь местным да повстанцам. Здесь Илидир уже вскочил в седло и пустил животное рысью.

Вереск был рад размяться, и его копыта глухо стучали о рыхлую землю, вздымая комья в воздух, и звук этот терялся в птичьем гомоне, вздохах ветра и мыслях северянина. Его голова была столь занята тяжкими размышлениями о будущем, о планах и противостоянии, что он даже не присматривался к пейзажу, точно не существовало для него древних деревьев. Вскоре конь вывез всадника к заболоченному устью реки, в котором почти не осталось воды. Неугомонное кваканье лягушек и писк комарья стали почти невыносимыми. В сгущающихся сумерках особенно яркими казались порхающие тут и там светлячки. Илидир спешился и за уздцы провёл за собой коня на другой берег, чувствуя себя теперь не в безопасности. Деревья здесь росли редко, в отдалении друг от друга, и всё казалось Дракону севера, что в тени одного из них притаился арбалетчик, готовый выпустить болт прямиком ему в сердце или лоб. Хотелось как можно скорее покинуть редколесье и затеряться под густыми кронами. Обыкновенно он не страдал от такой звериной осторожности, но годы, прожитые в лесу и у городских стен, оставили свой отпечаток, заставляли чувствовать себя уязвимым.

Ещё через полчаса Дракон натянул поводья, и Вереск перешёл на шаг. Они ехали мимо древнего капища солнца, но какая-то добрая душа зажгла свечи и спрятала их в косеньких металлических фонарях. Свет был дрожащим, блеклым, и его было недостаточно, чтобы рассеять тьму, однако именно это сделало её лишь гуще вокруг. Зверьё реагировало на огонь опаской не зря — им ли было не знать, на что способен человек со своим «огненным цветком». Но никакого паломника рядом видно не было, и принц, натянув капюшон плаща ниже на лицо, пришпорил Вереска.

К исходу следующего дня он добрался до подножия гор, по пути встретившись с совсем молодым лешим. Тот был не агрессивен и смотрел на человека издалека, наклоняя оленью голову то в одну сторону, то в другую. Они разошлись, не причинив друг другу вреда. Здесь уже мелкий колючий снег валил с вершин, но не укладывался сугробами, а тут же таял. Кутаясь в плащ и пряча лицо от непогоды, Илидир жалел о том, что не надел более тёплую одежду, в спешке позабыв обо всём. Узкая тропа вела наверх, к жилищу прорицательницы. Подъём был долгий, и у порога небольшого домишки принц оказался уже в ночи. Вереск тяжело дышал и жадно поглядывал на коновязь, куда его пока не спешил привязывать Илидир, боясь напоить распалённое животное и убить его. Если он останется без коня, никогда не добретёся до Андраборга к назначенному сроку!

С Вьюжного пика открывался захватывающий дух вид на лежащий внизу Торстейн, но всё утопало во мраке и облаках. Лишь смутные пятна смешивались друг с другом и терялись в темноте. Воображение пыталось рисовать огоньки в той стороне, где остался отчий замок, но от этого только начинали слезиться напряжённые глаза. Ветер толкал к дому, не давая задержаться у обрыва. Как ни странно, внутри горел свет, слышались голоса, детский смех. Подойдя к скромному крыльцу, пытающемуся спрятаться от снега под козырьком, повстанец постучался в дверь, украшенную резьбой. Ждать ему почти не пришлось, и дверь открыла симпатичная девочка в простом домашнем платье.

— Здлавствуйте! Вы к маме? — весело поинтересовалась она, заглядывая в лицо незнакомцу зелёными-зелёными глазами.

— Мне бы с Деланеей переговорить, сударыня, — улыбнулся ей принц со всем своим уважением. Девчушка взяла его за руку и провела в дом. Он почти сразу оказался в столовой, где пили чай мужчина, ещё двое детей-пацанов и женщина. Принц приложил ладонь к груди и поклонился: — Доброго вам здравия.

— Ох, припозднились вы, — улыбнулась женщина и жестом пригласила за собой.

Совесть не позволила Илидиру пройти в чистый дом в плаще, на который налипли снег, листья и ветки, поэтому он повесил его на торчащий из стены крюк, а затем задержался ещё и для того, чтобы снять с себя сапоги. Они привлекли гораздо больше внимания, чем сам Дракон севера, и оба пацана завистливо переглянулись. Уж что-что, а обувь себе принц заказывал только у лучших кожевников и сапожников, несмотря на все порицания со стороны советников.

— У нас и без того средств не так что бы много! — ворчал Стефан, сердито глядя на то, как Илидир разнашивает новую пару сапог и красуется в них перед оруженосцем и гвардейцами. — А ты!.. Где ты вообще взял деньги на эти сапожищи?!

— Не важно, учитель, — обаятельно улыбался Илидир и садился, закинув ногу на ногу. — Важно, что у вашего солдата хорошая обувь, он не устанет при марш-броске и не сотрёт себе ничего во время верховой езды. Разве вам нужно, чтобы лицо восстания страдало?

Советники так и не смогли победить его, и принц разживался всё новой и новой обувью. Эти он любил особенно — кузнец выковал пластины, закрывающие носы, и устойчивые квадратные каблуки. Нескольким имперцам Илидир переломал ими пальцы и кисти, и теперь ни за какие деньги не расстался бы с этой обувью. Но отдельным поводом для гордости было высокое голенище из шкуры морского змея, больше похожую на драконью чешую. Но драконов не видели уже несколько поколений, а значит и добыть их кости, перепонки и чешую не смогли бы.

Помещение, куда его привела прорицательница, было на диво хорошо обставлено, чего не ожидаешь от домика в горах: тут был и дубовый стол, и несколько лавок, и обтянутые звериной шкурой кресла. Взгляд незнающего блуждал по обстановке, цепляясь за множество незнакомых мелочей, выглядящих пугающими и странноватыми. По крайней мере Илидир совсем не понимал, к чему в доме олений и волчий черепа, к чему висящее под потолком переплетение из нитей, перьев и блестящих камней. Но мятежник был склонен довериться этой женщине, ведь он не раз слышал, что сколько людей от неё уходило — у всех сбылось, что она предсказала. И именно поэтому, в некотором роде отчаявшись принять верное решение, Дракон севера и решился посетить провидицу. Он ожидал увидеть дряхлую старицу с торчащим изо рта единственным гнилым зубом, обвешанную куриными засушенными лапами и сношающуюся с козлом в новую луну. Вместо этого он видел уже конечно не юную девицу, но красивую женщину в изумрудном длинном подпоясанном платье. Светло-русые волосы кудрями обрамляли лицо.

— Здравствуй, освободитель, — когда они оказались наедине в этом средоточии мистики, с почтением поздоровалась ясновидящая и жестом пригласила Илидира к застеленному ситцевой скатертью круглому столу. — Проходи, садись. Может быть чаю перед беседой?

— Благодарствую, добрая женщина, но не нужно. У меня к тебе был только один вопрос…

— Знаю-знаю. Что тебе принесёт это путешествие, — задумчиво проговорила Деланея и бросила в очаг щепоть трав. По комнате заструился ароматный пряный дым. — Мне нужна прядь твоих волос.

Не задумываясь и не медля ни секунды, Илидир вытащил нож из-за голенища сапога и срезал прядку волос над загривком, где бы эта потеря не была особо заметна. Волосы были брошены в пламя вслед за травами. Женщина села напротив Дракона севера и, сказав ему положить руки на стол ладонями вверх, накрыла их своими ладонями. Несколько долгих мгновений она смотрела в глаза своему посетителю, затем шумно вдохнула и выдохнула, приопустив веки и склонив голову к груди.

Дым, который шёл из очага, начал вливаться в помещение и завиваться в причудливых спиралях. На какую-то долю мгновения северянин испугался, но заставил себя оставить руки на месте и не дёргаться. Зачарованно смотрел он на то, как из дыма сплетаются блеклые образы. Что они означают, он не мог понять, и лишь причудливые извилистые плети дыма висели в воздухе. Никогда он толком не видел ни магов, ни как такового чародейства, и это его очень увлекало, завораживало. Предсказательница открыла глаза, которые подёрнулись блеклой пеленой.

— Ты идёшь по мостовой столицы, — начала женщина утробным, грудным голосом, — и беломраморные плиты дворца Завоевателя ложатся под твоими ногами. — Повисла пауза, и Илидир чуть прищурил тёмные глаза, будто спрашивая, не хочет ли ведунья сказать, что на этом всё. Однако спустя несколько долгих секунд она заговорила вновь: — Гордые южане склонят головы свои пред тобой, а захватчик севера встанет пред тобой на колени. — Сердце Дракона гулко забилось в груди, и он жадно ловил каждое слово предсказательницы, боясь пропустить хоть одно. Звук того, как он тяжко сглатывает слюну, прервал установившуюся тишину. Женщина сощурилась, будто вглядывалась в неясные даже ей образы. Она чуть морщилась и крепче стискивала ладони юноши. — Знай, что ради тебя будут скрещены два меча, сочащиеся сладким мёдом и смертоносным ядом. Но бди, откуда ты пьёшь, ибо потеряешь жизнь свою, когда пригубишь источник, из которого она взяла своё начало. — На этот раз сердце ёкнуло от ужаса, и холодок прошёлся по спине Илидира. Предупреждение было расплывчатым, неясным и более чем пугающим, но при этом весьма конкретным: не будешь следить за тем, что пьёшь, быстро сыграешь в ящик. Когда он уже хотел поторопить прорицательницу и уточнить, что она имела ввиду, как она вновь подала голос: — И овладеешь ты тем, чем никто не завладевал, и будешь ты держать в руках своих голову того, кто подарил тебе столицу и корону. Тебе суждено обрести древнее драконье копьё, но цена, которую придётся заплатить за это, будет выше кровавой.

Шумно вздохнув, ясновидящая выпустила руки Илидира и помотала головой, выходя из транса и возвращая себе ясность рассудка. Дым, повинуясь ей, стал выветриваться в трубу, не оставив после себя запаха гари, но воцарив в помещении приятный аромат. Подрагивая от нетерпения, Дракон севера обратился к женщине:

— Вернусь ли я сюда?

Деланея внимательно глянула на него тяжким взглядом, и на секунду ему стало тоскливо и страшно, но лицо прорицательницы смягчилось тёплой, почти материнской улыбкой. Она положила руку на ладонь Илидира и погладила холодную от волнения кожу:

— Ты вернёшься на север королём юга и севера.

— Благодарю! — жарко воскликнул он и подорвался на ноги.

Он уже хотел уйти, но ему предложили не ехать в ночи по горам. Спалось ему хорошо. Так, как не спал уже несколько лет. Теперь он точно знал, что стоит соглашаться на предложение южан, иначе он упустит шанс освободить свой народ и получить корону. Власть его не прельщала и не влекла, но он желал свободы Торстейну и той жизни, которую им не мог дать Император.

Когда принц появился в лагере, любопытства не мог удержать никто. Заметно нервничающие люди поднимали на него наполняющиеся надеждой взгляды, видели счастливую улыбку и сами начинали улыбаться. Не было сказано ни одного слова, но у особо чувствительных уже начали собираться слёзы на глазах — один из нёсших дозор парней с чувством шмыгнул носом и попытался унять бурную реакцию. Первым же к Илидиру бросился Сегдрил, и глаза его едва не сияли. Радость, страх, нетерпение, тоска — всё это смешалось во взгляде оруженосца. Он забрал поводья Вереска, останавливая его и поглаживая по морде, пока Илидир спешивался.

— Ваше высочество, что вы решили?

— Принц, что вам сказали?

— Поедет!

— Страшно-то как!

— Мы всё расскажем, как только обсудим на совете, — одёрнул людей Стефан, махнул воспитаннику, чтобы следовал за ним.

— Я дождусь Сегдрила, — спокойно улыбнулся ему Илидир и вместе с оруженосцем повёл коня к другим лошадям.

Люди ещё некоторое время провожали их любопытными взглядами, но, поняв, что нечего ловить до официального объявления Стефана, перестали таращиться.

— У меня в дороге порвалось седло. Проверь с той стороны, — обратился Илидир к оруженосцу, отстёгивая одну из седельных сумок. Сегдрил без каких-либо вопросов обошёл Вереска и принялся за осмотр седла в тщетных попытках найти, что нужно отремонтировать. И потому вздрогнул, когда принц упёрся в лошадиный бок справа от его головы. — Ну что, Сегдрил, о чём беседовали советники в моё отсутствие?

Сегдрил немедленно обернулся к его высочеству Дракону. Он был в каком-то полушаге, в локте от него и пристально смотрел в глаза, приподняв губы в улыбке. Таким взглядом можно свежевать мелкую дичь, разрезать и вытаскивать из неё внутренности, и он чувствовал, что его уже готовы выпотрошить. Кадык поднялся и опустился вслед за тем, как он сглатывал слюну. Абсолютно хищный взгляд Илидира снести могли далеко не всё, но и не многие удостаивались его.

— Они хотели настаивать на вашем визите в империю, ваше высочество, — ничего не тая, ответил Сегдрил. Куда сильнее принц будет злиться, если попытаться щадить его, жалеть и решать за него, что он хочет слышать, а что нет. — Даже если бы вы вернулись с дурными вестями от прорицательницы, Первый советник планировал лично сопровождать вас в империю. Это не моё дело, ваше высочество, но я наблюдал за ним и заметил странное поведение. Рискну предположить, что советник хочет искать выгоды у Императора. Но это лишь мои предположения, не обессудьте. И ходили разговоры среди советников… хм… если вы откажетесь ехать, отправить с принцами кого-то другого под предлогом, что они прятали настоящего наследника от южан.

Хоть сильнейший гнев и вскипел в груди Илидира, он не стал выказывать его. Глаза яростно блестели, а губы изогнулись в злой улыбке. Сегдрил не боялся — знал, что принц злится не на него и не позволит себе срываться на него и других непричастных. Вместо ужаса в груди теплилось восхищение, а когда Дракон севера положил ладонь на рукоять кнута, оно переросло в самый настоящий жар.

— Ещё что-то, Сегдрил? — ровным и спокойным тоном обратился он к оруженосцу.

— Регенты постарались навести справки о женщинах в семье Рихтеров. Они хотели бы, чтобы вы женились на одной из их рода, чтобы объединить обе династии. К сожалению, при дворе известно лишь об императоре, его сыновьях и покойной супруге.

— К сожалению? — уголки губ Илидира едва заметно приподнялись.

— К сожалению, ваше высочество, — не поменялся в лице Сегдрил, — поскольку это была бы очень выгодная партия для вас. И это бы вызвало немало симпатий на юге.

— Это где это ты таких умных мыслей нахватался? И главное когда? — улыбка Дракона стала заметнее, глаза лукаво сощурились. Он внимательно следил за лицом оруженосца, за движениями его губ, глаз, бровей. И их скованность и малоподвижность не могла не развеселить Илидира, который отлично понял, отчего его верный слуга так себя ведёт.

— В присутствии советников, ваше высочество, — всё тем же голосом отозвался Сегдрил. Он вдохнул чуть глубже и задержал дыхание, придерживая слова и эмоции. Но всё равно было видно, как стискиваются его челюсти, как сильнее проступают скулы, как краска приливает к обветренному лицу. Илидир был уверен — если сейчас он притронется к руке оруженосца, она будет холодной. — Они много говорят о вашем браке в последнее время. Не только после визита южан.

— И ты сказал мне об этом только сейчас? — приподнял бровь Илидир. Он был удивлён и пока не мог решить, приятное это удивление или нет. Пока что ему было лестно, что его оруженосец так долго молчал и даже не подавал вида, не давал знать, что в курсе разговоров советников, и как его это задевает. Сегдрил сдержанно кивнул. — Что ж… рано или поздно до этого бы всё равно дошло. Да, женщина из рода Рихтеров была бы той, кого стоит добиваться.

Он не мог не заметить, как сильнее проступил румянец на скулах Сегдрила, но он не проронил ни слова, ни звука, никак больше не отреагировал на слова своего принца.

— Больше ничего, ваше высочество. Советники были увлечены обсуждением перспектив вашей поездки в столицу, и в основном только это их и интересовало. На остальное у них не хватило времени.

— Хорошо. Скажи мне ещё вот что. Были ли те, кто был против отправки на юг подставного принца?

— Многие, — кивнул оруженосец, — Бидоир был категорически против такого поступка. Ему даже удалось переспорить господина Стефана и убедить остальных в том, что это недопустимо.

— Ты отлично постарался, Сегдрил, — улыбнулся Илидир и положил ладонь на плечо оруженосцу. — Знаешь что, мой верный? Меньше, чем через три дня мы отправимся в столицу, и я хочу, чтобы ты сопровождал меня. Но для начала я посвящу тебя в рыцари. А тебе будет задание — выбрать себе имя, под которым ты хочешь служить мне. А теперь идём, наверняка регенты уже начали беспокоиться.

И вновь лёгкость, повседневная беспечность — Сегдрил даже вздохнуть не успел, поражённый восторгом, а принц уже прошёл мимо и неспешно двинулся к ставке командования. Он давал оруженосцу нагнать себя, пойти следом, но не позволял медлить и предаваться размышлениям тогда, когда он почти приказал следовать за собой. Регенты едва из свитеров вон не лезли от нетерпения, когда принц в сопровождении бледного от холода и потрясения Сегдрила появился в шатре.

— Ну?! — едва не взвился Стефан, бросаясь к воспитаннику. — Что ты узнал?! Что тебе сказали?

— Спокойнее, учитель, — расслабленно улыбнулся Илидир, садясь на своё место и закидывая ногу на ногу. Его верный оруженосец остановился за его правым плечом, нацепив на лицо отсутствующее выражение, но готовый по одному мановению пальца выполнить любой его приказ. — Я устал с дороги. Вы меня не накормили, не напоили горячим вином, не подали тёплый плащ…

— Боги, Илидир, не сейчас! — возмутился его наставник и всплеснул руками. — Сначала расскажи нам всё. Ужин уже готовится.

— Ну раз готовится… — Илидир сделал долгую паузу, удобнее устроился и поднял взгляд на Сегдрила. Тот без слов понял, что от него требуется, и налил принцу немного вина, чтобы было, чем промочить горло и чем согреться после Вьюжного пика. — Хоть кого-то здесь заботит моя жизнь и то, что я могу с ней распрощаться. Что же, я имел удовольствие общаться с Деланеей. Очаровательная женщина в абсолютно чистом разуме. И получил пророчество. Если в двух словах, то мне следует отправиться на юг, чтобы вернуться сюда королём юга и севера.

Повисла напряжённая тишина. Регенты переглядывались. Можно было услышать, как мечутся мысли в их головах, как они подсчитывают риски, прикидывают, как были близки к чудовищной ошибке. Стефан и вовсе взбледнул. Мало кто мог поверить своим ушам.

— А если не в двух словах? В пророчествах бывают очень значимые детали, — обратился к нему кто-то из гвардейцев. — Они могут быть крайне иносказательны.

— Вы хотите сказать, что я упустил что-то важное? — полюбопытствовал Илидир. — Или что я, может, лгу вам по какой-то причине?

Подавший голос мужчина сердито прикусил губы и нахмурился, чтобы не ввязываться в спор с мальчишкой, но всё же с надеждой покосился на Стефана, но тот совсем не был заинтересован в таких деталях. Это и было нужно Дракону севера. Ни к чему было этим интриганам, почувствовавшим запах свободы и власти, знать про питьё и смерть, а также про одну вещь… кое-что он мог доверить лишь Сегдрилу. Но обсуждать это сейчас, когда стервятники готовы начать хлопать крыльями в предвкушении пиршества, он не собирался. Потом, наедине.

— Надо немедленно начать подготовку к поездке, — взбудораженным голосом произнёс Стефан и уже собирался выйти из шатра, но принц поднял руку.

— Не торопитесь, учитель. Вы останетесь здесь, как самый опытный, мудрый и прозорливый из моих наставников и регентов. Больше никому я не могу доверить присматривать за моими людьми, пока я на юге. Лишь вы способны удержать всех в узде и поддерживать порядок. Я полагаю, что мне ни к чему делегация из всех наших гвардейцев. К тому же, императору необязательно знать, сколько у нас людей. Чем больше возьмём с собой, чем меньше оставим здесь, тем выше риск соблазнить его для удара в спину. Поэтому… Бидоир… если я всё правильно помню, вы видели императора во время нападения? Я хочу, чтобы вы сопровождали меня в столицу и были представлены регентом. Пусть его величество думает, что воюет с «молодыми» северянами. — Обо всём этом Илидир успел подумать как следует в дороге. Ему было понятно, что кто-то из советников захочет действовать за его спиной, и он ни в коем случае не собирался брать с собой в столицу самого изощрённого и хитрого из них. Оставлять его здесь тоже было рискованно, но не так, как оказаться в сердце интриг и шпионских страстей. А ещё он знал, что Стефан против такой аргументации просто сломается. Если откажется и будет настаивать, значит, признает, что не так мудр и опытен, как о нём говорит их будущий правитель. В конце концов, он, потомок Ур’Драксов, был достойным продолжателем рода и очень хорошо учился. Поэтому его ласковая улыбка и невероятно уважительный тон действовали на этих стариков здесь и сейчас куда лучше, чем стальная хватка на их седых бородах и бакенбардах. — Мне понадобится молодой воин, чтобы он защищал меня. Увы, наши рыцари хоть и невероятно опытны, проверены боями, но рядом со мной такая фигура будет вызывать множество подозрений. Нам нужно притупить бдительность императора. Я посвящу Сегдрила в рыцари, он получит титул, а при моём воцарении — земли. Если меня будут сопровождать двое молодых последователей, Эзар вряд ли будет ждать от нас опасности. А мы тем временем подготовим всё необходимое, чтобы свергнуть его.

Сегдрилу стоило огромных сил, чтобы не опустить на принца восхищённый взгляд. Властность, звучащая в обманчиво мягком голосе, воскрешала воспоминания, которым было не место на совете. Взбудораженный, восторженный оруженосец смирял размеренным дыханием бешеное сердцебиение и старался не привлекать к себе внимания. Боги, он бы всё отдал, лишь бы слышать этот голос чаще и ближе! Даже будь он чуть жёстче, это бы не испортило впечатление, может быть даже сделало его ярче и сильнее. Присутствующие на совете переглядывались, бормотали, роптали. Было видно, что есть те, кто недоволен таким решением принца, но пытаются подкопаться к его словам без лишних споров и демагогии.

— Моё решение окончательно, — вдруг припечатал Дракон севера, когда кто-то из регентов попытался возразить и оспорить. — Вы можете быть недовольны, но я всё хорошенько обдумал и принял решение. Когда я укреплю свои позиции на юге, я вызову и других из вас. Но здесь должно остаться как можно больше людей на тот случай, если вдруг я попаду в плен. Знайте, если через два месяца после моего отъезда от меня не будет вестей, вы должны будете готовиться к дальнейшим военным действиям. Если Рихтер посмеет напасть на меня и убить тех, кто меня сопровождает, здесь, в Андраборге, должны быть те, кто сможет перенять знамя восстания.

Волнение было подавлено ещё до того, как возникло. Когда все (кто охотно, кто не слишком-то) согласились с Драконом севера, беседа пошла проще и легче. Обсуждались детали, строились планы, северяне старались обезопасить себя и просчитать наперёд ходы Эзара. Наконец-то у них действительно появилась надежда! Когда в лагере объявили о решении принца выдвинуться на мирные переговоры с императором, шум поднялся невероятный. Люди кидались обниматься к Илидиру, регентам, гвардейцам, друг к другу, снова к Илидиру. Лагерь стоял на ушах. Кто-то рыдал от облегчения, кто-то пребывал в оглушённом состоянии и не мог поверить, что это всё действительно происходит, кто-то смеялся и ликовал. Естественно, открыли ещё водку. Её запасы были необходимы, чтобы пережить зиму, но повстанцы хотели устроить самый настоящий праздник.

Гонцов отправляли в Андраборг, чтобы купили закусок и овощей к пиршеству, отправляли в таверны за алкоголем, и уже никто не боялся, что их обнаружат южане. Вырыли ещё одну яму под большой костёр, развели шесть штук, и в лагере было как никогда светло и тепло, несмотря на начавшиеся сильные ливни. Может то был жар от огня, а может от улыбок и людского смеха, которые можно было увидеть и услышать повсюду. Охотники выловили кабана, и готовился по-настоящему «царский» пир.

В первый вечер люди наелись и напились до беспамятства, и даже Илидир позволил себе лишку, но верный Сегдрил снёс и это тоже. На второй день, когда принц посвящал своего оруженосца в рыцари, пиршество было ничуть не хуже, и теперь в центре внимания был новоявленный рыцарь, взявший себе второе имя Хар’Драбарт. Некоторые были немало удивлены, что простой мальчишка, у которого ещё вчера не было ничего, будет столь дерзок, что образует своё новое фамильное имя от фамилии северной короны. Но Илидир был горд им, с удовольствием наблюдал тем вечером, как вокруг него стали увиваться люди. И в том числе даже пара хорошеньких женщин. Ещё бы! Теперь юный Сегдрил стал дворянином. Ему ещё не даровали земли, но ему благоволил монарх, и он показал себя в сражениях. Илидир позволил ему наслаждаться всеобщим вниманием, подавляя внутри себя гремучую ревность и желание увести его в шатёр, поинтересоваться, чьё внимание больше всего польстило его рыцарю. Он догадывался, какой получит ответ, поэтому молча наблюдал за радостью Сегдрила и не мешал. Когда ещё у него будет шанс испытать всё это?

В последний день шли шумные сборы и проводы его высочества Илидира, хоть он и бранился на то, что им пытаются выдать с собой целый караван из лошадей, чтобы взял с собой как можно больше необходимого. Кроме своей обожаемой обуви и одежды, без которых никуда бы не поехал, Илидир взял с собой побольше деревянной посуды. Пусть это решение вызвало у советников и людей много вопросов, Дракон севера не стал ничего объяснять, сказав простое царское «хочу». Пусть Сегдрил и стал рыцарем, но всё равно помогал своему принцу облачиться в доспехи, собирал его оружие и парадные доспехи, с особым трепетом ухаживал за фамильным мечом Ур’Драксов, который обыкновенно боялись даже трогать. Но в тот день его заточили и отполировали, и двуручный клинок был приторочен к седлу Вереска. Коню срезали старый слой копыт, подковали по новой, причесали, подровняли гриву, проверили седло и уздечку, и теперь он был как никогда ухоженным.

Получив последние наставления, Илидир в сопровождении советника и рыцаря оставил лагерь. Он был приятно воодушевлён.

***

Погода на этой долгой неделе выдалась совершенно кошмарная. Дождь лил почти круглосуточно, и Ариорция вот-вот могла выйти из берегов. Избалованные более приятным климатом южане тихо матерились, натягивали тенты над кострами и жались друг к другу, как продрогшие воробьи. Одному из них принадлежала фраза, которую Адаон впоследствии запомнил на всю жизнь: «У меня скоро жопа сгниёт от этого ливня». Всё это время принц не находил себе места и заходил пообщаться к пойманным северянам. Ему было интересно послушать про Илидира, мысли о котором преследовали его всюду и выводили из душевного равновесия. «Мне показалось, или он тоже был заинтересован мной? Ох, пучина, будет непросто, но я должен увезти его в Гидалию так или иначе. А там, кто знает, быть может мне улыбнётся удача, и я смогу приручить Дракона», — что-то подобное крутилось в его болящей от напряжения голове. Впрочем, пленники были не слишком разговорчивы и говорили лишь о том, что отпрыски тирана и в подмётки не годятся их принцу. Чем ближе было время встречи с повстанцем, тем больше нервничал Адаон, стараясь подобрать самые убедительные слова на все возможные вопросы.

Когда только-только начало смеркаться, принц подорвался, собрался и приказал гвардейцам вести пленников. Накидав им план местности, Рихтер объяснил, где будет встреча, где они должны стоять, чтобы не быть замеченными. На место свидания с повстанцем он шёл быстрее, чем обычно, но не обращал на это никакого внимания. Пусть что хотят, то и думают, а он должен выполнить задание отца и увезти Илидира в Гидалию. Как и в прошлый раз, оружие он не взял, но в этот раз был одет в гербовые цвета — что ему скрывать, в конце концов? И для большей важности взял двух провожатых из гвардейцев.

В Андраборге и Анкорте на них бросали злобные взгляды, но не вредительствовали. Оказавшись там, где должны были по идее встретиться, Адаон стал ждать, выхаживая из стороны в сторону. Повстанец и его провожатые явились на место встречи почти в ночи. В этот раз северяне особо не таились и вышли сразу, без прелюдий в виде их лучников, угроз и прочих общепринятых реверансов и любезностей между двумя воюющими сторонами. С самой первой минуты у цесаревича было хорошее предчувствие — увидел, что один из двух других людей ведёт под уздцы запряжённых лошадей с полными седельными сумками. Сильно вряд ли они собирались на прогулку под луной между старинных деревьев и лесной нечисти. В таких местах каждый камень, каждая ветка кажется чудовищем, а кроны шумят, скрипят стволы, порождая шумы и шорохи, вызывающие в тревожном разуме образы, коими пугают детвору. Пока ожидали повстанца, Рихтер несколько раз вздрагивал и оглядывался. Будь при нём оружие, он бы не так нервничал, но у всего была своя цена. У расположения северного принца — собственная безоружность.

Оставив советника и рыцаря чуть позади с лошадьми, Дракон севера уверенной походкой двинулся к цесаревичу.

— И снова здравствуйте, вашество. Гляжу, вы принарядились да напомадились для встречи? Не стоило, хотя вам очень идёт, — Илидир окинул хищным взглядом Рихтера и с вызовом вскинул бровь, повторил: — очень. Мы обдумали ваше предложение и согласны проследовать с вами в Гидалию. Так что предлагаю не мешкать и отправиться в ваш лагерь, а на рассвете выдвинуться на юг. Если, конечно, — он снова осмотрел Адаона с ног до головы, — вы не захотите перед дорогой поближе познакомиться. Но это можно будет организовать и в пути. Прошу, ведите. Ах да, я беру с собой своего советника и одного из рыцарей. Надеюсь, возражений не будет на этот счёт?

От слов об «очень идёт» и «близком знакомстве» у Адаона снова побежали мурашки, а волосы на загривке встали дыбом — слишком уж однозначными и плотоядными взглядами его наградил повстанец, заставив всерьёз понервничать.

— Конечно же вы можете выбрать себе провожатых, ваше высочество, — кивнул Рихтер и, взяв руку северянина в свои, вместо того, чтобы крепко пожать ладонь, поцеловал тыльную сторону, пристально посмотрев в чёрные глаза. — Прошу за нами.

У гвардейцев, которые держали пленников, был свой приказ. В случае, если Илидир откажется, вывести первого и пригрозить ножом у горла, при большем упрямстве — пустить кровь, а вот в случае согласия — дождаться отъезда поезда и отпустить пленников. Чтобы они не сразу бросились докладывать о своём пленении. И что они расскажут? Что с ними хорошо обращались, что с ними уважительно общался сам цесаревич и интересовался порядками севера и Илидиром? Им не говорили, что вся операция обман, и в лагере было распоряжение об этом не распространяться. Дескать, всё в руках Императора.

Несмотря на сильное волнение, ночь перед отправкой спали почти все, кроме караульных, и на самом рассвете делегация выехала в Гидалию вслед за вторым почтовым голубем для Эзара, в письме у которого значилось только: «Мы добились успеха. Ожидайте нас с принцем».